— Умер? — прошептала Милена утопая в горе.

— Да. Тогда я был очень благодарен Тёрку и его матери, что они не оставили Роара. А ещё было хорошо, что на войну они попасть не смогли, потому что Роар в первом же сражении полез бы на мечи и ничего хорошего из этого не получилось бы.

Слёзы текли по щекам девушки. Кажется, что всё что она умеет это только плакать, но она так и не научилась не пропускать через себя чужие беды, быть отчуждённой, смотреть со стороны. Она погружалась с головой, особенно теперь, когда стала белой ведьмой, а сейчас беременной белой ведьмой. И рассказ был про Роара, которого она безумно любила, несмотря ни на что.

— Ему страшно тебя потерять, потому что любит тебя очень сильно. И ты не изарийка — крепкая, сильная и выносливая. А его преследует страх этой потери всю жизнь. И ты даже не представляешь, как ты похожа на его мать.

— Мать Роара?

Феран прикрыл глаза:

— Я очень хорошо её помню. И когда увидел тебя в первый раз, был поражён этому сходству. Да и характером ты с ней похожа. Анэза была очень тихой, милой, со всеми приветливой и благостной. Её любили все в доме. И она была такой же маленькой, как ты.

— Но никто никогда не говорил…

— Они и не скажут, — отрицательно покачал головой мужчина.

Она почти уняла слёзы.

— Если сильно плохо от бремени — тошнит, качает, слабость, — проговорил он и Милена кивнула в знак подтверждения. — Сходи к Эке. Скажи ей, у неё есть травы или она сходит к лекарям.

— Но я… я думала, что это надо скрывать, — она наконец справилась с собой и своими мыслями. — Я же белая ведьма, серая, в смысле, мне нельзя иметь детей.

Он вздохнул.

— Если бы мы всё ещё принадлежали элату Кармии, — произнёс феран, — то Роар просто забрал бы тебя и спрятал где-то, где ты могла бы спокойно жить и растить вашего ребёнка.

— Я думала, что беременность — это смертный приговор, — возразила поражённая девушка. — Разве серые рожают?

— Милена, — глава дома посмотрел на неё очень мягким взглядом. — Да, такой закон есть. Но неужели ты думаешь, что в таком огромном мире, при таком частом явлении, как призыв, ни одна серая девушка ни разу не разрешилась от бремени под покровительством мужчины, отца ребёнка?

Она нахмурилась и мотнула головой.

— Девочка, — улыбнулся феран. — Таких детей много. Просто они живут там, где серые не считаются бездушными существами, несущими лишь беды и смерть.

— А я думала о том, чтобы найти чёрную ведьму и…

— Не вздумай, — оторвал он её резко и жёстко.

Милена притихла, постаралась унять себя.

— Сходи к Эке. Скажи, что я сказал, — она закивала. — А теперь беги.

Девушка встала и пошла к выходу.

— Милена, — позвал достопочтенный феран, — если не сможешь простить Роара и решишь уйти, то обязательно мне скажи. Я тебе помогу.

— Спасибо, — прошептала она.

— Иди, девочка.

— А можно я просто так ещё приду? — решилась Милена задать вопрос.

— Не стоит, но можешь прийти.

Она улыбнулась с благодарностью, потом нахмурилась и прикусила губу.

— Знаете, — решилась сказать она то, что очень сильно мучило её. — Я хотела… не знаю… думаю, что вам плохо и… Хэла… Хэла потеряла ребёнка до наказания. Вы не виноваты.

И её скрутило его сожалением и болью, которое разрослось мгновенно и заполнило собой всё пространство. Милена не знала правильно ли она поступила, сказав ему это, но ей почему-то казалось, что надо, очень надо было рассказать.

Рэтар Горан замер, опустив голову, потом повёл ею, поднял на неё взгляд полный слёз.

— Блага тебе моя хорошая, блага, — очень тихо поблагодарил феран.

Милена склонила голову и ушла.

Дошла до Эки и призналась в беременности, попросив о помощи. Экономка помогла, а ещё обняла по-матерински, и с того момента глаз с белой ведьмы не спускала.

А Роара Милена конечно же простила…

Эрона умерла внезапно и её смерть подкосила Элгора, который пока наложница с ребёнком были с ним, по замечанию Милены был совершенно другим. Не то, чтобы он перестал быть колким и дерзким, но он стал мягче.

Эрин плакал ночами и Милена, которая мучилась бессонницей, страдала вместе с малышом, слушая его плач.

— Давай я с ним побуду, — как-то, не выдержав, она пришла к Элгору в комнату и предложила помощь.

— Иди спать, — буркнул бронар.

— Я не могу, — покачала головой белая ведьма.

Элгор покосился на её живот и фыркнул:

— Тебе нужно отдыхать.

— Это тебе нужно отдыхать, — заупрямилась она, сама не понимая откуда набиралась порой вот этого безрассудства. — Я могу спать, когда хочется, а тебе можно только сейчас, потому что днём ты занят.

И это было правдой — из-за того, что феран отошёл от дел, а фернат вышел из состава элата у Изарии появилось очень много проблем и бронар уставал так же сильно, как и митар.

— Пожалуйста, Элгор. Мне не трудно. Я за ним присмотрю, попробую ему помочь, может хоть тут от меня польза будет.

Он ещё раз фыркнул, Милена видела, что убедила его и поэтому осмелилась дойти до них и протянула руки к мальчику. Тот хоть и плакал, вцепившись с отца мёртвой хваткой, но на руки к Милене всё же пошёл.

И белая ведьма его унесла. Забрала корзину, в которой обычно мальчик спал, и ушла в главную гостевую залу дома. Поставила корзину на стол и усадила туда Эрина.

— Что ты тут делаешь? — спросила Эка, которая всегда ложилась спать позднее всех и всегда обходила дом перед сном.

Милена как раз рассказывала мальчику, который с ней перестал плакать, сказку про колобка, пытаясь настроить его на сон.

— Да вот, он плачет, а я всё равно не могу спать, — пояснила Милена экономке.

— Ох, бедняга, как же Эрону жаль, — покачала головой женщина. — Блага тебе, деточка, а то Элгор никогда не попросил бы о помощи, уж и не знаю, как у тебя получилось.

— Он совсем разбит, — сказала тихо Милена, замечая, что малыш, взяв её за руку, решил-таки уснуть.

— Они все такие, — тяжело вздохнула Эка, глядя на малыша.

— Они? — нахмурилась девушка, не понимая про кого говорит экономка.

— Гораны, — ответила она. — Они верные. Это у них в крови. Даже у тех, которые вроде и виду не показывают, вот как Элгор. Рейнар всю жизнь любил первую супругу свою, мать Роара. Риван меня так сильно изводил, что продыху не давал и я знаю, что любил. Просто больно делал, по-другому не умел. Достопочтенный Эарган был такой же. Он ведь как и феран сейчас, дурманом горе заливал, когда ферина наша любимая умерла. Я уверена, что дурман этот у Рэтара как раз от отца ещё остался. Они с Тёрком у достопочтенного Эаргана эту ящиками ящиками забирали. А он всё равно пил. У него на один ящик было ещё три.

— Стой, отец достопочтенного ферана тоже пил это зелье? Почему? Я думала, что он был жестокий и никого кроме себя не любил, — удивилась Милена.

— Не, он очень свою Вассу любил, — возразила Эка и грустно улыбнулась. — Мы все её любили.

— Васса? — Милена не слышала ни разу имени матери достопочтенного ферана.

— Её звали Клисса, достопочтенная ферина Изарии Клисса Горан, — пояснила женщина. — Но достопочтенный Эарган Горан называл её Васса. Это цветок такой, очень красивый, в горах растёт. Цветёт, как снег сходит и почти до того момента, как снова выпадает. А пахнет как, мммм…

И экономка повела головой и улыбка стала такой нежной, очаровательной. Милена в очередной раз залюбовалась красотой женщины.

— Он её очень любил, — утвердительно закачала головой Эка. — Когда она умерла, он сломался. Вот как и достопочтенный Рэтар, точно такой же был. Мы все это уже видели тогда. Он пил дурман, был злым, вечно не в себе, спал много, а когда не спал был, как цнельный. Он и так характером был тяжёлый, а тогда вообще невыносимый стал. От него весь дом прятался, если бы не Рэтар и Тёрк, то спасу бы нам не было никакого, потому что брат, достопочтенный Рейнар, он против него не шёл никогда.

— Он умер из-за дурмана? Эарган Горан? — стало очень страшно, потому что Милене очень хотелось, чтобы феран выкарабкался из этого, пережил горе или чтобы Хэла вернулась. Она так хотела верить в это, как в сказку.