К вечеру так устала, что едва ноги волокла в свой отсек. Даже обрадовалась, ведь усталость должна была помочь мне поскорее уснуть.

Но я обманулась. Нина сегодня снова дежурила у хлебных печей до двух ночи, и я легла одна, выключив свет. И даже начала уплывать в сон, когда вдруг почувствовала это.

Странный жар, что стал разливаться по телу. Не болезненный, как во время действия адаптационной сыворотки, но по-своему мучительный.

Сердце билось быстрее, у линии волос сзади на шее выступил пот. Я будто не могла найти себе места в постели. Всё тело ныло и горело, внизу живота тянуло.

Это было странно, потому что месячные должны были пойти нескоро.

Может, я заразилась от ребёнка миссис Робин?

Но это было не похоже на кишечную инфекцию. Совсем не похоже.

Кожа стала странно чувствительной. Во рту было сухо и хотелось пить.

Словно я была больна.

Я встала с постели и подошла к зеркалу, включив свет. Мои глаза блестели, как при лихорадке.

А потом я потрогала метку и обнаружила, что она стала крупнее и как-будто нагрелась.

Неужели моё состояние было связано с ней?

Я умылась ледяной водой и снова легла. Но стало только хуже.

В прошлый раз командор сказал, что каким-то образом позвал меня. Дал сигнал, и метка проявилась, отозвалась. Что, если сейчас он тоже сделал что-то подобное?

Это нестерпимо. Странно. Это пугало меня.

Поэтому я решила попросить его прекратить. Сползла с кровати, накинула тонкую куртку прямо на ночную сорочку и пошла к командору.

Когда я вошла и не увидела его, подвешенного на цепях посреди комнаты, внутри стало горячо. Под желудком что-то сильно сжалось, и дышать стало трудно. Но потом я увидела его в тёмном углу на полу. Тайен сидел, откинув голову на стену, глаза его были прикрыты, руки сведены за спиной, и оттуда тянулась цепь, которая другим концом крепилась к большому кольцу, вмонтированному в стену.

— Ты пришла, Лайлэйн, — он тяжело поднял голову и открыл глаза. Говорил тихо, будто ему было трудно говорить громче. Грудь его тяжело вздымалась и опадала. — Здравствуй.

— Это ты позвал меня? — я остановилась в нескольких шагах от него.

— Нет, не я. В этот раз не я, — он отрицательно качнул головой.

— Тогда что со мной? — командор понимал, что я не просто так пришла, мне даже пояснять не пришлось. — Я чувствую себя странно. Жар, непонятный трепет, сердце бьётся быстрее обычного. Словно я больна. Словно я…

— Возбуждена? — он посмотрел внимательнее, выпрямил спину и сел ровнее.

Это слово обожгло пощёчиной. Обожгло потому, что всё будто встало на места, когда он сказал это. Произнёс как приговор. Приняло форму и чёткие очертания. И… ужасно испугало.

— Я не знаю, — я отвернулась и обхватила себя руками, не выдержав его взгляда. Врать командору смысла не имело. Тем более, что я действительно пыталась понять, что со мной.

— Знаешь, Лили. — С уверенностью ответил он. А потом добавил: — Подойди.

Это была не просьба. Скорее приказ, отданный повелительным тоном. Тайен Яжер был скован цепями, измучен, истёрзан, но при этом я не смогла ослушаться его. Повернулась и сделала несколько шагов навстречу. Подошла ближе, затаив дыхание и опустилась перед ним на колени.

— Прикоснись, — прошептал он и немного наклонил голову вперёд. Я поняла, что он говорил о метке.

Мне бы бежать от него. Спрятаться, скрыться. Он ведь не догонит, не настигнет меня. Но… сделать то, что он говорил мне, хотелось непреодолимо. Пальцы покалывало, голова немного кружилась.

Я послушно протянула руку и прикоснулась пальцами к его шее, чуть провела вверх и нащупала такую же выпуклость на коже, как и у меня.

И вдруг… ощутила тепло, которое заструилось от его метки по моим пальцам и по руке. Резкий свой выдох судорожный будто со стороны услышала.

Командор поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Ты не сможешь противится этому, Лили. Пока я жив — не сможешь. Оно сильнее. Будет мучить тебя.

Мой разум помутился. Словно туманом заволокло. Будто какая-то неведомая сила заставила меня склониться к нему и прикоснуться губами к его губам.

Это и в сравнение не шло с поцелуем с Томом. Меня словно током прошило. Будто каждая клеточка вспыхнула и заиграла огнями. И мурашки, и бабочки, и трепет в груди — всё это накрыло меня волной. Мой организм с ума сошёл, выстреливая в кровь эндорфинами и Бог ещё знает, какими веществами.

Я тут же отпрянула и испуганно посмотрела на Тайена.

— Всё нормально, Лили. Так и должно быть, — он мягко улыбнулся, успокаивая.

— Сумасшествие, — я поднялась на ноги и покачала головой, сопротивляясь очевидному. — Гормоны не могут так действовать, я не верю.

— Может, потому, что это не только гормоны, не только сила метки, Лили? — он смотрел мне в глаза, а казалось, что прямо в душу. — Метка сильна, но она так не работает. Не должна, по крайней мере.

— Тогда что это?

— Желание, Лили. Твоё желание. Я понимаю, что тебе трудно принять, но это так.

Я отвернулась и закрыла лицо ладонями. Сделала медленный вдох, но это не помогло замедлить биение сердца даже немного. Оно колотилось о рёбра, словно сумасшедшее, будто готово было проломить их и вырваться наружу. Выпрыгнуть прямо к ногам командора.

Он словно влез мне под кожу. В прямом смысле так и было, когда его кровь попала в мои вены и вступила в реакцию с моей собственной. Поставил печать на мне. На моём теле и… на моём сердце.

Глупо было бы продолжать сопротивляться этой мысли. Меня к нему тянуло. И тогда, в его доме, когда он был сильным, опасным, когда в его руках была власть стереть всю мою планету в порошок. И сейчас, когда он истёрзанный и измученный, закованный в цепи, сидел сзади и лишить его жизни было в моей власти.

Меня бы поняли. Никто бы не осудил бы помешавшуюся девочку, решившую отомстить своему мучителю, выкачивавшему раз за разом её кровь.

Может, мне стоило бы преодолеть себя и сделать это?

Он ведь сам сказал “пока я жив”. Что я не смогу противиться метке, пока он жив.

Но я понимала, что не смогу. Понимала, хотя и сопротивлялась, что он прав — это не только метка. Не она заставляла меня эти полгода вспоминать его ледяные глаза. Не она вызывала мурашки на коже, когда я вспоминала, как он прикасался ко мне. Не она заставляла испытывать жажду, когда меня терзали воспоминания, как он учил меня слушать воду, чувствовать её, как его крепкие руки держали меня в воде в гроте в тот вечер.

Его улыбку, его редкий смех, странный взгляд, когда он вдруг замолкал, глядя на меня — не метка всё это поднимала во мне. И уж точно не она провоцировала саднящую ревность, стоило вспомнить поцелуй командора с той женщиной в зелёном. Как пекло где-то в районе желудка, стоило только подумать, что он мог быть сейчас с ней…

Не метка.

Я.

Это я тянулась к нему.

Это я в него… влюбилась.

Признание самой себе обожгло всё внутри. Словно яд разлилось внутри и стало сжигать кислотой.

Боль осознания своих чувств и беспомощность что-то изменить заставили ощутить жжение в глаза, а потом и на щеках.

В какой момент я стала настолько слаба, что впустила своего палача в своё сердце?

— Желания можно научиться обуздать, — я обернулась и сказала это настолько холодно, насколько вообще умела. Даже не Тайену сказала это — самой себе. Себе захотелось в сердце нож воткнуть, чтобы оно не билось так бешено не по тому поводу!

Я развернулась и быстрыми шагами ушла прочь. Едва сдержалась, чтобы не броситься бегом. От себя ведь не убежать, как не старайся.

Но едва я вышла из комнаты, в которой содержался командор, как услышала мужские голоса. Те, кто разговаривал, шли в мою сторону. Возможно к самому командору.

Мне не хотелось, чтобы меня видели, и я спряталась в нишу за бетонный выступ.

— Зачем вообще кормить вампира, если завтра ему выпустят кишки? Только продукты зря переводить. И самим в обрез, особенно после того, как третья трасса стала “простреливаться” и запасы пополнять стало ещё сложнее.