Когда я это делаю, я обнаруживаю, что он уже в брюках, смотрит на свой ремень, пока он его затягивает. Он тянется к своей рубашке и выжидающе смотрит на меня. — Доверие, очевидно, не возникнет в одночасье, но, возможно, — я делаю паузу, подбирая слова. — Может быть, ты можешь начать с рассказа мне об Адриане.

Тень пересекает его лицо, прежде чем он плавно скрывает ее за маской контроля, которую он всегда носит. Интересно, оплакивал ли он ее смерть? Месть — это одно, а горе — совсем другое. Что-то мне подсказывает, что он не позволил себе почувствовать эту боль.

Он смотрит вниз, туда, где его руки расстегивают пуговицы рубашки. — Что ты хочешь узнать?

Его пальцы подрагивают, когда я прикасаюсь к нему. Я держу его, медленно застегивая его рубашку снизу вверх. — Сколько ей было лет?

— Когда она умерла? Ей только исполнилось двадцать три.

Мой желудок скручивается в ответ. Сегодня мы были бы более или менее ровесниками.

— Что случилось? — тихо спрашиваю я.

— Ее похитили из клуба. Флоренция . — В его глазах мелькает осознание, и его руки возвращаются к моей талии, его прикосновение настойчиво. — Тебе запрещено когда-либо туда приходить. — Я приоткрываю губы, чтобы сказать ему, что его крепкая хватка причиняет мне боль, но он принимает мое открытие рта за потенциальное несогласие. — Это не подлежит обсуждению. Я никогда не хочу, чтобы ты туда приходила. Если тебе захочется пойти куда-нибудь, я отвезу тебя куда-нибудь получше. Куда-нибудь побезопаснее.

Хаотический взгляд его глаз пронзает мне грудь. Это обнажает ту его часть, которую я раньше не видела.

Я качаю головой. — Конечно, я не пойду.

Его плечи опускаются вместе с низким выдохом, внезапное напряжение в его теле несколько ослабевает. Он отпускает меня, и хотя я собиралась сказать ему, что он причиняет мне боль, мне не хватает его прикосновений.

— После того, как ее похитили, мой отец получил анонимное, не отслеживаемое сообщение, в котором говорилось, что она была убита в отместку за преступления картеля. Чтобы наказать его за неназванные действия, которые он совершил. В том числе и ее палец. — Я резко вдыхаю, моя рука подлетает ко рту. — Она всегда носила обручальное кольцо нашей матери на правой руке. Можешь себе представить, что таким образом его возвращают моему отцу. — Он сильно дышит через нос. — Их последним актом наказания было то, что они сказали нам, что они никогда не раскроют местонахождение ее тела. Что нам придется прожить остаток жизни, задаваясь вопросом, что случилось с ней в ее последние часы и что они сделали с ее останками.

Теперь моя очередь обхватить его лицо ладонями, заставляя его снова посмотреть на меня. Его брови дергаются, когда он видит слезы на моем лице.

— Мне очень жаль. Я даже не могу себе представить, как ты пережил что-то подобное. Ты этого не заслужил.

— Да, мы пережили. — Он сжимает мои руки и убирает их со своего лица, ставя их между нами. — Не плачь обо мне, amor , я не заслуживаю твоих слез. Ты точно знаешь, кто я. Что я делаю. Мой отец создал меня по своему образу; в чем бы я ни был виноват, он уже сто раз это делал. Это дело — война, и за каждую победу, за каждую новую пядь власти люди платят кровью. Есть бесчисленное количество людей, которые из мести перерезали бы мне или моему отцу глотки, если бы им представилась такая возможность. Мы заслуживаем худшего, чем смерть. Но Адриана. — Он спотыкается. — Адриана не сделала ничего плохого. Она никогда не была вовлечена в этот бизнес и никогда не хотела иметь с ним ничего общего. Она всегда говорила, что она пацифистка, — говорит он с грустной улыбкой. — Она изучала ботанику , черт возьми. Все, чего ей хотелось, — это работать с растениями, завести пару кошек и жить в доме с большим садом, где она могла бы сажать все, что пожелает. Вот и все. Она приехала в Лондон, чтобы отпраздновать выпускной. Она была невиновна. Для меня ее убийство никогда не имело никакого смысла, — продолжает он. — Я никогда не понимал, почему кто-то охотно делает из нас врага. Они должны были знать, что наша стратегия возмездия будет заключаться в полном уничтожении.

Я выдыхаю судорожный вздох. Правда так далека от того, что я ожидал. Я выдумала всю эту историю о ней в своей голове, слепо ненавидя ее из-за собственного глупого порыва к суждениям.

— Вы нашли виновного?

— Еще нет. — Он смотрит в сторону, и осознание касается моего позвоночника.

— Ты врешь.

Его взгляд скользнул обратно к мне, бровь приподнялась.

— Или, по крайней мере, ты что-то скрываешь.

Призрак улыбки касается его губ. — Ты уже знаешь мои подсказки, амор?

Подбирая выброшенный галстук-бабочку, я надеваю его ему на шею, оставляя висеть на груди. Я не могу заставить себя закончить завязывание. Есть что-то в том, что он выглядит непослушным, в том, что он выглядит немного расстроенным, что мне нравится. У него черные татуировки, смертельный взгляд и окровавленные костяшки пальцев. Он никогда не должен был быть ограничен чем-то столь формальным и ограничительным, как смокинг. Мои глаза поднимаются и встречаются с его.

— Речь идет о доверии, помнишь? Так что поверь мне. Ранее ты сказал, что покажешь мне кое-что, если я захочу. Что это было?

Те же самые костяшки пальцев касаются моей щеки, контраст между ножами, выгравированными на его коже, и нежным прикосновением просто смешен.

— Ты хочешь увидеть?

Я киваю.

— Почему? — он спрашивает. — Я думал, ты ненавидишь этот мир даже больше, чем она.

— Потому что она невиновна, и тот, кто ее убил, должен заплатить, — объясняю я. — Защита тех, кого ты любишь любой ценой, — это то, что мне нетрудно понять. Так покажи мне.

Он качает головой. — Я не хочу тебя пугать.

Я поднимаю на него непоколебимый взгляд и сжимаю челюсти. Он уже знает, насколько упрямой я могу быть.

— Я могу с этим справиться.

Он задумчиво мычит и трогает мою губу, долго задумчиво глядя на мой рот.

— Что такое? — Я спрашиваю.

— Ничего. — Его глаза поднимаются на мои. — Мне просто интересно, как твой отец мог добровольно расстаться с тобой.

Его слова грубы и честны. Они ударили меня, как удар в солнечное сплетение. Мне трудно примирить этого человека с жестоким боссом картеля, каким я его знаю, и все же они одно и то же.

— Когда он наконец осознает свою ошибку, будет слишком поздно. Я не верну тебя.

— Он вряд ли когда-нибудь посчитает это ошибкой.

— Хорошо, — рычит он, снова целуя меня в лоб. — Теперь я могу показать тебе, что знаю об Адриане, если хочешь.

Мое сердце сжимается в предвкушении. Я киваю.

— Я хочу знать. Покажи мне.

Тьяго одаривает меня довольной улыбкой, а затем в последний раз оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что мы ничего не забываем. Его ладонь касается моей поясницы, когда он выводит меня за дверь.

— Мы возьмем машину. Отсюда минут двадцать езды, так что это не займет много времени.

Он продолжает говорить, идя рядом со мной, пока мы возвращаемся к главному входу, где оставили наши пальто. Импульсивно я тянусь к его руке и беру ее в свою.

Он медленно останавливается, наконец, глядя вниз на то место, где наши пальцы переплетены. Выражение его лица находится где-то между прикованным и озадаченным.

Я собираюсь вырвать свою руку из его и пробормотать какое-то смущенное извинение, когда он подносит ее ко рту. Он нежно целует тыльную сторону моей руки, его глаза пристально смотрят глубоко в мою душу. Что-то неописуемое происходит между нами в этот маленький, неважный момент, но я знаю, что навсегда сохраню об этом память в своем сердце.

Не говоря больше ни слова, он снова уходит. Только на этот раз моя рука спрятана в его, и он сжимает мои пальцы так, словно собирается никогда их не отпускать.

✽✽✽

Глава 42

Тесс

Машина подъезжает к чему-то похожему на заброшенную станцию метро. В темноте ночи локация выглядит еще более жуткой и неприветливой.