Нина застала меня уже немного успокоившейся и взявшей себя в руки.

— Привет, Лили, — она стащила с себя одежду и натянула пижаму, а потом без сил упала на кровать. — Как сегодня прошёл твой день? По мне будто трактором проехали. Устала — жуть. Ещё и руку обварила, когда суп переставляла с печи на раздатку.

— Покажи.

— Да почти не болит, — Нина протянула мне руку. — Я сразу в холодную воду опустила, но потом жгло, правда.

На тыльной стороне кисти у неё краснел ожог. Небольшой и без волдыря, но в работе мог ей досаждать.

— У меня как раз мазь с собой в походной аптечке есть.

Я достала свою мобильную аптечку, с которой почти не расставалась, вытащила заживляющую мазь и нанесла Нине на ожог, а потом замотала бинтом.

— Завтра должно уже полегче быть. А дня через три совсем забудешь.

— Эх, вот бы нам лекарства как у них, — посетовала Нина. — Я слышала, что “вампиры” могут такой ожог вылечить за пять минут. Даже за одну. Их медицинская наука ушла далеко вперёд нашей.

— Может и так, — я неопределённо пожала плечами. — Но, боюсь, если к ним попасть, не лечением они заниматься будут.

Нина смутилась и села на кровати.

— Прости, Лил, — посмотрела с сожалением.

— За что? — я удивлённо обернулась к ней, укладывая обратно в сумку лекарство.

— За то, что напомнила. Тебе и так несладко пришлось в Программе.

— Ничего, Нин, — я пожала плечами. — Всё уже позади.

— Да, — она потянулась и обняла меня. — Давай спать.

Мы выключили свет в отсеке и улеглись в кровати.

— Знаешь, — тихо позвала Нина со своей нижней койки. — В столовой слышала — разное болтают. Кто-то говорил, что в плену у нас не просто “вампир”, а их важная шишка.

— И что нам это даёт? — я ответила не сразу. Врать не любила, но и говорить Нине, что я знаю, кто у нас в плену, и что это тот самый кроктарианец, для которого я и была источником, не стоило.

— Как что? — оживилась она. — Он может знать куда больше остальных. Он важен для них.

— Да, а ещё его будут искать куда активнее, а если найдут, то месть их будет особенно жестокой.

Нина притихла. Наверное, о такой перспективе ей и не подумалось, а я прикусила язык. Не стоило её пугать, мы и так живём в мире кошмара и бесконечного страха.

— А я всё равно верю, что это к лучшему. Из него вытянут, что смогут, а потом убьют. Я от парней слышала.

По рукам побежала дрожь, а метка на шее тихонько заныла. Я натянула одеяло до самого носа и сжалась в клубок, пытаясь игнорировать эту пульсацию.

— Давай спать, Нина.

— Давай, — вздохнула она и через пару минут уже размеренно засопела.

Я же долго не могла уснуть, а потом и не заметила, как меня утащило в сон. Мне снова снились тёмные воды Кроктарса и тройная тень, что преследовала меня. А ещё я чувствовала его присутствие. Будто он был где-то рядом постоянно, но оставался невидимым. И дети. Сотни маленьких спящих кроктарианских детей в капсулах…

Утром мне нужно было идти на тренировку. Сил, признаться, на это не было. Но и выбора, собственно, тоже. Поэтому я соскребла себя с постели и поплелась умываться. Нину в постели я не обнаружила и почувствовала к ней признательность, что она ушла тихо и не стала будить меня.

Через полчаса я была в зале. Том уже ждал меня.

— Привет, Лили, как утро? — он широко и искренне улыбнулся.

— Как-то так, — я не удержалась от зевка, едва успев прикрыть его рукой.

— О-о-о, — протянул он, ухмыльнувшись. — Будем разгонять. Давай, пару кругов для разогрева и на маты.

Говорят, физическая активность позволяет разгрузить голову и освободиться от тревожащих мыслей. Только ложь это всё. Тело занято своим, а голова по-прежнему продолжает переваривать произошедшее.

А когда перешли к рукопашному, то и вовсе стали происходить странные вещи. Едва мы с Томом начинали делать упражнение, сзади шеи у меня простреливало. Сначала слабо, а потом сильнее. Это происходило каждый раз, когда Том ко мне прикасался.

И меня это вдруг сильно разозлило. До такой степени, что я сделала то, чего делать, пожалуй, не стоило. Совсем не стоило. Но ведь я чётко пояснила — я сама буду решать! Сама выбирать! Никакая метка пары, или как там эта штуковина называется, мне не указ!

Когда Том, использовав очередной приём, перевернул меня на мат, то вдруг замолчал и завис, серьёзно посмотрев в глаза. Он был так близко, что я ощущала на коже его дыхание. Слишком близко…

И я… потянулась и прижалась губами к его губам.

Том сначала замер, застыл буквально на секунду, а потом его губы будто мягче стали и раздвинули мои. Захватили верхнюю и мягко потянули. Язык скользнул по моим зубам и осторожно, самым кончиком проник в мой рот.

Я выдохнула ему в губы и зажмурилась. И… ничего не почувствовала. Совсем. Ни приятной дрожи, ни волнения, ни бабочек в животе — ничего.

Я столько читала про поцелуи, что они волнуют, заставляют мурашки бежать по коже, а сердце трепетать. Ведь так и было в тот единственный раз, когда меня поцеловал мужчина.

Когда меня поцеловал командор.

А сейчас ничего.

— Прости, — я сомкнула губы, опустила глаза и повернула голову в сторону.

Том почувствовал моё настроение и поднялся. Подал мне руку, помогая встать. Я чувствовала, как мои щёки начали гореть от смущения.

— Том, я… — попыталась оправдаться. Смотреть на него мне было стыдно. — Не знаю даже, что нашло на меня.

— Сожалеешь? — негромко спросил он.

Да. Но мне так не хотелось обижать его, ведь именно это я сделала бы, если сказала, что сожалею.

— Нет, но я… не знаю, о чём я думала.

— Раз не сожалеешь, то уже хорошо, — Том улыбнулся и подмигнул мне, а я почувствовала к нему благодарность за то, что с ним так легко.

Вот именно. Легко. Надёжно. Хорошо.

Том — человек! Землянин!

Молодой, красивый, сильный. И я ему нравлюсь — тут уж совсем нужно быть глупой, чтобы не понять. Но при этом он не наглеет и не напирает. Да и Шейн тогда, думаю, про свидание не просто так сказал. Они ведь друзья.

Тогда почему я не могу влюбиться в него? Выбрать его?

Это ведь моё право по рождению — выбирать себе партнёра!

— Можем закончить тренировку, если хочешь.

— Да, спасибо, — я решилась поднять на него глаза. — У меня сегодня и в госпитале много дел.

— Хитрый способ закончить пораньше тренировку, — он подмигнул, и я не смогла не улыбнуться. — Больше не сработает. Но ты продолжай пытаться.

Он перевёл всё в шутку, и теперь мне не придётся краснеть, когда увижу его в следующий раз. Ну… не сильно, по крайней мере.

Славный он всё-таки парень.

В душевой я позволила себе немного задержаться. Помылась быстро, а потом просто стояла под тёплыми струями, пока не кончилася мой лимит воды. Впитывала кожей каждую каплю, вдыхала влагу лёгкими так глубоко, как могла. Крепко зажмурилась, потому что подступили слёзы. Злилась на себя.

Что, если командор прав? Что, если выбор для меня исключён?

Но ведь я могу не выбирать вовсе. Быть одной не плохо. Меньше боли, меньше страха за близких. Это ведь тоже выбор.

Какой-то своей частью я понимала, что просто сопротивляюсь. Пытаюсь отрицать и бороться с неотвратимым. Но выдержу ли?

Метка тихо пульсировала, едва ощутимо, но не давала забыть о ней. Будто тихо шептала: “Отпусти… отпусти… ты всё равно бессильна”

Весь день я работала в госпитале. Дел было много. Дику Мэдису стало значительно легче, и я выписала его, утвердив решение у Ховарда. Проинструктировала, как и когда пить таблетки и когда нужно показаться на контрольный приём.

Убралась у наших крыс и взяла у них кровь на анализ, распределив пробирки по контрольным группам. Сложила пакеты для мобильных аптечек для вылазок. Пересчитала жгуты и комплекты перевязочных материалов. Осмотрела выздоравливающего после кишечной инфекции ребёнка миссис Робин.

В общем, я старалась занять себя по полной программе, только бы не думать и не ощущать это покалывание в шее. Отвлечься хоть как-то. Загрузить себя работой.