Сильные пальцы бездушно сжимают мою челюсть, впиваются в щеки и грубой силой поворачивают мое лицо к его лицу.

— Осторожно, — предупреждает он напряженным голосом. — Помни, с кем ты разговариваешь.

Я упрямо поднимаю к нему подбородок.

— Ты имеешь в виду с пресловутым «Диабло »?

— Нет, с твоим мужем , который ни черта ни с кем тебя не поделит, — поправляет он в ярости. Сжав мою челюсть, он приближает свой рот к моему в нескольких дюймах. — Но если ты подтолкнешь меня к этому, тогда да, Эль Диабло . Ты видела, что я делаю с человеком, который пренебрегал мной. Представь себе, что я способен сделать с тем, кто приближается к тебе, с тем, кто прикасается к тому, что принадлежит мне .

Я вырываю челюсть из его руки и толкаю его в грудь, пока он не отпускает меня. Вставая на ноги, я поднимаю подбородок так, что наши лица оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Другие пары продолжают танцевать вокруг нас, не обращая внимания, а мы стоим в стороне, как будто собираемся убить друг друга.

— Это не обман, — шиплю я. Его челюсти сжимаются, мышцы на щеке беспорядочно подергиваются. — Мы не спали вместе. Я не твоя.

Я не буду просить его ни о чем, если он не освободит для меня места. Преследование меня было связано с его эго, а не со мной . Не тогда, когда я была явно настолько заменима.

С меня достаточно.

— Не испытывай меня, Тесс, — предупреждает он, его голос теперь становится опасно мягким.

Я ухожу с танцпола, не отвечая, оставляя его стоять в море пар и смотреть мне вслед.

✽✽✽

Глава 37

Тесс

Я продолжаю идти, не зная, куда иду, и только моя ярость и ревность направляют меня, пока я теряюсь в этом огромном особняке. Зона торжества была оцеплена, и я уверена, что сейчас забрела в зону частного дома, но даже не помню, как приняла такое решение.

Дом старый и красивый, построенный, если можно так предположить, в 1950-х годах или раньше. Я пытаюсь сосредоточиться на тщательной детализации, чтобы успокоиться, но кровь все еще бурлит в моих жилах.

Нет никого, никого , кто мог бы заставить меня потерять самообладание, как Тьяго. Он делает это без особых усилий, и это бесит.

Я хожу туда-сюда по какому-то вестибюлю, желая, чтобы мое сердце успокоилось, чтобы я могла получить доступ к рациональной части моего мозга, а не к ревнивой гадюке, которая все еще кричит на меня, чтобы я выследила Клаудию и, честно говоря, дала пощечину этому живому дерьму.

Однако еще более тревожными, чем гнев, являются слезы, грозящие появиться. Мне хотелось бы притвориться, что я не знаю, почему мне хочется плакать, но я знаю. Потому что после долгих телефонных звонков, после совместного мороженого и подшучиваний, после ссор и жарких, напряженных моментов страсти он начал чувствовать, что, возможно, он не принадлежит мне. Я не предполагала, что другие женщины могут думать так же. Бороться с призраком уже достаточно тяжело, не добавляя живой конкуренции.

Раздраженно топнув ногой, я вскрикнула от разочарования и от своей наивности. От этих необъяснимых, непрактичных чувств, кружащихся в моей груди.

Мой взгляд ловит что-то красное. Это конверт, положенный на миску с ключами и другими безделушками на каминной полке. Что-то в этом кажется мне знакомым, но я не знаю почему.

Это не самая мудрая идея, но, безусловно, самая грубая — копаться в чужих вещах. Я понимаю, что даже не знаю, чей это дом. Я никогда не спрашивала Тьяго.

Любопытство все равно заставляет меня взять конверт. Я определенно узнаю этот герб.

«Шнырять по этому дому — невероятно опасная и опрометчивая авантюра», — сообщает мне глубокий, холодный голос. Угроза умеренная, но почему-то присутствует в его тоне, как будто он знает, что ему не нужно прилагать особых усилий, чтобы напугать меня.

Вздрогнув, я оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с самым большим мужчиной, которого я когда-либо видела в своей жизни. Эта часть дома погружена во тьму, весь свет выключен, за исключением одного, приглушенного над каминной полкой, так что я могу различить лишь часть его черт.

На вид ему около сорока пяти, он невероятно привлекателен, у него каштановые волосы, скулы, нарисованные скальпелем, и поразительно яркие серые глаза. Это настоящая гора мужчины ростом не менее шести футов пяти дюймов с большими, широкими плечами, натянутыми под смокингом.

— Отойдите! — говорю я, размахивая руками, как будто моему присутствию здесь есть простое объяснение. — Пожалуйста, никому не говорите. Мне просто показалось, что я узнала герб на этом конверте. Я не вор или что-то в этом роде.

Он выходит вперед, изучая меня острыми серебряными глазами.

— Это герб моей средней школы.

— О, это ваш дом, — говорю я неуклюже, мои щеки пылают красным. — Тогда мне вдвойне жаль, что я подсматривала и не знала, кто пригласил меня в свой дом.

Он одаривает меня расчетливой улыбкой. Это не недружелюбно, но и намека на теплоту в нем нет. Тем не менее, он продолжает меня развлекать. — Академия Королевской Короны, — говорит он. — Это их герб.

Мой рот издает шокированное «о», прежде чем я чмокаю себя по лбу и смеюсь. — Вот почему я это узнала. Мой брат там профессор.

В его взгляде появляется явный интерес там, где раньше его не было. Он закрывает пространство между нами, забирает у меня конверт и задумчиво смотрит на него. Через мгновение его глаза снова поднимаются на мои.

— Это интересное совпадение. Моя дочь сейчас там учится. Интересно, он один из ее учителей или нет, — говорит он. Протягивая руку, он добавляет: — Я Каллум.

Я кладу свою гораздо меньшую по размеру руку в его. — Я-

— Я вижу, ты познакомился с моей женой, Телье.

Тьяго зловеще появляется из тени, на его лице отразилось разрушительное выражение. Черный взгляд в его глазах, когда его взгляд скользнул туда, где мы с Каллумом держимся за руки, настолько явно враждебен, что меня пробирает сильная дрожь. Татуировка в виде слезы угрожающе дергается под его темным взглядом.

— Убери руку, — приказывает он. — Или потеряешь ее.

Я немедленно ослабляю хватку и отдергиваю руку, но Каллум удерживает ее. Он затягивает момент, чтобы сделать нагло долгий вздох. Челюсть Тьяго опасно сжимается. Он выглядит готовым сорваться, когда Каллум наконец делает то, что он сказал, и отпускает мою руку.

Я не уверена, в какую игру играет наш хозяин, но температура вокруг нас только что упала на двадцать градусов.

Мой муж напряженно приближается ко мне, его плечи напряжены, и он враждебно смотрит на другого мужчину. Я молчу, глаза бегают между ними двумя, не зная, что делать с таким ощутимым напряжением, угрожающе нависшим над нами.

Когда Тьяго подходит ко мне, он бросает ядовитый взгляд на Каллума, прежде чем повернуться ко мне, обхватив меня за затылок и яростно прижав свой рот к моему. Я задыхаюсь, застигнутая врасплох, и он использует эту возможность, чтобы засунуть язык мне в рот. Жадные, нетерпеливые руки схватили меня за задницу и крепко прижали к нему, так, что все его тело напряглось от агрессии. Он предупреждающе кусает мою нижнюю губу, засасывает нежную кожу в рот, сжимает мои волосы и болезненно дергает их. Я отчаянно хватаюсь за лацканы его смокинга, пытаясь не отставать от жестокого территориального нападения и совершенно забывая, что у нас есть публика.

Боже, прошло несколько недель с тех пор, как он меня поцеловал. Я скучала по ощущению его губ на своих.

Поцелуй закончился почти так же внезапно, как и начался. Тьяго отстраняется ровно настолько, чтобы я наткнулась на него, его зрачки расширены, глаза черные, а рот, теперь уже покрытый помадой, растягивается в мрачно-высокомерной улыбке.

Ошеломленная, я позволила ему затащить меня на свою сторону, прижав к себе рукой, сжимая меня за талию. Он поворачивается к Каллуму, и моя помада все еще у него на губах. Непристойно-собственническое то, как он лениво облизывает губы, сделано намеренно, опасный тон и сдержанные эмоции в его голосе являются явным предупреждением.