Что ни день, то очередной вопрос. Я в них по горло увяз, как в болоте, у которого нет дна.

***

 — Папуля, смотри на меня! — кричит со «сладкой» карусели Юля, вскочившая на ноги и вскинувшая высоко руки.

— Детка, аккуратнее, — я махаю кистью вверх-вниз, жестом призывая ее сесть.

Кучкующиеся рядом мамочки сначала смотрят в мою сторону заинтересованно, а затем, после того как приглядятся повнимательнее, с ужасом округляют глаза и отворачиваются; некоторые даже отшагивают. Согласен, видок у меня отталкивающий. К одежде не придраться, а вот к свежести лица… Посмотрел бы я на то, как они пытаются сложить пазл в убийстве их дочерей, при этом оставаясь бодрячком.

«Ну и козлина же ты черствая, Метелин» — с осуждением проносится по чертогам разума голос подсознания.

Я бросаю взгляд на наручные часы и, мысленно посчитав, сколько времени мне понадобится на то, чтобы отойти к тележке с напитками, быстро шагаю по заданному курсу. В свой единственный выходной я бы предпочел поваляться дома, на диване, но Ксюша на протяжении недели выпрашивала поездку в парк развлечений, вот и пришлось выбраться из своего логова.

Собираясь сказать продавцу напитков: «Эспрессо, без сахара», я вдруг зависаю, осознав, о ком подумал вместо Юли.

Ругнувшись на самого себя, озвучиваю, наконец, заказ, расплачиваюсь и оглядываюсь на карусельный аттракцион с вращающимися кабинками в виде пирожных, в одной из которых находится Юля.

— Ваш кофе, пожалуйста, — молодая девушка за розовой тележкой с дежурной улыбкой протягивает мне бумажный стаканчик.

— Спасибо, — бормочу я, отхлебываю и самую малость расслабляюсь. Утром не успел залить в себя кофеиновое топливо, поэтому был заторможенным и никак не получалось собраться с мыслями. Еле заставил себя выволочить тело на улицу, усесться за руль и отправиться за дочкой, чтобы привезти ее сюда.

В кармане вибрирует телефон, но в каком именно узнаю, похлопав сперва по правому, затем по левому.

— Есть новости, — без лирических отступлений объявляет Прохоров, частный детектив.

— Слушаю.

— Я нашел Максима Рябинина, сменившего три с половиной года назад имя на Алексея Захарова.

— Так и знал, что без этого не обошлось… А со вторым что? Денисом Лапиным.

— Парень утонул прошлым летом.

— Сам? — понятия не имею, с чего вдруг я выдаю такую мысль, напрягшись всем телом.

— Несчастный случай. По официальной версии, — выждав паузу, сомневающимся тоном добавляет Прохоров. — Факты так совпали, что за несколько дней до своей смерти Денис обращался в Войковское отделение полиции с признанием.

— Каким?

— Мне неизвестно. Его заявление быстро замяли. Вернее, даже рассматривать не стали, и спустя четыре дня тело восемнадцатилетнего Дениса достали со дна Пироговского водохранилища.

Подозрительно — не то слово.

— Хорошо. По крайней мере, до одного можно добраться, — стараюсь во всем этом безумии найти толику прока. — Тебе удалось раздобыть контакты Рябинина?

— Скину смс-кой.

— Спасибо.

Прохоров роняет долгий, тяжелый вздох.

— Не нравится мне, куда это все ведет.

— Главное, что вообще ведет.

Но я подумаю об этом завтра. А сегодня в моем расписании одни аттракционы да молочные коктейли.

Возвращаюсь к к «сладкой» карусели, бегло мажу взглядом по здоровенным механическим кексам… и Юли среди детей не обнаруживаю. Провожу повторный зрительный осмотр, однако дочки по-прежнему нет в зоне моей видимости. Принявшись метаться вдоль розового деревянного заборчика, служащего ограждением, вытягиваю шею и стараюсь заглянуть как можно глубже в кабинки. Вдруг, она пригнулась, или нарочно спряталась от меня, желая разыграть.

Папе ничерта не весело, солнышко!

Я бросаю полный стаканчик в мусорную урну, перепрыгиваю заборчик и под всеобщее недоумение зевак лавирую между кабинками, выискивая Юлю. Сотрудник парка, ответственный за данный аттракцион, требует, чтобы я немедленно покинул карусельный круг. В ответ я вытряхиваю из него, куда запропастилась моя дочь. Когда шок сглаживается атрофирующим страхом, я понимаю, что накинулся на парнишку без реальных на то оснований.

Это Я проглядел, что Юля куда-то запропастилась. Это Я отошел на пару, как мне казалось, минут.

Я ее потерял.

После сытного ужина дети собираются в гостиной, чтобы посмотреть супергеройский фильм (опять же, желание крошки Яны включить мультик мальчишками не было услышано, но она все-таки предпочла компанию братьев нам, взрослым). Мы остаемся снаружи, коротая вечерние часы за непринужденными разговорами. Я не устаю любоваться пейзажами раскинувшегося вокруг участка небольшого леса. Неудивительно, что Марина с Сережей несколько лет назад перебрались из города во имя такой красоты, а главное спокойствия.

Когда время близится к десяти, Марина отлучается, чтобы уложить спать младшую дочь. Следом за Яной настает черед ее старших братьев, которым так же требуется мамино вмешательство в назревший спор. И для оставшихся в саду настает пора закругляться; остатки еды со стола переносятся на кухню, посуда моется, и уютнейшая беседка, подсвеченная гирляндами, пустеет. Но меня совсем не тянет к постели, не клонит в сон, так что я, пожелав всем спокойной ночи, крадусь на улицу и, подмяв под себя ноги и сгрудив под локтем декоративные подушки, с комфортом располагаюсь на диване. Для полного погружения в безмятежность использую наушники и включаю музыку.

Остается только ветерок, щекотливо гуляющий по открытым участкам кожи, игриво забирающийся под ткань длинного хлопкового сарафана и струящийся по спине. Слабые потоки вечернего воздуха путаются в волосах, колыхая тонкие прядки у лица.

Остаются запахи: аромат древесины, смолы, благоухающих яблонь. Мерное и обволакивающее дыхание ночи приносит глубинный покой, выравнивая пульс и даруя возможность насладиться сполна каждым мгновением. Время словно замедляет свой бег, но мне от этого совсем не больно.

Остаются звезды, вспыхивая одна за другой на почерневшем небосклоне. Мерцающая бриллиантовая россыпь завораживает настолько, что я с удивлением ощущаю, как из глаза сочится слеза.

Мир так красив.

И здесь, в эту секунду, я рада, что могу видеть, осязать и чувствовать душой его красоту.

Вдруг краем зрения улавливаю движение сбоку и выдергиваю один наушник, ставя песню на паузу.

— Не помешал? — присаживаясь рядом, уточняет Паша.

Я отрицательно качаю головой.

— Тоже не спится?

— Честно говоря, заметил тебя и захотел присоединиться. Что слушаешь? — кивает на мой телефон.

Я протягиваю ему наушник и включаю давнейшую песню Элтона Джона «Believe».

— Сто лет не слушал старину Джона, — усмехается Паша.

— Бывал на его концертах? — в моей голове проносится ряд красочных и отчетливых, словно это произошло только вчера, картинок с Амстердамского выступления легендарного британского композитора и певца. Матвей сделал мне подарок на пятую годовщину свадьбы, купив билет в Нидерланды и оплатив перелет с отелем, полностью взяв на себя заботу о четырехлетней Ксюше. Это одна из тех вещей, за которые я, несмотря ни на что, буду благодарна бывшему мужу.

— Да… — несколько мрачно и задумчиво отзывается Паша, дотрагивается до шеи и с натяжкой прокашливается, кривя лицо в болезненной гримасе, словно вместо слов в горле у него застряли иглы. — Со своей семьей.

Мне хочется взять его за руку. Я так и делаю. Тянусь ладонью к длинным пальцам Апрельского, которыми он до побелевших костяшек держится за край садового дивана, и бережно накрываю.

— Все в порядке, — то ли себя, то ли меня утешает Паша.

Мы оба понимаем, что это полуправда, ведь жизнь с подобным горем за плечами состоит из полумер. Частью себя мы неизменно будем принадлежать прошлому и покинувшим нас любимым, при этом строя планы на будущее без них. Находиться там и здесь — основная полумера, примирение с которой облегчит ВСЕ.