Генерал-губернатор продолжил.

— А на других языках? Каких-нибудь местных, колониальных?

Капитан немного помедлил, прежде чем ответил.

— Нет. Даже если это сторожевой корабль колонии с полностью местным экипажем. Это просто запрещено.

— Прекрасно. То есть, я не мог встретить крейсер, который бы отправлял сообщения не на английском языке?

Капитан нахмурился.

— Ваша Светлость, если это какая-то шутка…

— Это не шутка, капитан. Мы были правы. Подлодка всплыла для встречи с грузовым кораблём. Но на корабле я не встретил ни англичан, ни немцев, ни каких-либо европейцев вообще. И говорили они на неизвестном мне языке.

— Но это… — морской офицер нахмурился. — А как они выглядели?

Мартен не стал отвечать, он просто показал. Сосредоточился и создал проекцию.

— Американец? — капитан удивился. — И много их было на корабле?

Мартен заинтересованно посмотрел на капитана.

— Весь экипаж. Значит, это — житель американской колонии?

— Да, Ваша Светлость. Мы заходили в их порты, общались с туземцами. Непривычно выглядят, говорят с акцентом, но то же самое можно сказать о любой колонии.

— И что вас так удивило в факте экипажа из американцев? — спросил Дмитрий.

— Да то, что у них нет разрешения на собственные корабли.

— Однако корабли у них есть. И не только грузовые. Меня обстреляли с боевого корабля, предположу, что крейсера.

— Этого не может быть!

Мартен вопросительно изогнул бровь.

— Вы сомневаетесь в моих словах? Или в том, что я правильно понял увиденное?

— Ваша Светлость! — капитан и не думал тушеваться. — Законы Священной Римской Империи строги в этом отношении! Британцы ревностно защищают свои морские привилегии! Максимум, на который может рассчитывать колония — патрульный катер. Всё, что плавает, имеет пушку или торпеду — уже часть флота, и может быть только временно предоставлено колонии. А значит, на судне будет экипаж военно-морского флота, то есть как минимум половина офицеров — британцы. Крейсер у колонии — нонсенс!

Спич не возымел на генерал-губернатора заметного эффекта.

— А грузовое судно? — спросил Мартен.

— Тоже есть тонкости. Штурман — всегда британец. А корабельный врач — обязательно европеец из титульных наций.

— Спасибо за консультацию, Антон Тимофеевич. Возвращаемся.

Российская Империя. Железная дорога

Февраль 1984 года

Максим остановил поток воды, и душ перестал заглушать мерное постукивание колёс. Волконский посмотрел в зеркало. Раны уже затянулись, но ещё остались шрамы, придававшие мускулистому телу брутальности. Улыбнувшись, Максим прошёл в узкое, хоть и богато обставленное купе, чтобы неспешно одеться. На столе лежал футляр, в котором покоился артефактный клинок. Максим то и дело косился на него. Одевшись, князь открыл футляр и погладил рукоять. Удовлетворившись этим, князь покинул купе.

В вагоне-ресторане Максим присоединился к остальным. Слава сидела за отдельным столиком, прикрыв глаза и расслабившись в кресле. За основным столом сидели Шемякин, Доброславова и Тихомирова. Бойцы Волконских в количестве четверых, при оружии, заняли самый дальний столик в другом конце вагона и выполняли роль охраны.

— Вы выкупили два вагона? — спросил Волконский, присаживаясь за общий стол.

— Ага, — подтвердила Людмила, — По документам здесь едут какие-то дворяне, возвращаются из санатория.

— Мы в розыске? — спросила Ольга.

Максим отрицательно покачал головой.

— Нет. СКАПы поймали и наказали демонопоклонников, проблема решена, всем радоваться.

— Это точно? — нахмурилась Тихомирова.

Волконский кивнул.

— Наш человек уверял, что да. Все мероприятия свёрнуты. Бойцы, оставшиеся в живых, вернулись в лагерь и спешно собирались.

— Ещё бы они спешно не собирались, — проворчал Михаил. — У местных к ним есть много интересных вопросов.

— Значит, всё же покушение, — вздохнула Тихомирова.

— А ты думала, они по ошибке войну в горах устроили? — хмыкнула Слава.

Ольга бросила на девушку испепеляющий взгляд, но Максим заговорил первым.

— Не ссорьтесь, мы в одной команде. И Слава, мы только что побывали в стрессовой ситуации. И далеко не все из нас способны бежать на танк, когда он по тебе стреляет.

— Это был не танк, князь, — поправила Слава.

— Ты бы пережила попадание снаряда?

— Одного — почти наверняка, — подтвердила девушка.

— А Ольге хватило бы удачной пули или осколка. Поэтому, пожалуйста…

Максим замолчал. Слава вздохнула, открыла глаза и посмотрела на Тихомирову.

— Княжна, прошу прощения. Без обид.

Максим перевёл выразительный взгляд на Ольгу, та кивнула:

— Извинения приняты. Без обид.

— Касательно покушения. Совсем расслабляться я не советую. Но активного преследования почти наверняка не будет. Впрочем, это и так очевидно, ведь мы…

В вагон вошла Кэтино. Максим замолчал и проследил, как грузинка прошла и села за общий стол.

— Вы решили остаться с нами? — спросил Волконский.

— Это было очевидно, когда я поднялась в вагон вместе со всеми, — отозвалась мрачная Кочакидзе.

Максим мягко улыбнулся.

— Кэтино, я говорю не о свершившемся факте, а о мотивах, вас на этот поступок подтолкнувших.

— Вы убедились, что за смертью Павла и Бориса стоит один из Романовых. И вижу, никакого удивления ни у кого этот факт не вызывает.

Слава поднялась и встала у общего стола.

— Расклад, девочки, такой.

Проигнорировал взгляды Ольги и Кэтино, Слава начала рассказывать.

— Дмитрий Мартен получил видение будущего. Несколько десятков лет войны между двумя империями.

— Это невозможно! — вставила Ольга.

— Пусть так, но он эту «невозможную» войну прошёл почти от начала и до конца, даже пост травматическое расстройство получил. В этом видении Петроград был уничтожен, и половина империи полыхала. Миллионы убитых с обеих сторон.

— А как он получил видение? — спросила Кэтино.

Ответил ей Волконский.

— Демон Гамаюн. И, отпережая вопрос, нет, его мы допросить не сможем. Тварь банально слишком сильна, к тому же не заперта на своём плане.

— Видение получил не только Дмитрий. Там ещё пара человек, но у них свои версии. Выглядит всё так, будто некто подталкивает Дмитрия к определённым действиям.

— Сначала Григорий Мартен готовился к войне, — взял слово Михаил. — В видении он провёл ритуал, вернувший Дмитрия в наше настоящее. Подвернувшийся последний шанс, так сказать. Герцог готовился воевать со Священной Римской Империей. Сделать как можно больше, чтобы изменить расклад сил, изменить ситуацию. Он искренне считал, что видел будущее. Что прожил свою жизнь и вернулся в прошлое.

— А затем мы выяснили, что это были именно видения, — закончил мысль Волконский.

— И хотим понять, кто и зачем показал ему эти ужасы, — снова взяла слово Слава. — На вопрос «зачем» у нас пока ответа нет. Однако есть предположение в ответе на вопрос «кто».

— Предположение? — спросила Ольга. — Снова предположения?

— К сожалению, княжна, — признал Волконский. — Косвенные улики не являются доказательствами. Наши умозаключения тем более являются лишь умозаключениями.

— Тогда что вам известно точно? — спросила Кэтино.

Волконский посмотрел на Славу. Девушка, вздохнув, села.

— Касательно недавнего восстания. Во всех восставших колониях производились перестановки в управляющем составу. Компетентные исполнители переводились в метрополию, их место занимали либо местные кадры, либо люди некомпетентные, уже имевшие провалы. И эта политика шла не месяц и даже не год, а десяток лет. Постепенно, незаметно. На местных аккуратно давили, вызывали закономерное сопротивление, и в то же время показывали дыры в системе, позволяя набирать силу и власть.

Девушка развела руками.

— Если не знать, что искать — всё закономерно. Недальновидная политика колониального правления привела к восстанию. Однако на запросы о проведении ревизий и проверок отвечали отказом, либо кто-то внезапно предупреждал местных, давая возможность подготовиться и скрыть всё компрометирующее. Колониальным гарнизонам прямо приказывали не вмешиваться в местные дела и вообще не показывать нос с базы, пока местные готовили поляну. А потом колониалам демонстрировали представление, всё чинно и культурно.