— Встать, — приказал тот, едва переступив порог. Обычно он не обращал внимания на женщин — за исключением тех случаев, когда того требовала плоть, — но одна из них ему показалась знакомой.

Так и есть! Одетая в светлое кожаное платье с оторочкой из пятнистого меха рыси, перед ним на коленях стояла его собственная дочь. И почему боги не дали ему сына? Почему три мальчика, рожденные его женщиной, умерли, едва увидев свет, и почему выжила только она? Никчемная девчонка, от которой настоящему воину не было никакой пользы!

— Что ты здесь делаешь? — прорычал он, выпятив нижнюю челюсть. — Как ты посмела покинуть свои покои?

— Я… мы… — Девушка затрепетала. Внешне она ничем не отличалась от других молоденьких орчих, разве что была одета чуть лучше, да на запястьях и щиколотках красовались бронзовые и плетеные браслеты, а на лбу был вытатуирован замысловатый узор.

— Я привела ее, мой господин, — взяла вину на себя ее подруга, снова касаясь лбом пола.

— Потому что так ей велел я! — подал голос старик. — Служанка выполняла мой приказ!

— Твой приказ, шаман? — Верховный Паладайн мгновенно переключился на старика. — Зачем тебе понадобилась моя дочь? Ты учишь ее колдовать?

В отличие от эльфов, у орков, как и у людей, и мужчины обладали способностью к магии. Причем если среди людей мужчин-магов было все-таки большинство — ведь женщина-маг должна отказаться от материнства! — то у орков число волшебниц и магов было примерно одинаковым. Каждый двадцатый орчонок рождался с магическими способностями — только от желания родителей и их богатства зависело, будет ли их сын или дочь магом. Ведь обучение стоило довольно дорого!

— Да, мой Паладайн. — Старик-шаман выпрямился, стискивая узловатыми руками свой посох с навершием в виде оскаленной драконьей головы. — Ибо твоя дочь еще в детстве выказывала способности, и я давно обратил на нее внимание.

— Отец, я прихожу сюда уже пятый или шестой раз, — пролепетала девушка.

— Вот как? — Верховный Паладайн повернулся к дочери, и та медленно поднялась на ноги. — И чему же ты успела научиться?

— Пока немногому, — прошептала девушка. — Мне приходится учиться тайком… Я боялась, что ты узнаешь и велишь меня наказать.

Одним из важных факторов воспитания детей орки считали абсолютную честность по отношению к родителям. Взрослые еще могли солгать детям, если считали, что малышне негоже знать правду, но дети не должны были лгать никогда. За ложь наказание следовало едва ли не более тяжелое, чем за проступки.

— Твоя мать знает об этом?

— Я сказала ей, что хожу к шаману. Она больше ни о чем меня не спрашивала, и я промолчала насчет остального.

— Ну и дура!

Это замечание относилось к жене Верховного Паладайна. Он недолюбливал ее с тех пор, как понял, что больше жена не сможет рожать. Не так давно он даже взял себе наложницу, чтобы хоть от нее получить желаемого сына, но пока девушка оставалась бесплодной.

— Итак, — Паладайн снова оглянулся на шамана, — и чему же ты учил мою дочь, когда я пришел?

— Я учил ее, — старик заглянул в котел, — учил предсказывать будущее. Они помогали мне составлять настой, с помощью паров которого можно погрузиться в транс и перенестись мыслью и чувствами в будущее, сколь бы далеко оно ни было!

— У нас почти все готово, отец, — снова заговорила его дочь. — Надо было лишь дать отвару вскипеть, и потом вдохнуть его пары и…

— Так действуйте! — Верховный Паладайн небрежно смахнул со стоящего у стены сундука содержимое и уселся, уперев руки в колени. — А я буду смотреть!

Обе орчихи переглянулись со стариком-шаманом, но тот с серьезным видом махнул им рукой, и они, то и дело бросая на грозного Паладайна взгляды, стали подбрасывать под котел дрова.

Небольшую пещерку вскоре заволокло дымом. Он поднимался к потолку и пропадал в вытяжной норе. В ней что-то сердито зачихало и завозилось — подземные чешуйчатые крысы и многоножки были постоянными спутниками орочьих поселений и иногда служили дополнением к рациону. Кстати, именно поэтому орков почти невозможно взять измором, если они успели укрыться в пещерах. Одна крыса, чересчур наглотавшись дыма, рухнула с потолка прямо на Верховного Паладайна. Тот прихлопнул зверька ладонью, свернул шею и захрустел чешуйчатым панцирем, перекусывая в ожидании начала действа.

Обе девушки старались, как могли. Сквозь потрескивание пламени слышалось бормотание шамана и частые дробные удары в бубен. Потом к его голосу присоединился второй, и уже два бубна зазвучали, сплетая замысловатую мелодию. Брови Верховного Паладайна поползли вверх — он узнал голос собственной дочери. Девушка читала заклинание столь уверенно, что властитель даже удивился ее таланту.

Два силуэта закружились вокруг котла, в котором закипал травяной отвар. По пещере пополз резкий аромат, смешиваясь с дымом костра, — там горели ветки можжевельника. Служанка, стоя на коленях, время от времени подбрасывала в огонь одну-две ароматические палочки. От их запаха и дыма у Паладайна начало чесаться в носу.

Пляска шаманов становилась все неистовее, их гортанные выкрики — все глуше и истеричнее, а потом девушка, отбросив свой бубен, одним прыжком вскочила на шаткий треножник, установленный над самым котлом. Дым окутал ее с головы до ног — виднелись только раскрасневшееся лицо, лоснящееся от пота, со встрепанными волосами и страшно выкаченными глазами, да две машущие над головой руки.

— Вижу! — визгливо завопила она, чудом удерживаясь на шатающемся треножнике. — Вижу наследника! Младенец! Новорожденный мальчик! Он поднимет Золотую Ветвь! Он придет! Он прекрасен! Наследник!

— Что? — Верховный Паладайн вскочил и рванулся к дочери. — Чей это будет сын? Ты видишь, кто его отец? Чья кровь течет в его жилах?

— Кровь… — завывала девушка. — Кровь… много крови пролилось… и еще больше прольется! Золотая Ветвь будет пить кровь, пока не насытится!

— Имя отца! — теряя терпение, закричал Паладайн. — Скажи имя!

— Мальчик-маг! — выкрикнула дочь. — Он…

И тут случилось невероятное — Верховный Паладайн чихнул.

Обычно он старался бороться с подобными позывами, считая, что это недопустимо для Верховного Паладайна и почти императора орочьей империи. Никто не помнил, чтобы он чихал, кашлял или издавал другие подобные звуки, но тут…

От резкого звука девушка на треножнике покачнулась и, потеряв равновесие, рухнула на пол. Падая, она толкнула котел ногой, и часть отвара выплеснулась на угли, наполовину погасив костер. Белый густой дым поднялся и заполнил пещеру. Расчихавшись самым отчаянным образом, Верховный Паладайн сломя голову выскочил наружу, где его ждали телохранители.

Прошло несколько минут, прежде чем дым кое-как выветрился и в пещере можно было находиться посторонним. Протирая слезящиеся глаза, Паладайн снова шагнул через порог.

— Отец… — Дочь с трудом поднялась ему навстречу. — Отец, я видела…

— Знаю, что ты видела, — отмахнулся тот. — Чей он будет сын?

— Кто? — Молодая шаманка искренне захлопала глазами. Она решительно ничего не помнила из того, что только что ей открылось. — Я видела кровь и смерть. И еще — светловолосые. Они явно что-то задумали. Будь осторожен, отец!

Верховный Паладайн обернулся на шамана, требуя объяснений, но тот только развел руками — мол, такова воля высших сил.

Кто-то подергал его за штанину. Паладайн глянул — служанка стояла на коленях, и в ее темно-карих глазах дрожали слезы.

— Прости меня, повелитель, — пролепетала она, — это я во всем виновата! Я должна была следить за костром, чтобы дым не летел в твою сторону, но не смогла… Прости! Это из-за меня ты не узнал самого важного… Накажи меня, как хочешь!

Она сжалась в комок, касаясь лбом пола, и Паладайн несколько раз пнул ее ногой. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы ударить провинившуюся служанку, когда та сама признает свою вину — подлинную или мнимую. Но если орчиху обидели незаслуженно, та же забитая служанка могла поднять такой скандал, что только держись! Свершив таким образом наказание, Верховный Паладайн кивнул шаману и покинул пещеру. То, что узнала дочь про козни светловолосых, выяснится в свой черед. А сейчас он хотел кое-что узнать про младенца.