— Я здесь входил в курс дела, знакомился с хозяйством, доставшимся по наследству, — со вздохом ответил Дмитрий.

«Хм. Разрешите поинтересоваться. И как оно?» — спросил герцог.

— Повторю слова генерал-лейтенанта Григоровича. Врать не люблю, а материться не хочу. Я морально готовился, но всё равно нахожусь под впечатлением от открывшихся глубин. Не хотел принимать поспешных решений, но гражданскую администрацию колонии я отправил в отставку. Хотя некоторых стоило расстрелять.

Из трубки донёсся задумчивый стук пальцев.

«Понимаю. И вы оказались без команды. Вообще без подчинённых, если не считать генерал-лейтенанта. Борис Петрович, я уверен, вам окажет всю возможную поддержку, однако…»

— Да, у него тоже ресурсы не безграничны, да и нужны мне люди несколько иных достоинств и умений. Однако команда, которую я вёз с собой, к сожалению, потеряна.

«Мы все искренне сочувствуем вам, Дмитрий. И если МЫ можем чем-то вам помочь…» — правильно всё понял Крейц.

— Можете, герцог. Мне нужен управляющий и хотя бы десяток человек, чтобы начать работу. Причём в первую очередь адекватный, а не идейный. Я ознакомился с проделанной работой. Да, в целом это полный провал. Однако некоторые инициативы я бы не сворачивал, а развил. Мне нужен человек, достаточно гибкий в подходе.

«Понимаю, — голос Крейца стал менее дружелюбен. — Вы хотите позволить пацифистам уйти из колонии, не потеряв лица».

— Да, по возможности. Сам бы с удовольствием макнул кое-кого лицом в ту кучу, которую они мне здесь оставили. Да, я знаю, что в краткосрочной перспективе вам это принесёт много пользы. Но если рассматривать долгосрочную перспективу…

«Я понял, Дмитрий. Хорошо, будь по-твоему. Мы подберём подходящего человека и отправим тебе. Как я понимаю, он нужен тебе ещё вчера?»

Мартен подтвердил.

— Да, в идеале ещё вчера.

«Максимум через неделю он будет у тебя. Это я могу обещать» — заверил Крейц.

— Спасибо, Олег Михайлович.

Вечером Дмитрий вышел на улицу. Выглядел он непримечательно, просто юноша в хорошем костюме. Оглядевшись, Мартен двинулся по дороге в поисках заведения, где мог бы перекусить. Улицы Оита отличались от привычных ему городов родины. Дома, вывески, быт. Треть прохожих — русские, по большей части военные. Остальные — местные. Местные делились на тех, кто одевался по русской моде, и на тех, кто носил традиционные одежды, в соотношении примерно пятьдесят на пятьдесят.

Насмотревшись на виды города, Дмитрий свернул в одно заведение, занявшее пристройку первого этажа и отделяемое от улицы занавесками норэн, заказав наугад какое-то блюдо. Отдельных столиков в маленькой забегаловке не было, Дмитрий сидел прямо за стойкой, вполне сносно обращаясь с палочками для еды. И даже успел расправиться с половиной блюда, когда к нему подошёл парень-японец.

— Вам нужно отсюда уйти, — сказал парень.

Дмитрий обернулся, оглядев пацана. Было ему от пятнадцати до семнадцати или восемнадцати. Горожанин, и не из уличной шпаны.

— Доем и пойду.

— Вы не поняли. Вам здесь не рады.

— Это я уже заметил, — хмыкнул Мартен.

Сидевший через одно место немолодой японец счёл за лучшее убраться подальше.

— Вы не поняли, — повторил паренёк.

— Слушай, не рады вообще гайдзинам, или конкретно мне? — уточнил Куница.

— Вам, — кивнул японец.

Во время этого разговора снаружи, на противоположной стороне улицы, собирались японцы, в основном молодые, одетые незамысловато. Три, пять, восемь, они вставали парами и тройками, будто для разговора. В какой-то момент у тротуара остановился пикап местного производства. Собравшиеся не сговариваясь бросились к багажнику. Первый, откинув плотную ткань, закрывавшую сваленное кучей оружие, подхватил автомат.

Куница обернулся в сторону улицы и удовлетворённо улыбнулся.

— Ну наконец-то.

Пока японцы разбирали оружие и вставали на позицию, чтобы не мешать друг другу, прохожие разбежались в разные стороны, очистив улицу. Неизвестные без команды навелись на кафе и открыли огонь. Только пули, вопреки ожиданиям стрелков, останавливались, немного не долетая до занавесок. Мартен спокойно вышел на улицу, сунув руки в карманы, и неспешным шагом двинулся к стрелкам. Японцы сосредоточили огонь на генерал-губернаторе, однако плотность огня только упала. Немногочисленное скорострельное оружие, не отличаясь качеством, захлёбывалось от длинных очередей. Когда Мартен пересёк половину пути, уже в основном бахали одиночные выстрелы винтовок, хоть и довольно плотно.

Один из японцев дёрнулся к кузову и схватил ручной гранатомёт.

— А вот этого не надо.

Перед Дмитрием возникла голубоватая дымка энергии, выстрелившая в японца. Секунда, и от неудачливого гранатомётчика остаётся только прах. Водитель пикапа давит по газам, надеясь удрать. Второй сгусток энергии ударяет в переднюю часть автомобиля, уничтожая часть колеса и половину двигателя.

Мартен вскидывает руки, короткое свечение магии, и стрелки падают, роняя оружие. Дмитрий подходит к самому старшему из всех и приподнимает.

— А теперь мы с тобой предметно поговорим.

Японец ответил на своём языке. Он выкрикивал слова, а лицо его исказила ярость.

— Судя по интонациям, это были ругательства, — спокойно констатировал Дмитрий.

Один взмах, тело ближайшего стрелка поднимается в воздух, будто подхваченное невидимой рукой.

— Давай покажу, что испытали мои брат и сестра.

Мартен щёлкнул пальцами, и тела стрелка вспыхнуло. Улицу заполнил крик боли. Несколько секунд парень дёргался и орал. Мартен снова щёлкнул пальцами, и пламя исчезло. Стрелок продолжал висеть в воздухе, живой. Генерал-губернатор раскрыл ладонь, и горевший окутался золотым светом. Ожоги на его теле не исчезли, но затянулись. Ещё один взмах, и в воздух поднимаются все стрелки, кроме одного, замершего в страхе под ногами Куницы.

— Хочешь узнать, насколько их хватит? Пламя. Лечение. Пламя. Лечение. Это куда страшнее, чем просто сгорать заживо. В промежутках между болью беспомощно висеть и ждать новой агонии. Они сойдут с ума от боли куда быстрее, чем умрут. Ну что? Готов говорить?

— Я скажу! — с жутким акцентом отозвался японец.

Петроград. Особняк Кудрявцевых

Январь 1984 года

Ворота гаража поехали вверх, впуская морозный ночной воздух. Мотоциклист не дождался полного открытия, проскочив, едва створка поднялась чуть выше лобового стекла. Заняв место в глубине гаража, Славяна заглушила двигатель и слезла с железного коня. Положив шлем на полку, она нажала на кнопку закрытия ворот и через внутреннюю дверь направилась в особняк.

Это был небольшой дом, а не постоянная резиденция, — кухня, столовая, всего несколько комнат. Зайдя в прихожую, Слава сбросила плотную куртку, в вечернем топе её руки, плечи и большая часть спины были оголены.

— Это ещё что такое⁈ — выкрик матери заставил Славяну резко развернуться.

Виктория Кудрявцева смотрела на дочь с изумлением и неодобрением.

— Проклятье… — выдохнула девушка устало, отворачиваясь.

— Славяна Григорьевна! Что у вас на спине⁈

В прихожую вошёл настороженный отец.

— В чём дело? Что с ней? — спросил он.

— Что вы здесь делаете? — игнорируя вопросы родителей спросила Слава.

— Повежливее, юная леди! — одёрнула дочь Виктория. — Повернись и покажи спину отцу!

Слава закатила глаза и, подняв длинные волосы одной рукой, развернулась. Поскольку топ сходился на спине чуть ниже поясницы, родители смогли увидеть большую часть татуировки.

— Слава, что это такое? — повторил вопрос жены Григорий.

Девушка развернулась лицом к родителям.

— Татуировка.

— Я вижу, что это татуировка. О чём ты думала, когда её наносила?

Слава сложила руки в замок.

— О том, что это красиво, само собой.

Виктория всплеснула руками.

— Так. Подождите. Давайте пойдём в столовую и присядем.