— Вот, значит, как? — повторил он. — У тебя еще есть силы, чтобы сражаться?

Он держал ее на весу одной рукой. Видящая задыхалась. Ужасно болела шея и горло. Теперь она знала, что чувствует висельник, когда петлю на шее кое-как затягивает неопытный или просто неумелый палач. В отчаянной попытке спасти свою жизнь она ухватилась двумя руками за запястье Фрозинтара и попыталась несколько раз брыкнуть его ногами. Кажется, пара ударов достигла цели, но драур никак не отреагировал на них. Он только холодно усмехнулся. Как долго он ждал этой минуты! Дочь его врага и сама первый враг, ибо не узнать волшебницу, которая доставила его в Обитель для опытов, а потом украла для своего отца, было невозможно. Сколько раз он представлял себе, как медленно, с наслаждением, разрывает ее на куски на глазах у лорда Лоредара так, чтобы причинить тому боль. Но время пролетело. Бывшего хозяина рядом нет. Да и сам драур изменился. Сейчас он поступит иначе.

— В тебе слишком много сил, — произнес бывший наемник.

Приоткрытый рот с сухими обветренными губами приблизился к ее лицу. Лаллирель догадалась, что сейчас будет, и отчаянно закричала. Но вместо вопля из пережатого горла вырвался лишь судорожный хрип, который вскоре оборвался, когда Фрозинтар накрыл ее губы своими и стал большими жадными глотками пить жизненную энергию волшебницы. Их тела окутались сиянием, которое постепенно становилось все ярче и ярче — и погасло в единый миг, когда драур наконец выпустил свою потерявшую сознание жертву. Она грудой костей и мяса шлепнулась на пол и больше не двигалась.

Во многих замках есть пыточные подвалы. В одних они оборудованы для работы и являются такой же неотъемлемой частью здания, как парадная зала или спальня хозяев. В других подвалы заброшены и не посещаются месяцами, позволив пыли покрывать толстым слоем цепи, дыбу и прочие инструменты. В общем, нет ни одного замка, где нет пыточных подвалов.

Были они и в Обители Ордена Видящих. Там в карцере содержались запертые в каменные мешки серьезно провинившиеся сестры, боевые магички отрабатывали приемы на списанных в расход медиумах — подавляющее большинство «отработанного материала» находило свою смерть именно здесь. Весьма немногие попадали на лабораторные столы, где над ними ставили опыты.

В свое время Лаллирель не раз и не два спускалась в пыточные подвалы Обители, чтобы на практике отработать полученные в теории знания. Думая, что сурово наказывают за «преступление», старшие сестры-наставницы вскоре после ее возвращения в Орден — она ненадолго покидала стены Обители, чтобы разрешиться от бремени и подбросить сына своим родителям, — заставили ее спуститься в подвалы и «вспомнить, чему там долго учили», прикончив отца собственного ребенка. Все эти месяцы приговоренный медиум прожил в подвале на цепи, как животное, видя свет лишь в те редкие минуты, когда к нему приходили, дабы покормить. Он совсем опустился, сошел с ума во мраке и одиночестве и выл и рычал, как дикий зверь. Так что убивала его Лаллирель даже с чувством жалости, как жалеют всякое изуродованное животное, которое приходится добить из милосердия.

Этот случай ничего не изменил в умонастроениях дочери лорда Лоредара, она потом неоднократно приходила в подвалы — то «потренироваться» на очередном смертнике, то сопровождая «на практику» учениц. Все время она была по одну сторону решетки и никогда не думала, что может оказаться по другую.

И вот это произошло.

Лаллирель пришла в себя, лежа на холодном каменном полу. Она очнулась от холода — одежда, в которой ее сюда притащили, ничуть не согревала. Не было ни охапки соломы, на которую можно было лечь, ни хотя бы старого одеяла, в которое можно завернуться. Зато на горле, которое еще болело после лапищ драура, обнаружился железный ошейник с шипами внутрь, как для строптивых собак. Он цепью соединялся с кольцом, вбитым в стену. Длина цепи позволяла узнице встать в полный рост и лечь на полу у стены, но и только. На запястьях оказались железные браслеты наручников — хорошо, что без шипов. Но зато они были именно железными, что заранее сводило на нет все попытки волшебницы применить магию. Нет, если постараться и как следует сосредоточиться, то даже и в таком положении можно колдовать, но проблема была в том, что накануне ее выпил драур. Оставшихся сил было слишком мало, чтобы преодолеть магию железа. А к тому времени, когда внутренние резервы восстановятся, она может совсем замерзнуть и ослабеть до такой степени, что даже без наручников ей не будет доступно никакое колдовство.

Лаллирель терпеть не могла никакого насилия над собой. Она всю жизнь жила победительницей — сначала единственная дочь знатных родителей, по праву рождения получившая все жизненные блага и ни разу ни в чем не ограниченная. Потом — подающая надежды молодая волшебница. Затем — кандидатка в Хозяйки целого Острова, ей позволили сделать карьеру уже после того, как она «опозорилась», родив ребенка, что еще больше укрепило дочь лорда Лоредара в том, что ей всегда и во всем будет везти. В год разгрома Ордена она была одной из старших наставниц. И даже во время поспешного бегства она ухитрилась не потерять головы и на новом месте сумела хорошо устроиться. А возвращение на Серебряный Остров…

В общем, сейчас волшебница была готова сломаться. Ее била нервная дрожь, губы прыгали, мысли путались. Каждый шорох, каждое позвякивание цепи выводило из себя. Ей хотелось визжать от страха.

Нервы были на пределе, и она взвизгнула, как девчонка, когда неожиданно со скрипом распахнулась дверь и по короткой крутой лестнице в подвал спустился легионер с факелом. До этого в помещении царил кромешный мрак, что отнюдь не добавляло узнице уверенности в себе. Да, она владела ночным зрением, но не настолько, чтобы внимательно осмотреться. Да и не до того ей было, право слово!

Решетки, разделявшей узника и предполагаемых палачей, не было, что уже хорошо. И легионер был один, однако сообразить, как можно это использовать, волшебница не успела — он воткнул факел в гнездо и вежливо подал руку Видящей, которая спускалась вслед за ним.

А следом явились еще двое, и при взгляде на последнего Лаллирель похолодела. Ибо это был драур. И пусть бывший слуга ее отца не пошел дальше лестницы, оставшись у дверей, ей вдруг стало страшно. Так страшно, словно ее опять держали за горло, намереваясь задушить. Неимоверным усилием воли она заставила себя успокоиться. Как-никак, она боевой маг, а даже люди знают, что нападение — лучшая защита.

— Что происходит? — Лаллирель выпрямилась, стоя на коленях и сжав кулаки. — По какому праву меня схватили и держат здесь? Я пленница? Чья?

— Вы не пленница, вы — главный подозреваемый в серии нападений, которые чуть было не привели к жертвам среди мирного населения, — как по писаному отбарабанил Карадор, развалившись в придвинутом легионером кресле.

— И вы меня будете судить?

— Судить, голубушка, вас будет император, — сладенько улыбнулся и. о. Наместника Аметистового и по совместительству сам себя назначивший на эту должность следователь. — А пока имеет место допрос подозреваемой. Где мой секретарь? — гаркнул он, обращаясь к потолку. — Я не могу без секретаря вести допрос!

Фрозинтар посторонился, пропуская в подземелье Тару с кипой пергаментов и чернильницей.

— Солнышко, ты пришла сама? — как-то очень заботливо обратился к девушке эльф. — Может, не стоит?

— Ты… вы же сами сказали, надо, чтоб одним почерком все было написано, — ответила та. — И потом, что я, крови не видела?

— Ну и ладненько, — улыбнулся эльф и закинул ногу на ногу. — Даже хорошо, если тут будут только свои. Но если тебе станет плохо, мы прервемся.

Эти слова он адресовал Таре, устроившейся на скамеечке и разложившей рядом на полу принадлежности для письма.

— Итак, — дождавшись, пока она закончит приготовления, промолвил Карадор, — ваше имя, звание, последнее место работы?

— Я не обязана отвечать на эти вопросы.

— А я обязан их задать. Таков порядок. Впрочем, личность подозреваемой может быть установлена косвенным путем. Фрося?