Вилли выглядел точь-в-точь, как чувствовал себя Брок — он полдня провел в разъездах, собирая нежите-амулеты и документацию к ним. Молодой интендант, сопровождавший Брока в поездке, ничем особо не помогал — он бледнел, краснел и ничего не знал: закупку нежите-амулетов совершал его предшественник нер Хокинс, уволившийся аккурат на день Явления. Вся документация по закупкам, вот же гадство, была проведена уже через Тальму — сейчас у Брока руки были коротки добраться до возможных участников аферы: Аквилита опять была Вольным городом, и полиция Тальмы не имела никакого отношения к ней. А афера была, и еще какая — Брок убил остальную половину дня на проверку каждого номера нежите-амулетов, с удивлением замечая, как некоторые номера, которые должны быть уникальными, двоились и троились в его ведомости. Учитывая массовость закупки — на амулетах никогда не экономили, купая с запасом, и явную бросовую стоимость подделок, Хокинс и его «товарищи» по афере заработали немало. Брок отдавал себе отчет, что из-за покупки фальшивых нежите-амулетов, теперь нет веры и остальным закупкам Хокинса. Придется проверять и содержание серебра в пулях, и сигнальные амулеты, и реактивы для экспертных лабораторий. И какой демон дернул Хокинса так подставить бывших коллег?! Понятно, что обидно — тогда в снежень тысячелетней независимости Аквилиты пришел конец, и служить Тальме Хокинс посчитал для себя невозможным, но подставлять констеблей-то зачем?!

Несчастный глубоко в душе Брок заступил такому же горемычному мальчишке дорогу — тот смотрел себе под ноги и отчаянно шмыгал носом.

— Недобрый день, Вилли?

Тот замер, поднимая тяжелый, очень грустный взгляд на Брока — и Брок его понимал от и до:

— Чаво? До дома я и сам дойду… Не потеряюсь.

Брок приветливо протянул руку:

— Давай, помогу с ранцем. Тяжелый поди.

— Я экайе на ферме работаю! — взвился обиженный недоверием к его самостоятельности мальчишка, явно из семьи беженцев из Вернии — только там шакеров или открывальщиков устриц называли именно так. Он обошел Брока и медленно поплелся дальше. — Я сильный.

Брок не выдержал — выругался себе под нос: работа шакеров начиналась в четыре утра, и сил на открытие устриц требовалось немало. И, несмотря на все запреты, в шакеры до сих пор принимали с четырех лет.

— Тем более давай помогу.

Вилли шмыгнул носом, настороженно всматриваясь в Брока — тот явно не вызвал в нем доверия или даже мало-мальской симпатии: слишком разнаряженный, в белоснежных перчатках, в парадном мундире с боевыми наградами, в новой, распахнутой на груди шинели, в высоких, начищенных до блеска сапогах — и ведь не поверит Вилли, что когда-то, лет двадцать пять назад, Брок выглядел почти так же, как он — семья Мюрай была не из зажиточных, отец, отказавшись от титула, лишился любой поддержки рода, и первое время, пока мать Брока болела, с деньгами было туго, более чем. Только Броку в школе приходило еще хуже, чем Вилли — он вдобавок был рыжим. Рыжих нигде не любили. Приходилось доказывать кулаками, что поговорка «рыжий-бесстыжий!» не про него.

Мальчишка все же выдавил из себя:

— Лучше скажите нериссе, что экайе быть круче, чем ходить в школу. За школу надо платить, а экайе — наоборот, платят!

Брок замер, поймал за плечо, останавливая и Вилли, присел перед мелким, фута четыре в высоту, мальчишкой, заглядывая в глаза — причину многих горестей Вилли он понимал:

— И про чулки сказать?

Вилли тут же улыбнулся щербатым ртом — передних зубов у него еще не было: молочные выпали, а коренные еще не выросли:

— И про них скажите! Парни не носят чулков!

— Чулок, — поправил его Брок, заставляя Вилли снова грозно выпрямляться:

— Какая разница — чулков, чулок… Я морозов не боюсь. Я вообще скоро себе штаны смогу позволить! — всю серьезность сцены испортили шорты, попытавшиеся свалиться с впалого живота — Вилли пришлось их ловить и поправлять.

— В школе брюки разрешены с восьми лет. — напомнил Брок, рукой проходясь по лицу мальчишки и убирая следы гематомы. Вилли тут же напрягся и подался в сторону. Броку пришлось объяснять, чтобы его не заподозрили в неподобающем: — Не бойся. Я лишь синяк убирал — мы же не хотим расстроить нериссу Идо.

Вилли снова хлюпнул носом, и Брок заодно и насморк пролечил — пара часов и он прекратится.

— Вы только про школу скажите ей! Твердо скажите, что я больше туда ни ногой!

Брок, игнорируя обходящую их со всех сторон толпу школяров, мягко сказал:

— Если закончишь хотя бы начальную школу, то зарабатывать сможешь в два-три раза больше, чем шакером. Сможешь обучиться профессии, сможешь стать уважаемым человеком. — Он выпрямился, закинул на плечо себе ранец, взял Вилли за мелкую, утонувшую в его пальцах ладошку — он и забыл, отправив племянника с кузиной в Ондур, какими маленькими бывают руки у детей. За спиной Вилли раздались свист да перешептывания, что мелкая дурь все же допрыгалась до каталажки. Брок, даже не оглядываясь, эфиром заткнул им рты. — Пойдем, нерисса Идо будет волноваться.

— Ха… Скажешь тоже… — Брок нахмурился, но Вилли продолжил свою мысль — думал он совсем не о волнении Идо. — А жрать чё мы будем с нериссой эти три года? Неее, че не говори, работа всяко важнее.

Брок пробурчал, злясь на самого себя и окружающий мир:

— А жрать, как ты сказал, вообще не детская проблема. Это трудности взрослых. И я обещаю, жрать… Тьфу, есть тебе все годы обучения будет что. Я и город позаботимся об этом.

Вилли совсем не по-детски просмотрел на него и ничего не сказал. Брок понял, что таких, как он доброхотов, обещающих помощь, в жизни Вилли было слишком много, и все до него не сдержали слова. Потому Вилли и боится за нериссу Идо.

— Вилли… — Брок вышел на улицу со школьного двора.

— Ась?

— Давай-ка найдем тут галантерею…

— Чего? — не понял мальчишка.

Брок вздохнул и поправился:

— Лавку старьевщика найдем и купим тебе гольфы.

Ладошка в руке Брока напряглась и попыталась вырваться. Не тут-то было — Брок натренировался на задержанных.

— Да иди ты со своей помощью, — снова взвился мальчишка — улица приучила его, что бесплатная помощь всегда опасна. Брок серьезно посмотрел на него в попытке успокоить:

— Я их для нериссы Идо куплю. Думаешь, она тебе позволит гулять без чулок? А так аргумент будет. Весомый. Шерстяной. Кстати, ты не знаешь, какие цветы любит нерисса Идо?

Вилли, быстро поняв, что интерес Брока направлен совсем не на него, успокоился и мрачно пробормотал:

— Съедобные.

Брок понятливо кивнул:

— Тогда розы. — Поймав недоуменный взгляд Вилли, не знакомого с высокой кухней, он пояснил: — Из них варенье варят.

Уточнять, что то приторно сладкое и постоянно приходится выплевывать лепестки, Брок не стал — вряд ли нерисса Идо действительно пустит розы на варенье. Ему до сих пор было стыдно за свою утреннюю ошибку — принял Идо за наставницу элитных воровок, обносивших новомодные торговые дома только так: свободные женские юбки позволяли прятать под ними что угодно, а вот нравы общества и законы полиции не позволяли заглядывать для проверок под эти самые юбки нерисс. В Аквилите, особенно в сезон карнавалов, целые банды действовали, состоявшие из красивых, респектабельно выглядевших девиц.

Вилли, снова уверенно шагая рядом, веско сказал:

— Даже не думай подбивать клинья к нериссе без свадьбы. У меня нож есть. Пожалеешь, что обеще… Объече… Обисче…

Брок пришел ему на помощь:

— Намерения у меня к нериссе Идо что ни на есть самые честные, клянусь. Так что та ржавая железяка, что торчит у тебя из ботинка, тебе не пригодится. Ей даже курицу не зарежешь.

— Много ты знаешь, — пробурчал мальчишка. — Ты слишком гладенький и сытый для нашего квартала. Ты как с коробки печенья — слишком правильный. Ты ничего не знаешь о нас и нашей жизни.

Брок просто спросил — с коробкой печенья, на которой рисовали респектабельных леров с напомаженными усами и обязательными шляпами-канотье, его еще не сравнивали: