Мы с Тайеном прошли ещё несколько коридоров, а потом вошли в лифт. В маленьком замкнутом пространстве рядом с ним я снова почувствовала волнение. Мне будто воздуха не хватало, но к моему собственному удивлению, у этого ощущения не было канвы страха.

— Я могу сказать ему всё, что знаю сама? — решила уточнить, чтобы ненароком не подвергнуть Шейна ещё большей опасности.

— Всё, что сочтёшь нужным, Лили, — кивнул командор. — Думаю, ты сама сможешь оценить, насколько твой брат готов слушать. Но если хочешь моё мнение — не жалей его. Твой брат воин. Сильный и достойный. Не сказать ему правду, значит, проявить в его отношении жалость, Лили. А жалость для воина унизительна.

Интересно, поэтому-то он отдал его Яре? Потому что унижать жалостью не стал?

Но задавать такой вопрос я не стала. Понимала, что это моя обида говорит. А ещё очень боялась, что Тайен передумает, и моя встреча с братом не состоится.

За разговором и своими мыслями я даже не заметила, долго ли мы едем. Сколько этажей вниз? Если судить по виду из окна, то глубже, чем уровень земли. Наверное, тут и под землёй есть уровни.

Когда двери лифта открылись, я увидела точно такой же коридор, как и за дверями своей комнаты. Мы прошли два пролёта по коридорам, а потом остановились у одной из дверей.

— Он здесь, — сказал командор, а потом поднял руку, чтобы прикоснуться браслетом к панели, но я, неожиданно для самой себя, приостановила его, прикоснувшись к запястью.

— Спасибо тебе, — посмотрела в глаза искренне. — Ты мог не делать этого, но ты позволил мне увидеть Шейна. Я благодарна тебе, Тайен.

В ответ он промолчал. Лишь посмотрел так, что моя метка отдалась покалыванием, и я, не выдержав, отвела свой взгляд.

Замок просигналил, и дверь открылась. Я сделал шаг внутрь, Тайен же остался за дверью и запер её за моей спиной.

Шейна взглядом я нашла не сразу. Первое, что бросилось в глаза в большой, достаточно скромно обставленной комнате, это сломанный стул. Он лежал почти у двери, о которую, скорее всего, и разбился, бросешенный сильной рукой.

А потом я увидела брата, и сердце в груди болезненно сжалось.

Он сидел на полу, откинув затылок на кровать и прикрыв глаза. Дышал тяжело. А руки… его пальцы были в крови. И порванная на груди рубашка тоже.

— Шейн… — я подошла к нему и опустилась рядом на колени. — Шейн, посмотри на меня, прошу.

Услышав мой голос, брат поднял голову и открыл глаза. В первые мгновения его взгляд казался застывшим, он будто не сразу узнал меня.

— Лил? — оживился и выпрямился. — Лил! Ты жива!

Он сжал мою голову своими руками и с жаром прижался губами к моему лбу.

— Жива, — тихо ответила я, вцепившись в его предплечья. — Мы оба живы, Шейн. Живы.

В голове набатом пробило эхо: “Пока. Пока живы”. Но я предпочла сейчас не слушать. Я могла прикоснуться, могла обнять своего самого родного в этом мире человека. Большего мне в эту минуту и не нужно было.

— Что произошло? — я сжала его пальцы и посмотрела на них. — Это… это она сделала?

Шейн сглотнул. Он поднял на меня глаза, полные боли.

— Она, — кивнул, а у меня внутри полыхнуло чувство, которое мне ранее не было знакомо — мне захотелось убить. Разорвать на куски того, что причинил боль моему близкому. — Я не знаю, как, Лили, но она сделала из меня чудовище. Смотри…

Выдохнув, Шейн дрожащими руками развёл полы порванной рубашки.

От задней поверхности шеи и до середины сильной груди у него тянулись две тонкие блестящие полосы. Такие же, как и у меня. Такие же, как у Тайена, Яры и всех кроктарианцев. А сверху было бесчётное множество кровавых царапин.

— Я пытался стереть их, содрать, — надтреснуто прохрипел он, с отвращением глядя на собственную грудь, — но они будто въелись в кожу, понимаешь? Эта дрянь… она заразила меня…

— Шейн… — я осторожно прикоснулась к его исцарапанной коже и покачала головой. — Это сделала не Яра.

— О чём ты, Лили?

Я развязала шнурок на вороте платья и отогнула воротник до ключиц, являя и свои спириты.

— Это с нами сделали наши родители, Шейн. И тебе нужно меня внимательно выслушать.

Шейн Роуд жил просто. Он работал, оберегал сестру — единственного дорогого ему человека, в глубине души верил в то, что когда-нибудь мир изменится в лучшую сторону.

Но чем старше становилась Лили, тем чаще Шейн просыпался в холодном поту, что однажды придут и заберут её у него, как когда-то родителей. Несправедливость этого мира, непонимание, за что и почему люди должны испытывать такие страдания, всё чаще высекало искру в его сердце.

Однажды Шейн познакомился с Тиреком. Это был простой парень, строивший дом в конце их улицы и как-то раз пришедший к Шейну с просьбой починить его дрель.

Шейн и сам не понял, как так вышло, но через полчаса они уже говорили о таких вещах, за обсуждение которых люди просто бесследно исчезали. Это было очень опрометчиво — вот так рисковать.

Шейн забеспокоился, но Тирек его успокоил и сказал, что они давно за ним наблюдают.

Они — повстанцы. Те, кого, как думал Шейн, уже не существует.

Сначала он отказался от любого взаимодействия. Это ведь было слишком опасно. Он ставил под удар не только себя, но и сестру. Но время шло. Шейн видел, сколько боли и горя вокруг. Он всё это и так знал, но предпочитал жить себе, как получалось. А тут будто в фокус попало. И Лил становилась всё старше.

Из соседнего дома в один из зимних холодных вечеров “чёрные плащи” увезли мать двоих детей, прям как когда-то их с Лили родителей. Лили читала книгу в гостиной и не видела этого, но Шейн видел.

И он решился. Рискнул довериться Тиреку, и тот отвёл его к небольшой группе людей, среди которых была его будущая девушка Дина и командирша Таня. Так Шейн узнал, что у сопротивления есть целая структура, полноценная система группировок. Это и вдохновило, и испугало его.

Но всё же Шейн не готов был втянуться окончательно. Иногда он приходил на собрания, иногда передавал крохи информации о новшествах в гетто, о том, о чём сам узнавал на улице или у тех, кто приносил ему чинить технику. Вступать в группировку он не спешил.

Но в один день всё изменилось. Пришли “чёрные плащи” и отобрали у него то, что он любил больше всего в этом прогнившем мире. Как когда-то родителей, они забрали его Лили.

Минуя правила ими же созданной программы “Источник”, они увезли её, чтобы выкачивать в пользу одного из их командиров.

Шейну было больше нечего терять. В тот же день он ушёл и присоединился к группировке, и это было единственным, что не дало ему сойти с ума от горя.

Из Шейна Роуда получился отменный солдат. Сильный, умный, разбирался в технике. На то, чтобы изучить правила боя и научиться обращаться с оружием, у него ушло рекордно мало времени. Он бы мотивирован. Был зол и настроен мстить. И даже мечтал спасти сестру, хоть это и казалось дерзким планом.

И у него получилось. С помощью друга, которого он нашёл в лице соратника Тома, смелости и поддержки остальных. Вытащил свою Лили из лап кроктарианцев.

Пути назад уже не было. Ни дома, ни белого заборчика, ни золотистого пирога на завтрак им уже было не видать. Да и всё это было лишь ширмой. Ненастоящим. Оставалось только посвятить жизнь мести и сопротивлению.

Это было просто — ненавидеть захватчиков, желать им смерти и бороться с ними не жалея себя. Просто и понятно.

Сейчас же, когда всё перевернулось с ног на голову, Шейн сходил с ума. То, что рассказала ему сестра, не укладывалось в голове.

Они с Лили — эксперимент?

Их родители — учёные?

Ещё и… мама или папа — с Кроктарса?

Это казалось невероятным. Глупостью, бредом, полной ахинеей.

Это казалось совершенно неправильным.

У Шейна в груди покалывало и голова кружилась от мыслей. Дышать было тяжело. Ему хотелось крикнуть сестре: “Ты врёшь!” Но он знал, что Лили бы не стала лгать ему.

Он видел на её шее такие же полосы, как у “вампиров”. Такие же, как увидел и у самого себя сегодня утром… И её рассказ о родителях внёс хоть какую-то ясность. Шейн не хотел верить в это, но сколько бы он ни пытался отрицать, понимал, что Лили говорит правду.