Та самая, которую я видела на Земле. Мать Тайена и Яры Яжер.
44
Женщина сделала шаг в нашем направлении и подняла руку. По её сигналу светящийся круг исчез, и она склонила перед нами голову.
Это было… неожиданно. Я даже растерялась.
— Добро пожаловать домой, дети Белой Лилии, — учтиво произнесла женщина. — Мы несказанно рады вашему присутствию.
— Ты ещё кто? — Шейн сделал шаг вперёд и вдруг вытащил пистолет и направил его на женщину.
Солдаты, резко вскинув оружие, встали в позиции, но женщина остановила их жестом.
— Я понимаю твои опасения, Шейн Роуд, и ценю то, как ты защищаешь Наследника двух миров, но тебе нечего бояться. Ты, твоя сестра и это дитя — венец наших многолетних стараний. Мы не причиним вам вреда.
Шейн, похоже, в эти речи верить особо не желал, но так или иначе, выбора у нас не было. Ребёнок начинал беспокоиться. Его нужно было срочно покормить, мы ведь точно даже не знаем, сколько времени летели в беспамятстве от Чёрной дыры до Кроктарса, и сколько времени прошло с момента крушения корабля.
— Шейн, — я подошла к нему ближе и встала рядом. — Опусти пистолет.
Он посмотрел на меня, снова на женщину и, ещё поколебавшись, опустил оружие и убрал его за пояс. Солдаты тут же обступили нас.
— Прошу вас, следуйте за нами, — кивнула женщина.
— Вы нашли Тайена? — я не собиралась никуда следовать, пока не получу ответ на важнейший вопрос. — И… тело Яры?
Взгляд женщины вспыхнул и тут же потух. Она оставалась беспристрастной, но я заметила, как по её лицу пробежала тень.
— Тело? — переспросила она. — Яра мертва?
— Она погибла во время родов, — я почувствовала жалость к этой женщине. Да, она не носила Яру под сердцем и не рожала её в муках, она ушла из семьи, когда Яра была ещё ребёнком, но… она была её дочерью. — Мне очень жаль.
— Так это… это ребёнок Яры? — тут она уже сдержать эмоций не смогла. — Сделала шаг ближе, несмотря на напрягшегося Шейна.
Я видела, что ей нестерпимо хотелось увидеть младенца. Что бы Тайен не говорил о холодности кроктарианцев, обусловленной вариантом их воспроизведения себе подобных, сильные эмоции у них имели место быть. Тем более, мать Яры и Тайена была более старшего поколения.
Я не могла отказать ей. Приоткрыла немного покрывало и показала ребёнка.
— Это девочка. Дочь Яры и Шейна. И она голодна, потому что Яра умерла до того, как малышка появилась на свет.
— Тогда не будем медлить, — кивнула женщина и, сморгнув нахлынувшие чувства, вернула себе твёрдость и решительность. — На счёт Тайена, Лили… мы не нашли его. Но думаю, он жив, потому что мы нашли головную часть корабля, кресло первого пилота. Но ни крови, ни останков там не было. Мы продолжаем искать. А теперь поспешим, правительственные радары скоро выследят нас — здесь открытая зона.
Она жестом указала идти за ней, но продвинулись мы недалеко. Буквально в тридцати шагах остановились, а потом увидели, как перед нами явилась странная капсула, напоминающая вагон. Она была совершенно незаметной, абсолютно прозрачной, а потом словно кто-то выключил эту функцию, явив её нам.
Мы забрались внутрь вместе с Шейном и женщиной, солдаты же заняли места снаружи на подножках. Через пару секунд капсула двинулась вперёд с невероятной скоростью, а ещё через несколько минут ушла под землю, словно ящерица.
Я сидела молча, укачивая малышку, которая уже не просто кряхтела, а плакала. Пищала, словно мышонок, требуя пищи.
— Потерпи, маленькая, скоро тебя накормят, — приговаривала я ей. А потом, затаив внутренний страх, посмотрела на женщину. — У вас ведь есть еда для неё?
— Конечно, — кивнула та. — Осталось совсем немного. Белая Лилия для того и начала своё существование, чтобы как следует принять наследника.
— Наследницу, — поправил её Шейн. Он всё ещё казался ощетинившимся. Да и я, признаться, не сбрасывала со счетов настороженность.
— Да, конечно, — женщина кивнула и впервые слабо улыбнулась. — Я вижу, Шейн, что ты совсем не чувствуешь себя в безопасности. И я понимаю тебя. Но уверяю, Белая Лилия не причинит вреда ни тебе, ни твоей сестре, ни тем более дочери. Мы — орден, который все силы и средства потратил на то, чтобы родился этот ребёнок. Мы долгие годы жили с верой, что у нас получится воссоздать популяцию кроктарианцев, рождённых естественным путём. Однажды мы утратили это и, к сожалению, не все сделали выводы. Белая Лилия же считает, что мы можем вернуться к духовности и бережному отношению к этому миру. И ребёнок, которого держит на руках твоя сестра, наш первый символ возрождения, ключ к этому.
Наверное, это должно было означать, что малышку ждут любовь, забота и почитание, ведь на неё возлагались большие надежды. Просто уже в том плане, что она родилась. Но… большие надежды — большие риски. И мне вдруг стало страшно за неё.
Я прижала ребёнка к себе и остро ощутила, что никому не хочу её отдавать. Она не была моей дочерью, но именно я помогла появиться ей на свет. Яра перед смертью дала мне свой завет, и я хотела сделать всё, что в моих силах, чтобы выполнить его.
— Только попробуйте попытаться ставить над ней эксперименты, — рука Шейна снова потянулась к пистолету, но женщина мягко прикоснулась к его локтю.
— Нет-нет, ни за что. Мы будем лишь наблюдать. Смотреть, как она растёт, развивается, и делать выводы. В этом и суть, Шейн — в естественном течении жизни. Без экспериментов, без лабораторий.
В груди стало как-то пусто, под рёбрами засосало, потому что… я подумала о себе. Себе и брате.
А мы?
Мы тоже объект лишь наблюдения?
Или мы тот первый, подготовительный этап? Как мы записаны в исследованиях?
В скором времени капсула вынырнула на поверхности. Мы вышли и оглянулись с Шейном. Вокруг было очень красиво. Кустарники с крупными сине-зелёными листьями, невысокие раскидистые деревья — почти как на земле, только листва и синим отливом, впереди огромная скульптура цветка, напоминающего водяную лилию.
И люди. Кроктарианцы. Наверное, человек сорок, и все в белых одеждах. Стояли и с благоговением смотрели на нас.
Я запрещала себе думать, запрещала мечтать и надеяться. Потому что не знала, что именно чувствую. Не хотела размышлять, не хотела лезть вглубь себя, потому что боялась боли. Её и так было слишком много.
Но я их увидела. Сразу. Натолкнулась взглядом и почувствовала, как моё сердце дало сбой, а внутри заструился горячий коктейль из тоски, радости и обиды.
Прямо перед нами стояли наши с Шейном мама и папа.
45
— Лили, тебе тоже нужно отдохнуть, — мама ласково посмотрела и положила ладонь мне на предплечье. — Не бойся, малышку накормят, осмотрят, проверят, в порядке ли она, и ты обязательно сможешь быть рядом с ней, когда захочешь.
Видеть мать было очень непривычно и странно. Она выглядела точно так же, как когда их забрали десять лет назад. Ни капли не постарела. Такая же красивая и статная, с добрым, ласковым взглядом.
Но…
Десять лет. Прошло целых десять лет.
Это слишком много, чтобы как ни в чём ни бывало обняться и наслаждаться друг другом. Слишком много неизвестности между нами с Шейном и нашими родителями. И слишком много нового мы узнали о них. Но сколько же ещё не знали!
Отняли их у нас или они сами ушли?
Был ли выбор забрать и нас с собой или в рамках эксперимента мы должны были остаться?
Если последнее правда, а скорее всего так и есть, то смогу ли я простить им ту свою боль, когда меня по живому оторвали от любимых людей?
— Дафна, — говорю, глядя в окно. — Малышку зовут Дафна. Я хочу дать ей это имя.
И Шейн тоже когда-то говорил, что если у него будет дочь, он назовёт её Дафной.
Мама, не дождавшись от меня более эмоциональной реакции, убрала руку. Она не давила, не напирала, ни о чём не расспрашивала, кроме как о моём самочувствии.
Отец же ушёл с Шейном. Он не стал сдерживать порыв и осторожничать, как мама, и обнял меня, как только я сделала шаг, выйдя из капсулы. Сказал, что обо мне позаботится мама, а он придёт поговорить позже.