— Все на месте, — она улыбнулась. — И девчонка из капсулы. Она в больничном крыле сейчас.

Это была отличная новость! Просто невероятная!

— Мы думали…

— Вот и мы о вас так думали, — Таня покачала головой. — Но слава Богу, вы целы и смогли вернуться. Кстати, сегодняшняя вылазка оказалась куда результативнее, чем мы планировали. Мы взяли одного из них. Вампира. Живого.

Наблюдать за тем, как Шейн и Том швыряются друг в друга огненными взглядами вот уже два дня, меня начинало уже порядком утомлять. И шушуканье других, что двое друзей поссорились из-за меня, из-за того, что я приняла самонадеянное решение принимать участие в вылазке.

А что такого я, собственно, сделала?

Том сам предложил. Как мой куратор, он прекрасно понимал уровень моей подготовки.

И во время самой операции я действовала по инструкции. Всё, что на меня возложили — выполнила.

Я понимала Шейна, понимала, почему сердится, но в то же время и ему следовало понимать, что я не маленькая девочка, уже совсем не та сестрёнка, о которой нужно так рьяно заботиться.

Знаю, мы всегда в той или иной мере будем заботиться друг о друге, но нужно понимать, что каждый из нас имеет право выбирать, делать то, что считает нужным. Мы должны научиться принимать этот выбор друг друга.

Сил терпеть это напряжение и перекрёстный огонь взглядов у меня уже не было никаких, и я решила как можно быстрее уйти с ужина. Доела свой рис с тыквой, выпила компот, всё сложила на разнос и отнесла на стол для грязной посуды.

— Жду тебя дома, — улыбнулась Нине, которая как раз вышла с тележкой, чтобы загрузить грязные тарелки и отвезти их в моечную.

— Я сегодня допоздна, — она пожала плечами. — Дежурю возле печей с хлебом. Ложись пораньше, если хочешь, у тебя ведь завтра с утра тренировка?

— Да, завтра рано вставать, — я кивнула ей, на всякий случай мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я ушла из столовой, стараясь не смотреть ни на Тома, ни на Шейна, ни на девушек и парней из их компании, в которую я так толком влиться и не смогла.

Столовая гудела в самом разгаре ужина. В коридорах народу было мало. Я вспомнила, что забыла в медотсеке книжку по хирургии, которую как раз изучала в последние недели, и решила вернуться за ней. Раз уж поужинала я рано, было время до сна заняться учёбой.

Я спустилась по лестнице несколько пролётов на нужный мне уровень, набрала код на двери, чтобы магнитный замок впустил меня за решётчатую дверь, и снова спустилась. Здесь хранились медицинские препараты и располагалась небольшая комнатка, которую мы называли ординаторской. Обычно доктор Ховард проводил тут совещания с остальными медиками, обсуждал план действий на тот или иной случай. Медицинская документация и библиотека тоже были здесь. Когда у меня появлялась минутка, я располагалась на небольшом диванчике и изучала книги по медицине. А иногда, как сегодня, брала их с собой в свой отсек.

Но до нашей ординаторской я не дошла, потому что услышала, как где-то рядом кто-то тяжело дышит и даже всхлипывает. Прошла чуть дальше и у стены увидела Эмму — одну из медсестёр. Она держала в руках медицинский лоток с инструментами и чем-то ещё и вся дрожала. На лице отпечатался неподдельный испуг.

— Эмма, — я бросилась к ней. — Что случилось?

Зрачки у неё были расширены, ледяные пальцы мелко подрагивали, а дыхание было частым и поверхностным. Это очень напоминало паническую атаку.

— Тебя что-то испугало? — я взяла её за плечи и осторожно сжала их, вынудив посмотреть мне в лицо.

— Лили, — буквально пропищала она. — Мне так страшно. Я не могу… не могу преодолеть себя, понимаешь?

— Не совсем… — я покачала головой. — Объясни, что произошло.

— Ты же в курсе, что у нас тут живой “вампир”? — прошептала она, втягивая голову в плечи. — Он, вроде бы ранен, слаб, но… он тут, понимаешь? И… Вики, которую доктор Ховард назначил присматривать за ним и кормить, срочно вызвали в педиатрическое. У миссис Робин ребёнку стало плохо. И… и… Ховард сказал мне провести перевязку и напоить пришельца.

Эмму затрясло ещё сильнее, а по щекам скатились две крупные слезы.

— А я не могу, Лили! Я так сильно боюсь их, что ноги и руки деревянными становятся, стоит лишь подумать, что мне нужно идти туда, где он… В глазах темнеет от страха…

— Ты говорила об этом Ховарду?

— Да, говорила, что боюсь, но он сказал, что больше некому. И бояться мне нечего, он скован, опасности не представляет. И что я должна учиться быть смелой, если решила быть медсестрой. Но я… — она судорожно всхлипнула и вздрогнула всем телом, и мне пришлось даже придержать лоток, чтобы не выпал из рук. — Лили, я не могу.

У Эммы забрали мать в программу, едва ей исполнилось девять. Забрали с жестокостью, сломав сопротивление. И Эмма видела это. Она жила с отцом, который свихнулся от горя и спрыгнул с крыши какого-то заброшенного здания. Эмма росла на улице, потому что в её гетто не было таких правил, как в нашем, не было детских домов и приютов. Повстанцы нашли её умирающей от болезни, когда ей было десять. Выходили, вылечили, и с тех пор она вот уже восемь лет была с ними.

Кроктарианцев боялись все. Ненавидели все. Но у Эммы приступы паники вызывало лишь упоминание о них. Со стороны доктора Ховарда было опрометчиво заставить её идти к одному из них. Его желание закалить девчонку понятно, ведь мы живём в очень жестоком мире. Но ведь он мог попросить и меня…

— Давай, я всё сделаю, Эм, — я осторожно взяла лоток из её дрожащих пальцев. — Иди сделай себе сладкого чаю и выпей, хорошо?

Девушка закивала и посмотрела на меня со слезами благодарности. Она выдохнула с облегчением и оперлась на стену спиной, прикрыв глаза. Кажется, ей становилось лучше.

— Спасибо, Лили, спасибо тебе большое!

Я развернулась и направилась туда, где содержался пленный кроктарианец. Сказать, что мне было не страшно, что я совсем не боялась, я, конечно, не могла. Но Эмма бы попросту не справилась.

Прибавив шаг, я пошла увереннее. Сделаю, что нужно, и вернусь к себе.

На двери, за которой держали пленника, я набрала код и отперла дополнительный замок ключом. Это была не палата, а большая почти пустая комната. Из освещения лишь тусклая лампа под потолком.

Кроктарианец был по самому центру. Он обессиленно висел на своих руках, подвешенных за запястья цепями кверху. Изодранная чёрная одежда свисала ошмётками, спутанные светлые волосы закрывали лицо.

Он выглядел очень слабым, и на долю секунды мне стало его даже жаль. Но тут же вспомнилась та бедная девушка в капсуле, Эмма, которая натерпелась от них страху столько, что даже при одном упоминании едва ли не в обморок падала… Да много чего ещё можно было вспомнить, чтобы не жалеть это существо.

Но… желания подойти и причинить ему боль у меня тоже не вспыхнуло.

Я подошла ближе и поставила лоток на небольшой металлический, местами покрытый ржавчиной, столик, вздрогнув от понимания, что на него могли класть чуть раньше меня. Уверена, кроктарианца пытали.

— Я принесла воду, — сказала негромко, но в пустом большом помещении мой голос раскатился эхом. Честно говоря, я не была уверена, что пришелец вообще в сознании и слышит меня. — И должна обработать твои раны.

Послышался тяжёлый вздох и тихий, надтреснутый голос.

— Пить…

Как я уже знала по себе, вода для кроктарианцев была намного более важна, чем для людей. Жизненно важна.

Сглотнув, я взяла стакан, вставила в него трубочку и поднесла её к иссохшим губам кроктарианца. Он обхватил её и сделал слабый глоток. Потом ещё один и ещё. Стал пить жадно, будто не мог насытиться.

Когда он выпил весь стакан, я отставила его и распечатала дезинфицирующие салфетки и спирт. На боку на рёбрах у него была глубокая ссадина, она кровоточила и выглядела не очень хорошо.

Я натянула перчатки, смочила салфетку и осторожно прикоснулась к краям раны. Мужчина резко выдохнул, а потом… потом я увидела слабое свечение — под рваной рубашкой заиграли его полосы.