Фро отодвинулся подальше в тень, когда парочка приблизилась к самой воде. Никто не может заметить нежить, если она сама того не пожелает, но блеск красных глаз выдал его.

— Ой! Что там? — Седона пискнула и поспешила повиснуть на локте Карадора.

— А? Что?.. Да не бери в голову! Это Фрося, — отмахнулся эльф, присаживаясь на корточки у воды. — Забыла, что ли?

— Ну… э-э… да, — несмело кивнула девушка. — А почему его не позвали?

— Звали уже. Не идет! — Эльф внимательно посмотрел на драура, и тот опустил голову. — Да ты его не бойся! Он хороший.

— Я не боюсь, — прошептала Седона, робко касаясь ладошкой руки эльфа. — Просто все равно страшно…

Напившись, они вместе вернулись к костру, как будто ничего не произошло, но пальцы их так и оставались переплетенными.

Чуть-чуть подвинувшись на обрывистом берегу, драур вытянул шею, заглянул в темную воду ночной реки в поисках своего отражения.

Он почувствовал присутствие этого существа даже не кожей, а каким-то наитием и машинально развернулся навстречу. Пальцы сами собой сжались в кулаки прежде, чем он успел сообразить, кого видит.

Поздней осенью некоторые водяницы выбираются на берег, чтобы в зарослях плавника устроить себе лежку и без помех переродиться. Подобно тому, как гусеница превращается в бабочку, водяница на зиму преображается в снежную деву. Для этого она заранее устраивает себе гнездо. Сейчас одна такая нежить выбралась на берег в нескольких шагах от него.

При свете убывающего месяца были видны набухшее от воды бледное тело, длинные волосы, перепончатые конечности, уже утратившая привлекательность мордочка с выпученными глазами. Водяница явно увлеклась поисками места для сна и присутствие еще одной нежити заметила поздно.

Секунду или две они смотрели друг на друга, потом на мордочке водяницы отразился ужас, и она, закрыв глаза лапками, опрометью ринулась прочь.

Тихо зарычав, Фрозинтар взглянул на свое отражение в воде. Из темной глубины на него смотрели два красных глаза, ярко выделяющихся на синевато-бледной коже, туго обтягивающей череп. Не хватало только торчащих из пасти клыков — и будет настоящее чудовище, которого боится даже нежить.

Его боится даже нежить! Что уж говорить о…

Низкий раскатистый рев сотряс сонный берег, разбудил стаю ворон в ветвях деревьев. Испуганно завизжали лошади, обрывая привязь.

— Фрося, ты чего? — крикнул Карадор. — Тебе сон страшный приснился, да?

Фрозинтар развернулся к костру. Видимо, выражение его лица было каким-то странным, потому что Седона ойкнула и опять спряталась за спину эльфа, а сэр Ройдар наставил на него меч:

— Не подходи!

— Фрося, ты в самом деле того… лицо попроще сделай! — попросил Карадор. — Ладно, свои кошмары, но мы-то тут при чем?

— Это н-не кошмары, — выдавил он.

— А что? Легкие прочищал?

— П-попугал кое-кого, — с неохотой признался драур.

— Поздравляю, — сарказма в голосе Карадора было столько, что его можно было складывать в кучу, — ты добился своего! Я чуть в штаны не наделал!

С этими словами он направился к ближайшим кустам, на ходу распуская пояс.

— А ты за мной не ходи, маньяк! — спиной почуяв движение драура, добавил он.

Фрозинтар остановился и повернулся к костру. Шесть пар глаз смотрели на него с явным осуждением. Седона отвернулась, когда он чуть-чуть задержал на ней взгляд.

Отряд орков шел стремительным легким шагом, плечом к плечу. Бывалые воины, они даже на пересеченной местности ухитрялись держать ровный строй, чему немало способствовали десятники, шагавшие справа и слева от основной колонны. Сотня отлично вооруженных, прошедших огни и воды недавних войн бойцов могла вогнать в пот практически любого эльфийского лорда — даже если у него под началом имелось в два раза больше рыцарей. Большинство орков, несмотря на ненастную осеннюю пору, щеголяли в безрукавках, оставляя открытыми мускулистые руки, от плеча до запястий покрытые вязью ритуальных татуировок и шрамов, показывающих, сколько войн прошел тот или иной боец. Для любого, кто знал все эти символы, становилось ясно — в сражении каждый из этой сотни стоит трех-четырех эльфов или пяти-шести человек. На Аметистовый Остров надвигалась грозная сила.

Они двигались быстрым легким шагом, неся на плечах оружие, доспехи и личные вещи. Несколько разведчиков шли впереди, изучая местность. Вот один, шедший налегке (он набросил на плечи чешуйчатый панцирь и держал в руке обнаженный талгат, но вещмешок тащил за него десятник), показался на вершине холма между деревьями. Его силуэт четко виднелся на фоне закатного неба.

Вскинув руку, разведчик сделал несколько жестов, понятных только оркам, и сотник проревел короткий приказ. Не замедляя бега, отряд перестроился. Если прежде они бежали колонной по двое, то теперь сомкнули ряды — в каждом было пять воинов. Копья, которые до этого орки несли поднятыми вверх, легли на плечи бегущих впереди товарищей, еще больше скрепляя ряды между собой. Это несколько замедлило ход колонны, но и только.

Один из десятников выдвинулся вперед, равняясь с сотником. Перегнав его на несколько шагов, он на ходу полез в кожаный мешочек, висевший у него на поясе, и достал щепоть порошка. Держа его в кулаке, шаман начал было бормотать заклинание, долженствующее помочь оркам покинуть территорию Рубинового Острова, ближайшего к Аметистовому, и ступить на разделяющую оба Острова полосу Ничейной земли, как вдруг странное явление заставило разведчика издать предостерегающий крик.

Мгновением позже его продублировал сотник, и отряд остановился, взрыв опавшую листву сапогами. Шаман не дочитал заклинания.

Два дерева, растущие на склоне холма, внезапно и резко изменили свой внешний вид. Прежде обычные березы, они превратились в высоченные пирамидальные тополя, склонившиеся друг к другу вопреки всем законам природы. Их макушки переплелись так тесно, что казалось, будто это одно дерево с двумя корнями. Вся прочая растительность — редкие деревца и кусты, покрывавшие склон — исчезли. Остались лишь эти два дерева.

Сотник не успел отдать никакого приказа — в следующий миг воздух между тополями слегка заклубился, словно дым костра, и в проем, пошатываясь, шагнул эльф.

Одет он был слишком легко для поздней осени — в мешковатую тунику неопределенного покроя и поверх нее простую безрукавку. Ни плаща, ни другой теплой одежды у него не было. Осенний холодный ветер ерошил длинные, как у женщины, забранные в простой хвост волосы.

От усталости эльф еле держался на ногах. Разведчик орков оказался ближе всех к нему, но светловолосого, видимо, так утомил долгий переход, что он просто сел на траву, тяжело дыша.

Разведчик бросил взгляд ему за спину, но из Врат больше не показалось никого. Дул ветер, начал накрапывать мелкий дождик, создавалось впечатление, что плохую погоду эльф принес с собой с той стороны.

Сделав знак всем оставаться на местах, сотник подошел к неизвестному. Разведчик стоял над ним, держа талгат наготове, но светловолосый не выказывал агрессии.

— Кто ты? — на хорошем эльфийском поинтересовался сотник. — Как звать? Откуда и куда идешь?

— Я… — Эльф снизу вверх посмотрел на разведчика и протянул ему руку. Тот помедлил, но позволил остроухому опереться на свой расписанный узорами кулак. — Я спешу. У меня вот тут… письмо. И грамота. К императору Хауку от…

— Дай сюда! Быстро! — широкая ладонь протянулась к эльфу.

— Сейчас!

Продолжая опираться на разведчика, гонец дрожащей рукой полез за пазуху.

Мастер Неар не испытывал страха от встречи с темноволосыми воинами. В конце концов, не к ним ли в Цитадель он спешил? Просто удача, что этот отряд подвернулся ему на пути — он ужасно устал, до постоялого двора, где по подорожной грамоте мог получить стол и кров, оставалось еще лиги две или три, а у него не было сил одолеть это расстояние дотемна. Кроме того, в трактирах необходимо было менять загнанных лошадей, а его конь пал несколько часов назад, и никто, разумеется, не мог предоставить ему нового скакуна. Доверить же письмо кому-то еще он не рисковал. Один эльф уже погиб, пытаясь доставить его по назначению. Не хотелось подставлять кого-то еще. И Неар отдал письмо и подорожную командиру темноволосых воинов.