Тьяго выхватывает газету из рук и кладет мне на колени. Затем мне в пальцы вставляют ручку.

Вверху выштамповано «Свидетельство о браке», мое имя выгравировано под пустой строкой внизу.

Я смотрю на него непонимающе. Кажется сюрреалистичным смотреть на свое свидетельство о браке. Знание этого одного хрупкого листа бумаги — это все, что нужно, чтобы связать нас вместе. Он составил его в тот день, когда я сбежал?

— Подпиши, — приказывает он.

Меня охватывает буря эмоций. Я в ловушке. Попала в ловушку брака без любви и, скорее всего, жестоко, как и моя мать. Я так отчаянно пыталась избежать ее участи. На секунду мне показалось, что я это сделала.

Слёзы жгут в уголках моих глаз.

— Подпиши его, или я вернусь и представлюсь как следует твоему брату.

Я бросаю на него уничтожающий взгляд, который сравнял бы с землей любого другого. Тьяго просто усмехается, кажется, он наслаждается моим гневом так же, как и моей капитуляцией.

Моя рука дрожит, когда ручка касается страницы. И вот все готово, менее чем за секунду, почти впечатляющее отсутствием помпезности и торжественности.

Тьяго вырывает бумагу из-под моей ладони и долго смотрит на мою подпись, зловещая удовлетворенная улыбка тронула его губы. Он подписывает свое имя, делает фотографию и возвращает ее священнику.

— Свидетели находятся снаружи. Пусть они подпишут, а затем зарегистрируют его.

— Конечно.

— Первым делом завтра.

Священник заметно сглатывает суровый приказ, понимая не такой уж тонкий подтекст того, что с ним произойдет, если он не выполнит приказ.

Последние десять минут кажутся полным размытием. Я только что отдала свою жизнь этому человеку, который хочет от меня всего.

Этот человек, который хочет всего, но не может дать мне взамен ничего даже близкого к тому же. Горечь душит меня, как и несправедливость моих обстоятельств.

Я замужем .

Замужем.

Тьяго снимает свой черный пиджак, при этом его плечи эротично двигаются под классической рубашкой. Хотя я не вижу его кожи, я могу представить, как гибко двигаются его мышцы, когда он сбрасывает с себя оскорбительную одежду.

Он складывает его и бросает на другие сиденья. Его глаза ледяным взглядом поднимаются вверх и встречаются со священником.

— Уйди, — рявкает он.

Священник выполняет приказ, даже не взглянув на меня, счастливый спасти свою шкуру. Затем дверь захлопывается. Мое неверие в свое семейное положение испарилось в одно мгновение, когда я внезапно осознала, что застряла в клетке с разъяренным хищником, одержимым желанием съесть свою добычу.

Но Тьяго не смотрит на меня. Он сгибает руку в локте и расстегивает манжету своей классической рубашки, а затем начинает медленно — так медленно, что мучительно смотреть — закатывать рукав вверх по руке.

В горле у меня пересыхает, глаза прикованы к коже, которую он раскрывает дюйм за дюймом. Его предплечье покрыто татуировками и состоит из жилистых мышц и выраженных мужских вен, идущих по всей длине руки и исчезающих в рубашке.

Он повторяет тот же процесс с другим рукавом, его движения такие же неторопливые, как и с первым, потому что он знает, что поймал меня в ловушку, и мне некуда идти. Закончив, он хватает узел галстука и дергает его. Он срывает его так, будто оно душит его, и засовывает в карман брюк, причем его действия полностью противоречат той заботе, с которой он проявлял свои рукава. Затем его пальцы танцуют на воротнике, расстегивая сначала одну пуговицу, затем другую, обнажая еще больше татуированной кожи.

Тогда, и только тогда, он наконец смотрит на меня.

Животные глаза находят мои и лишают меня дыхания одним опустошающим испепеляющим взглядом. Его взгляд пронзает меня с разрушительной силой взрыва, разбивая осколки и пронзая все мои жизненно важные органы.

Он приближается ко мне, его тело увеличивается в размерах, пока я не чувствую, что он съедает все пространство, а затем его губа изгибается назад, а зубы обнажаются, и он произносит одно слово.

Обещание, угроза.

Физическая боль.

— Жена.

✽✽✽

Часть третья

Собственность

Глава 27

Тьяго

— Жена.

Это слово скатывается с моего языка с легкостью и черт возьми , заставляет собственнического дьявола внутри меня рычать от удовлетворения, что я наконец-то могу так сказать.

Тесс вздрагивает. — Что ты..

Я протягиваю руку через разделяющее нас расстояние и обхватываю рукой ее затылок. Слова мгновенно замирают на ее языке, в то время неприличная ухмылка тронула мои губы. Мои глаза встречаются с ее, мои зрачки расширяются от эротического намерения.

— Время поцеловать невесту, — мрачно хриплю я.

Она шипит резким вздохом.

Хорошо.

Ей это понадобится.

Я тащу ее через сиденье и прижимаюсь к ней губами. Она хнычет, руки прижимаются к моей груди, но я прижимаю ее к себе. Мой язык грубо просовывает ее губы в поисках ее.

Ее вкус снова после всего лишь одного поцелуя, после всех этих недель, — это пьянящий кошмар. Я сжимаю ее волосы в кулаке, чтобы она не отодвинулась, но это также приводит к непреднамеренному эффекту: ее опьяняющий аромат доносится от ее локонов до моего носа, электризуя меня.

Этот поцелуй — скорее нападение, чем соблазнение, запланированная месть за побег от меня, а не счастливое воссоединение. Я кусаю ее губу до крови и проглатываю ее ответный вздох в рот.

Я тверд как чертов камень после одного поцелуя.

Она такая реактивная, ее руки больше не толкают меня, а крепко держат мою рубашку. И когда ее язык осторожно высовывается изо рта и встречается с моим, я громко стону. Даже сквозь пряность конфет с корицей я чувствую ее вкус. Мощный и свежий, как первый глоток кока-колы после жаркого летнего дня. Я тяну ее нижнюю губу между своими, успокаивая нежную кожу. Когда она тихо стонет, я отрываю рот.

Широкие, расфокусированные глаза встречаются с моими, они быстро моргают, пробиваясь сквозь дымку возбуждения. Я провожу пальцем по ее нижней губе, медленно оттягиваю ее вниз, прежде чем отпустить.

— У моей жены горячий ротик, — грохочу я. — Посмотрим, что еще он может сделать?

Она отдергивается, выдергивая голову из моей хватки. — Нет!

Мои глаза становятся жестче. — Неверный ответ.

Схватив ее за затылок еще раз, я принуждаю ее упасть к себе на колени. В одну секунду она полусидит-полупреклоняет колени рядом со мной, в следующую ее лицо вжимается в сиденье, ее задница идеально прилегает к моим бедрам.

Сжав в кулак ткань ее платья, я задрал его ей на бедра, обнажая самую идеальную задницу, которую я когда-либо видел, завернутую, как подарок, в красивые розовые стринги.

Когда я поймал ее, я был разочарован, обнаружив, что она одета в синее. Я задавался вопросом, куда делся розовый цвет, если это был всего лишь этап, который мне пришлось пропустить. Оказывается, оно ждало меня в моем любимом месте.

Тесс отчаянно тянется назад, пытаясь остановить меня. — Тьяго…

Я сжимаю ее запястья вместе и прижимаю их к пояснице. То, что она произнесла мое имя, напомнило мне, когда она произносила это в последний раз — вчера, когда я подошел к ней всего на несколько секунд.

Когда сокол, преследующий ее брата, предупредил меня о том, что она наконец появилась в его квартире, я был почти ослеплен облегчением, зная, что наконец-то поймаю ее.

И теперь она заплатит за все способы, которыми она меня пытала за последние шесть недель.

Она дрожит, когда моя ладонь касается верхней части ее бедра, моя рука все еще холодна от пребывания на улице. Я провожу им по изгибу ее ягодицы и к мясистой части ее задницы. От контраста моих рук на ее коже у меня кружится голова от похоти. Ее — блондинку, миниатюрную и невинную, запятнали большие, татуированные, окровавленные руки.

Тесс пытается поднять голову, но такое положение делает это невозможным. Ее голос дрожит, когда я продолжаю ласкать ее, и это движение зловеще намеренно.