— Госпожа! Бегите, госпожа! Он здесь! Скорее спасайтесь!

— Погоди, я… — Он протянул руку с раскрытой ладонью.

— Не приближайся, чудовище! — взвизгнула женщина и, последний раз крикнув: «Госпожа!» — с удивительной прытью метнулась к дверям.

Эту женщину он поймал, успев схватить подол платья. Пленница дернулась, завизжала что есть мочи. Тонкая ткань затрещала. Опасаясь, что она своими воплями поднимет на ноги всю стражу, бывший наемник разжал пальцы. Не ожидавшая такой подлости от нежити, эльфийка шлепнулась на живот, но тут же вскинулась и, не переставая визжать, на четвереньках бросилась к двери. Ее одежда порвалась как раз в нужном месте, открывая бедра и ягодицы, и драур с неудовольствием подумал, что назавтра весь дворец будет судачить о том, что «это чудовище» изнасиловало женщину.

Фрозинтар сжал кулаки, борясь с душившим его гневом. Как же они все надоели! Как он их всех ненавидел! Поубивал бы! Всех до единой! Всех женщин мира! Не пощадил бы ни старух, ни сопливых девчонок! Все проклятое племя! Под корень! Эти твари недостойны жить! Нет, до всех он, конечно, не дотянется — рано или поздно, его прикончат, — но успеть расправиться хотя бы с несколькими. Например, догнать ту, в рваном платье, и проделать с нею все то, что она себе напридумывала. Уверена, что жуткий монстр нападет и искалечит? Монстр это сделает! Хотя бы потому, что другого от него не ждут!

Тихое рычание вырвалось из груди — его душили эмоции.

Так, так… Еще! Больше страсти! — Лорд Лоредар потирал руки, глядя, как отчаянно пульсирует во флаконе искра.

— Ой…

Невесомый даже не крик — вздох.

— Ты?

Я! Да, я! Жуткая тварь! Монстр, от которого надо бежать сломя голову! Чудовище, одной своей тенью наводящее ужас! Вы меня таким сделали! Довольны?

А теперь обернись и выплесни на нее весь свой гнев! Ведь ты ЭТОГО хочешь? Сорвись, атакуй! Можно! Давно пора…

Она застыла бледной тенью в дверях. Тонкая сорочка чуть ниже колен с глубокими разрезами выставляла напоказ босые ножки. У горла пальцы судорожно стискивают такую же полупрозрачную накидку. Светлые, почти серебряные волосы теплой мягкой волной распущены по плечам, спускаются до талии и ниже. И огромные глаза в пол-лица. А в них…

Атакуй! Ну же! Вот она! Протяни руку! Схвати… Что ты застыл? Взять ее!

Избавляясь от этого странного голоса, вдруг зазвучавшего в голове, Фрозинтар встряхнулся.

— Ой, — повторила она. В ее голосе не было страха — только удивление. — Это ты?

— Я, — почему-то сказал он. — А ты… меня не боишься?

— Нет.

— Но они все… — говорить было почему-то трудно, хотелось рычать, реветь и выть, — только что разбежались.

— Тут было чудовище…

Взять ее! Ну же!

— Но ты его прогнал.

Она сказала это таким тоном, что Фрозинтар поверил. Поверил и понял, что может изгнать из своей души зверя, в которого начал превращаться с голодухи. Странный голос в черепе еще продолжал что-то вопить, но он опять потряс головой, решительно избавляясь от него.

— Что с тобой? Тебе плохо? — Она шагнула ближе, заглядывая в лицо.

— Н-нет. — Он прислушался к себе. — Мне… да, мне плохо.

Зачем врать и говорить, что он отлично себя чувствует? Ведь она не поверит — видно по глазам.

— Что?

— Я не знаю, как сказать…

— Тебе было плохо. — Фейнирель сделала еще шаг. — Ты искал помощи и поддержки, а они тут кричали о каком-то чудовище вместо того, чтобы помочь тебе.

— Это чудовище… — Фрозинтар прислушался к себе, пытаясь определить свое самочувствие. — Этим чудовищем был я.

— А потом ты стал собой.

Она знает! От неожиданности он схватился руками за грудь. Но как? Откуда? Он же не произнес ни одного слова!

— Ну, я же знаю!

Она сделала еще шаг и внезапно оказалась рядом — только руку протянуть.

— И вы… меня не боитесь?

— А почему? Ты не сделаешь мне ничего плохого. — Она тряхнула распущенными волосами, и внезапно Фрозинтару захотелось потрогать их, пропустить между пальцами, зарыться лицом в их шелковистую волну. Он шевельнул ноздрями — от молодой женщины не пахло страхом. Это был запах лаванды, свежести, каких-то пряных трав — должно быть, лекарства, — и что-то еще.

— Но я — драур.

— Ты — мой рыцарь. Мой Серебряный Рыцарь. Я знала, что ты придешь!

Распахнув руки и выпустив полупрозрачную накидку, Фейнирель бросилась Фрозинтару на шею, обхватив руками и повиснув на застывшем от неожиданности наемнике. Он ожидал многого, но не такого.

— Но как вы… как признала?

— А ты сам не помнишь? — Она слегка отстранилась, заглядывая в его лицо. — Тогда ты сказал мне одну фразу. Ее можно было забыть, но я повторяла ее про себя все эти годы. Слово в слово, как молитву Покровителям. Я не могла ее забыть, не могла ошибиться. Ты сказал тогда: «Смерти нет — есть переход в новую жизнь». Если бы с тобой случилось что-то еще, я бы забыла эти слова, но они сказали мне, что ты ушел и, наверное, умер, а ты — жив. Ты просто закончил ту жизнь и начал новую. Но в новой жизни ты остался прежним — моим Серебряным Рыцарем и вернулся ко мне!.. Почему ты так долго не открывал свою тайну?

— Я… — Фрозинтар осторожно дотронулся до ее талии, удерживая женщину на весу. Не то что его шея могла устать — но если бы соскользнули обвивавшие ее руки… — Я боялся.

— Глупый! — Она рассмеялась. — Чего? Что я тебе не поверю? Что я не узнаю тебя в этом обличье?

Драур хотел сказать, что она уже его не признала — в Ночь Солнцеворота, у реки, — но решил промолчать. И правильно сделал.

— Они все время дают мне пить какую-то гадость, — промолвила Фейнирель. — Говорят, это поможет мне избавиться от призраков. Но ты не призрак. Ты — вот он! Живой…

— Я не живой, — попытался возразить он. — Я — нежить.

— Нежить, — повторила она. — Не — но все-таки «жить»! Смерти нет — есть переход в новую жизнь!

С этими словами, выпалив их так, словно это был боевой клич, Фейнирель крепче обняла Фрозинтара за шею и поцеловала в губы.

Как? Что это? Почему? — Лорд Лоредар в недоумении уставился на внезапно погасшую искру.

Драуру показалось, что он действительно умер.

Не было ничего — только яркая вспышка тепла и света, того самого, который видит каждый в конце пути. Тот самый свет, который одними воспринимается как символ новой жизни, а другими — всего лишь последними судорогами умирающего мозга. Истину знают не те, кто с пеной у рта доказывают свою правоту, а те, кто увидел этот свет в последний раз.

Яркая вспышка, спалившая мозг. Огонь, наполнивший его плоть. В ушах грохот крови, несущейся по жилам со скоростью бурного весеннего водопада, сметающего все на своем пути. Хрупкая плоть не выдержала этого напора — ее просто-напросто смело. Сорвало с души, как ненужные тряпки. Оставило нагим и беззащитным.

Два переплетенных тела на голом полу, в ворохе разбросанных одежд — там, где их застала вспышка страсти. Мягкая плоть под грубыми руками.

— Я… сделал тебе больно?

Большие глаза у самого лица, на ресницах дрожат слезы:

— Нет…

Он не поверил — от счастья не плачут! — хотел отстраниться, но тонкие руки сомкнулись теснее. Тело прижалось каждой клеточкой, словно старалось раствориться:

— Не надо! Не уходи.

— Но я…

— Я так долго тебя ждала!

— Ты не понимаешь, я не могу…

Не могу признаться и поверить, что больше всего на свете хочу остаться. Но ведь это неправильно! Седона погибла всего лишь месяц назад. «Чуть больше месяца назад! — подсказал рассудок. — Положена в могилу, оплакана, отпета. Ее душа отправилась туда, где ее ждут боги народа альфаров и Покровитель Рир. Ее искра погашена вместо твоей. Девочка хотела, чтобы ты жил. Так живи!»