Именно так сложилось при торжествах, посвященных 60-летию образования Азербайджанской ССР. Празднование несколько раз переносили в ожидании приезда Брежнева. В конце концов тот дал указание праздновать без него, пообещав приехать в другой раз, а главным гостем назначил Соломенцева.

Для Алиева, конечно, было большим разочарованием получить вместо Генерального секретаря ЦК КПСС председателя Совмина РСФСР. Ведь в ходе торжеств легче запудрить мозги грандиозностью свершений и планов, чтобы добиться увеличения капиталовложений, в которых нуждались республики.

Разочарование в одном Алиев решил компенсировать в другом. В отсутствие престарелого и больного Генерального секретаря ЦК КПСС можно было в максимальной степени и для собственного удовольствия проявить себя хозяином положения. Величественные парад, демонстрация, торжественное собрание, митинги на предприятиях, народное гуляние с рослой и статной фигурой Алиева на переднем плане, казалось, создавали максимум условий для самовыражения азербайджанского лидера.

Но это только казалось. Кульминацией же стал заключительный аккорд торжеств, а именно государственный прием в честь гостей и участников празднеств.

В огромном банкетном зале собралось не менее тысячи человек. Часть пространства перед столом с главными гостями была освобождена, как оказалось, для выхода артистов.

Прием начался в семь вечера и закончился около полуночи. По ходу дела я поймал себя на том, что дважды на протяжении застолья захотел есть, потому что по протяженности вечер был соизмерим с рабочим днем.

На угощенье было бы грех жаловаться. Здесь было представлено все, чем богата азербайджанская земля и омывающие ее воды Каспия. Мясо молодого барашка с рубиновыми зернами гранатового яблока. Пушистый ханский рис бакинского плова, обильно покрытый золотом ленкоранского шафрана. Осетровая икра сиюминутного посола и свежий, с огня, шашлык из этой самой ценной рыбы на земле. Ко всему этому коньяк того качества, которое было определено еще рецептурой заводчика Шустова.

Столь щедрое угощение призвано было привести гостей в самое доброе расположение духа и дать им достаточно силы. Ибо предстояло внимать тосту, который по продолжительности, пышности слога, красоте сценарной оранжировки мог претендовать на увековечение в книге рекордов Гиннесса.

Естественно, тост Гейдара Алиевича Алиева включал в себя целые разделы: за партию, ее генерального секретаря и ленинский ЦК, за братские республики, за каждую в отдельности, за их руководителей, за нерушимый союз рабочих и крестьян и за каждый из этих классов с прослойкой интеллигенции, за доблестные Вооруженные силы, за передовую советскую науку, за выдающиеся достижения культуры нашей страны.

Тост был составлен так, что в него вплетались выступления звезд азербайджанской сцены, которые были не просто вставными номерами и не частью концерта, а как бы иллюстрациями отдельных положений речи Алиева. Например, он по ходу тоста говорил о русском народе и в подтверждение добрых чувств просил хор исполнить русскую песню.

Так в потоке речи ее украшали своим мастерством и талантом Бейбутов, Магомаев, Бюль-Бюль-оглы.

Каждый фрагмент тоста был подлинным литературным шедевром. Здесь были цитаты из азербайджанской поэзии, произведений Пушкина, Шевченко и Руставели. Были экскурсы в историю, воспоминания, обращения к высказываниям сидевших в зале политических деятелей.

При этом, провозглашая одну за другой развернутые обширные здравицы, Алиев даже не держал в руках никакого текста. Казалось, что он живет тем, что говорит. Просто вроде бы положение хозяина позволило ему высказать наконец то что копилось годами в его сознании.

По ходу речи Алиева я наблюдал, как сидящий чуть в стороне от него Шеварднадзе кидал на оратора взгляды, которыми нередко из-за кулис один эстрадный артист сопровождает удачное солирование коллеги. В этом взгляде и признание достоинств, и сарказм по поводу уловленных специалистом недостатков, и зарок на будущее: дескать, у меня будет лучше!

Под влиянием профессионального любопытства я дважды подходил к сидевшему рядом с Алиевым Соломенцеву. И тут мне раскрылась технология столь протяженного и красочного выступления.

Каждый раз, приглашая кого-либо из артистов принять эстафету здравицы, он опускал глаза к листам лежащего перед ним сценария. Читал текст очередного фрагмента, и как только артист уходил с подиума, продолжал прерванную было речь. Причем делал это артистично, с импровизацией, не оставляя и тени сомнений, будто для выступления ему не нужно никакой подсказки.

Это выступление в целом представляло образец высокого искусства как с точки зрения замысла, так и исполнения.

Алиев тогда еще не пережил ни личного одиночества, ни тяжелого сердечного недуга, ни временной потери родины. Герой Социалистического Труда, кандидат в члены политбюро Гейдар Али Рза оглы Алиев был полон сил в свои пятьдесят пять лет. Историк по образованию, хозяин страны по общественному положению, демагог и лицедей по манере общения, он демонстрировал блестящее соединение ораторского мастерства с авторитетом олицетворяемой им власти.

Думаю, что все эти качества во многом предопределили органическое верховенство Алиева во властных структурах Азербайджана на долгий срок вперед. Даже когда развалился Советский Союз и кончилась власть КПСС, когда Алиев вернулся в Баку после тяжелейшей болезни, ореол избранника судьбы, сильного и мудрого деятеля помог ему не только вернуть себе под руку Азербайджан, но и предотвратить гражданскую войну, снизить издержки военных неудач.

Однако вернемся к тому государственному приему в честь 60-летия образования Азербайджанской ССР и тосту Алиева, который находится в центре этого рассказа. Около одиннадцати часов ночи, когда речь хозяина пиршества все больше выходила на финишные обобщения, Соломенцев через офицера охраны пригласил меня подойти к нему, кое о чем посоветоваться. О предмете переживаний догадаться было нетрудно.

— Ты видишь, какую речь закатил Гейдар Алиевич, — шепнул в мою сторону Соломенцев, когда я сел на стул за его спиной, но в дальней от Алиева стороне. — Ау нас сколько заготовлено? Три страницы! С другой стороны, если так же обо всем говорить, так мы до утра не разойдемся.

Видимо, Соломенцев уже пришел к определенному выводу, но ему нужно было опереться еще на чье-нибудь мнение или поразмышлять вслух.

Для меня было очевидно, что соревноваться с Алиевым в красноречии и всеохватности тоста было бы бессмысленной затеей. В принципе, Соломенцев мог бы, конечно, и без бумажной шпаргалки произнести застольную речь. Однако импровизация в присутствии руководителей всех союзных республик, Москвы и Ленинграда, многих министров, военачальников несла бы немалый риск, поскольку кого-то можно было бы пропустить, что обернулось бы непременными пересудами. Да и вообще, каждый живет своей традицией, подстраиваться под чью-то манеру — гиблое дело. Такое мнение я и высказал на нашем своеобразном совете на «поле боя».

— Я тоже так думаю, — принял Соломенцев спасительную точку зрения. — С нашей стороны обо всем будет сказано — о партии, о руководстве, об Азербайджане, о дружбе республик. Только в общем плане. Это даже весомее, чем о каждом из этого по отдельности.

Так и было сделано. Речь Соломенцева никоим образом не соревновалась с выступлением Алиева. Резкий контраст по красочности и особенно продолжительности был воспринят, кажется, с признательностью уставшей публикой.

На следующий день речь Алиева заняла в газетах до двух с половиной полос. Это примерно 50 машинописных страниц. Подобного по продолжительности тоста мне больше услышать не пришлось.

Возможно, Шеварднадзе превзошел бы его на следовавшем за азербайджанским праздником, 60-летием Грузии. Мне тоже довелось быть на том торжестве. Нотолько там главным гостем был уже слегка поправившийся Брежнев.

Так же проходил торжественный ужин. Гостей пригласили в самое, может быть, живописное место Грузии — ресторан на поднимающейся над Тбилиси горе, той, что чуть повыше пантеона, где погребен Грибоедов.