Но положить её в коляску я не успела.

Появилось странное ощущение, что земля под ногами начала вибрировать. Сначала едва ощутимо, но дрожь нарастала. Вода в озере заиграла, будто в стакане, который хорошенько толкнули.

— Что происходит? — я в тревоге посмотрела на отца.

Возможно, это было какое-то привычное местное явление природы, и мне не стоило волноваться. Но по виду папы я поняла, что действительно что-то происходит, что-то не очень хорошее.

Отец резко встал и прислушался, опустив голову.

— Не знаю, Лил, — ответил напряжённо. — Бери ребёнка и пошли. Нужно в укрытие.

Включилась сирена. Я спешно вытащила Дафну из коляски и прижала к себе, тревожно глядя на папу.

— За мной, Лили, — скомандовал он и быстрым шагом направился в сторону скульптуры лилии.

Другие жители городка стекались туда же. На их лицах был написан страх и растерянность. Видно было, что они не ожидали подобного.

Я обернулась, чтобы найти Шейна, они с мамой как раз спешили к нам.

— Отряды правительственных кастодианцев, — выпалила мама, посмотрев отцу в глаза и покачав головой, а потом добавила почти шёпотом. — Они пришли за нашими детьми и Дафной.

— Тогда мы должны постараться не отдать их, — решительно ответил отец.

Кто-то у скульптуры координировал действия. Там была открыта дверь, и люди постепенно утекали за неё. Наверное, это было что-то типа бомбоубежища.

— Пойдёмте с нами, дети, — кивнула мама и пошла совсем в другую сторону.

Я двинулась за нею, а сзади Шейн и папа. Мы прошли через открытую часть сада, обогнули один из домов, а потом вошли в то единственное двухэтажное здание в городке, в котором как раз располагался госпиталь.

Снова завибрировала земля, сирена продолжала выть, а мы молча шли за матерью. Спустились в подвал и прошли по узкому, слабо освещенному коридору, а за дверью оказались в лаборатории. Длинные столы с оборудованием, вдоль стен шкафы, металлические ящики. А в дальнем углу несколько больших барокамер и кресло с раскрытыми металлическими браслетами на подлокотниках и внизу.

Мороз по коже пополз, стоило представить, что у нас есть все шансы попасть сюда в качестве объекта экспериментов.

Мама подошла к одному из шкафов и открыла его. Вытащила несколько коробок, а потом что-то нажала за ними. Послышался щелчок, и соседний шкаф пришёл в движение. Сработал какой-то механизм, шкаф отодвинулся, открыв дыру в полу.

— Спускайтесь, — кивнула мама.

— А вы? — я посмотрела на неё, наверное, впервые с момента встречи на Кроктарсе снова ощутив в глубине души, насколько она важна для меня и насколько сильно я не готова вновь отпустить её.

— Нам нужно вернуться к остальным, Лили.

— Но… — я покачала головой. Сердце сжалось. Я только-только вернула своих родителей, только-только попыталась снова впустить их в душу, позволив себе поверить в то, что они рядом и что они меня любят, как обстоятельства опять могли сложиться так, что мы потеряем друг друга.

— Так надо, дочь, — папа обнял меня за плечо и поцеловал в макушку, мама обняла Шейна, а потом меня. — Давайте, вперёд. Переждите, чтобы не произошло, а потом… вы взрослые уже и куда более сильные, чем мы думали, вы сможете принять правильное решение, что бы не происходило.

Взглянув ещё раз на родителей, я вздохнула и поторопилась к люку в полу.

Там была металлическая лестница, ведущая вниз во тьму. Довольно крутая. Я крепче прижала к себе мирно сопящую и ничего не подозревающую Дафну и, ухватившись за перила, стала спускаться.

Стоило мне встать на первую ступень, как внизу вспыхнул слабый свет. Я внимательно смотрела под ноги и не могла рассмотреть, что там внизу.

Шейн спускался за мною, а скрежет над головой свидетельствовал о том, что проход на нами был закрыт.

Оказавшись внизу, мы осмотрелись. Чуть дальше небольшого бетонного коридора располагалась комната. Она была совсем маленькой, четыре на четыре, не больше. У одной из стен стоял диванчик, большая бутыль с водой, коробка, вероятно с едой. Тут же лежала медицинская аптечка.

Шейн заглянул за ширму, за которой располагался унитаз и маленькая треугольная раковина.

— У меня детского питания в сумке максимум на два раза. Это семь-восемь часов, — я посмотрела на Шейна.

— Будем надеяться, что нам этого времени хватит, чтобы всё закончилось. Что бы там не начиналось.

И чтобы нас не нашли.

Эту мысль каждый из нас подумал про себя.

Мы с братом снова были одни. Ещё и с малышкой. Снова могли надеяться лишь сами на себя и друг на друга.

Эту силу, эту общность привили нам родители. Позаботились о том, что если их не будет рядом, мы найдём поддержку друг в друге.

Наверное, это самое лучшее, что они могли сделать для нас.

— Не знаю, что нам предстоит, Лил, — Шейн опустился на край дивана и протянул руки, предлагая отдать ему Дафну. — Но ты бы поспала. Хоть немного. Мало ли для чего нам понадобятся силы.

Поспать у меня, конечно же, не вышло. Дафна разнервничалась, и мне пришлось забрать её у Шейна. Она уснула, но спала на руках и очень тревожно.

Началось тягостное ожидание. Время тянулось медленно, словно липкий тягучий клей. В какой-то момент мне начало казаться, что воздуха в убежище не хватает, хотелось срочно выбраться на поверхность.

Пришлось успокоить себя, напомнить, что это просто тревожное состояние. Опыт почти полугода, проведённого в бункере, подсказал, как справиться.

Мы с Шейном стали вспоминать своё детство, родителей, как проходили семейные вечера. Вспоминали мамины пироги и как с папой запускали бумажные фонарики.

— Это ведь не могло быть ненастоящим, правда, Лил? — Шейн, откинувшись головой на спинку дивана, посмотрел на меня так, словно искал поддержки, ждал, что я не стану опровергать то, во что ему так отчаянно хотелось верить.

И мне тоже хотелось.

— Не могло, — тихо прошептала я. — Мы не просто эксперимент для них, Шейн. Мы их дети. Они любят нас. Я… не могу поверить в иное. Папа и мама учёные, но… это не значит, что они не любят нас. Как детей, а не как крысок в своей лаборатории.

Он прикрыл глаза на минуту, а потом с нежностью посмотрел на нахмурившуюся во сне Дафну у меня на руках.

— Ты права, Лил. Моя дочь ведь тоже… не плод любви, будем честны. Она не была зачата от искренней любви. Но… я люблю её. И по Яре скорблю. Она была чудовищем, но… знаешь… когда она носила Даффи под сердцем, мне показалось, что под пеплом её чёрной души есть что-то живое. Что-то, что может разгореться в чистое пламя. Это совсем не исключает того, что она творила, но…

— Я понимаю, о чём ты говоришь, Шейн, — я тоже опустила взгляд на невинное детское личико. Малышка была похожа на Яру. Будто её светлое отражение.

Не знаю, сколько прошло времени, оно ощущалось совсем нереальным. Мы будто пребывали в какой-то прострации. А потом оба резко вздрогнули, когда послышался шум наверху прямо над люком в наше убежище.

Шейн вскочил на ноги и встал у входа в коридор. Оружия у него, к сожалению, не было.

Я задержала дыхание, мысленно молясь о том, чтобы сейчас послышался голос матери или отца.

Но первое, что я увидела, это как на груди Шейна россыпью отобразились точки лазерных прицелов.

Моё сердце остановилось. Я замерла, прижав ребёнка к груди, в который раз в жизни ощущая, как я проигрываю. Знакомое чувство уже. Привычное. Когда ты понимаешь, что ничего сделать уже не можешь.

Некуда бежать.

Некому помочь.

Сопротивление бесполезно.

— Оставайтесь на местах, — прозвучал холодный голос. — Меня зовут Рид Мордос, я командир отряда костодианцев Высшего Совета Наместников. Приказываю вам оставаться на местах, и никто не пострадает.

Я увидела, как напряглись под рубашкой мышцы на спине у Шейна и поспешила предупредить его, чтобы не делал глупостей.

Мы не станем рисковать. У нас на руках ребёнок.