Это был наш с Шейном дом. Дом, который мы больше не увидим никогда, никогда не сможем вернуться. Я это чувствовала, всем своим нутром ощущала, что сейчас прощаюсь со своей планетой.

Шейн сжал мои пальцы крепче. Я посмотрела на него и поняла, что он чувствует то же самое. Лицо казалось бледным, взгляд грустным.

— Думаешь, мы больше никогда её не увидим? — прошептал он.

— Я не знаю… — я ведь и правда не знала, а о своих ощущениях говорить не стала, не хотелось делать ему ещё больнее. Для Шейна вообще всё произошло слишком резко.

Он обнял меня за плечи и мы простояли так ещё долго. Просто стояли и смотрели, я даже не сразу заметила, что по щекам катятся слёзы.

— Как думаешь, наши родители любили нас? — вдруг спросил Шейн, и я представила, как сложно ему было произнести эту тревожащую мысль вслух.

— Думаю, очень, — я ответила честно, хотя у меня самой был период, когда я в этом сильно сомневалась. — Если бы мы были просто экспериментом для них, то не прожили бы столько лет в относительном спокойствии. Тайен сказал, что их никогда не забирали в программу “Источник”, данных о них в системе нет.

— Думаешь, их забрал кто-то другой?

— Или они ушли сами, чтобы не подвергать нас опасности.

У обоих на языке зависло непроизнесённое “бросили”. Кажется, будто сказать это вслух — всё равно что признать. Согласиться. А это очень больно. Всё, что мы с братом знали о себе и о своём мире, всё, во что верили — оказалось в лучшем случае полуправдой, если не полной ложью. А память о родителях, о их любви, оставалась тем оплотом, той самой незыблемой твердыней, за которую мы хватались, словно утопающие. И признать то, что и это, возможно, было ложью, было невероятно болезненно. Разрушающе болезненно. Ибо во что тогда нам оставалось верить?

— Может, это был единственный способ уберечь вас? — рядом встал командор, тоже глядя вдаль. — Простите, что вклиниваюсь в разговор. Мы с Ярой имеем основания полагать, что ваши родители находятся на Кроктарсе.

И я, и Шейн одновременно повернули головы и ошеломлённо посмотрели на командора.

— Вы знаете что-то ещё. — Медленно проговорил Шейн, и в его тоне я не услышала вопроса.

— Возможно, — кивнул командор, переведя взгляд на нас. — Но пока уверенности нет, одни предположения.

— Ты бы вряд ли сказал о них, если бы не склонялся к тому, что это правда, ведь так, Тайен? — я посмотрела ему в глаза и поняла, что права. Возможно, прямых подтверждений у него не было, но я видела, что он почти уверен был.

— Как я уже тебе когда-то говорил, Лили, мой народ давно потерял биологическую фертильность. Мы нашли способ продолжать род, но дети, зачатые и выращенные до года в пробирках, с каждым поколением становятся всё более бесчувственными.

— Не знаю, кому это помешало, — рядом материализовалась Яра и закатила глаза. — Мне было зашибись, пока не… — она посмотрела на свой живот, а потом на Шейна. — А теперь… я, мать вашу, уже раз пять ревела. Только за сегодня. Как дура просто.

Тайен выждал возмущение своей сестры наличием теперь у неё чувствительности, и только потом продолжил.

— Когда мы начали искать возможность вернуть фертильность, это спровоцировало раскол в правящих элитах Кроктарса. Одни были за то, чтобы войти в симбиоз с другими инопланетными расами, другие были против кровосмешения. И это были не просто разногласия — были волнения. Сильные. Старейшинам удалось удержать власть, но погасить сторонников интеграции не вышло. Они ушли и создали орден возрождения, назвав себя орденом “Белой Лилии”. Той самой, о которой гласит легенда. И я думаю, что ваши родители активные участники ордена.

— А руководит этим орденом наша дражайшая мать, — добавила Яра. — Поэтому, как мы с Тайеном предполагаем, мы и совпали с вами. Я с Шейном, и ты, цветочек, с Тайеном. Мамочка постаралась.

Чем больше я узнавала, тем в больший шок приходила. Каждый раз, потянув за тонкую нить, я обнаруживала огромный спутанный клубок.

— То есть… — я посмотрела сначала на Тайена, а потом на Яру. — Вы тоже часть эксперимента?

— Как и вы, Лили, — кивнул командор. — Поэтому та женщина тогда на рынке так смотрела на тебя. Это и была моя мать. Она тебя узнала. Возможно, за этим и прилетела на Землю. Её поймали, но она снова исчезла, и никто не знает, где и на какой планете она сейчас находится.

Казалось, что моя голова сейчас взорвётся. Осознать всё это было очень непросто. А ещё я понимала одно — это было далеко не всё.

— Тебе нужно это доесть, — Яра кивнула на мой контейнер с едой, который я отодвинула и собиралась встать из-за стола и выбросить. — Объем порции рассчитан на твой вес, возраст и рост и содержит необходимое количество калорий и нутриентов.

— Мне не хочется, — я пожала плечами. Произошло так много всего, что еда — последнее, чего сейчас требовал мой организм.

— Тебе придется. Длительный полет в космосе — это не игрушки, цветочек. Если ты не будешь получать нужное питание, то можешь заболеть, Программа точно рассчитывает, сколько и чего тебе нужно.

Вздохнув, я подвинула тарелку ближе. Не капризничать же, словно я дитя малое.

Еда наша состояла из двух видов гомогенной субстанции и мелких хрустящих шариков. После набора кода на панели из высокого металлического шкафа на платформе, как тогда с одеждой в комнате Яры, выехали четыре запаянных фольгой контейнера. Они уже были подогретыми и оставалось только вскрыть упаковку и приступить к приёму пищи, что мы все четверо и сделали. Ярким вкусом она не отличалась, но и противной на вкус не была, особенно для тех, кто привык ценить любую еду.

— А ты сама, — Шейн кивнул на пищевой контейнер Яры. При мне он впервые обратился к ней, — всё съела? Для тебя программа верно рассчитала?

— В интеллект Тисас не вшит рассчет на тело с плодом внутри. После сканирования она решила, что это паразит, — Яра, прищурившись, посмотрела на Шейна.

— Тогда ешь, — он забрал её пустой контейнер и поставил ей свой, в котором ещё была еда.

Яра вспыхнула. Наверное, я впервые увидела, как она покраснела. Эта женщина столько всего сотворила в жизни, что краснеть ей уже не из-за чего должно быть, но всё же это случилось. А ещё она, неожиданно для всех присутствующих, промолчала. Выдохнула через сомкнутые зубы, а потом подвинула контейнер и всё съела до крошки.

После приёма пищи, который вроде как можно было бы считать ужином, Яра и Тайен провели нам с Шейном короткую экскурсию по крокталёту. Как пояснила Яра, корабль это был эвакуационный, поэтому рассчитан на небольшое количество пассажиров. Кают для сна было всего три — все двухместные. Стол для приёма пищи выдвигался прямо в отсеке управления, а кресла можно было расположить вокруг. Были душ и туалет, узкая комната с запаянными одинаковыми белыми с серебристыми вставками костюмами и пустой отсек перед машинным отделением. И именно в этом отсеке я застыла, затаив дыхание, потому что одна стена и потолок в нём были из плотного стекла, и казалось, что стоишь просто в космосе.

Это настолько впечатляло, что сердце замирало в груди. Очень красивый вид открывался, просто невероятный. Это заставляло задуматься, насколько же мы — и люди, и кроктарианцы, мелки по сравнению с целой Вселенной. Все наши войны, страдания, сомнения, вражда — безмерно ничтожны в сравнении с бесконечным космосом, с его силой и мощью. Он живёт своей жизнью, течёт вне времени, по своим законам.

Он велик.

Сложно охватить сознанием, насколько же он велик и прекрасен. Это не только тьма и звёзды. Это целый мир, полный загадок и тайн.

Тайен рассказал Шейну, где панель управления и из каких основных секторов она состоит, сказал, что завтра начнёт подробнее обучать его управлению кораблём.

— А чем тебя я как второй пилот не устраиваю? — Яра, надувшись, словно подросток, сложила руки на груди и сердито посмотрела на брата.

— Твой живот, учитывая непредсказуемый темп его роста, может в скором времени помешать тебе сесть за штурвал. А лететь ещё долго.