Митар уставился на него в недоумении. Но Рэтар больше ничего не сказал, и, пройдя к загону, он поддел ногой ворота и открыл их.
— Найдёте хозяйку? — спросил он шёпотом.
В нём было сомнение, что звери не пойдут, не послушают его. Но, внутри рубил словами его отец: “Чуешь? Значит не сомневайся, никогда, не сомневайся, иначе тебе конец!”
Тот, что был поменьше, тот что радовался Хэле, Фобос, вынырнул из загона и рванул в поля без оглядки. Второй, Деймос, внимательно изучил Рэтара, аккуратно прошёл мимо него, повёл носом воздух и осторожно вышел в ворота.
Тёрк что-то громыхнул, но Рэтар его не слышал — теперь было главное не потерять из виду “деток Хэлы”.
Они не подвели. Фобос, как и предполагал Рэтар, убежал далеко вперёд, он вообще казалось выбежал в поле на вечернюю прогулку, но Деймос был сосредоточен на том, чтобы действительно найти чёрную ведьму. Феран знал, что нюх хараг очень хорош, но проблема была в реке, вода перебивала запахи, поэтому пришлось идти по следу женщины.
Несмотря ни на что нашли хараги её одновременно, было достаточно интересно наблюдать за тем, как Фобос, который якобы в поисках и не участвовал, отчаянно пытался опередить брата и добраться до ведьмы первым.
Хэла сидела на берегу, подобрав под себя ноги и опираясь на огромный валун спиной. Она была без плаща и Рэтар искренне радовался, что хоть сапоги из сунги она носила исправно, поэтому ногам точно холодно не было.
Ведьма удивилась появившимся ниоткуда животным, потом глянула наверх, на уступок возле тропки, что вела к реке и где сейчас стоял феран. Она плакала и, увидев его, отвернулась, вытирая лицо руками.
— Не надо было меня искать, — проговорила она, — я уже собиралась идти обратно.
— Хэла, — вздохнул Рэтар.
— Я знаю, что нужно вернуться до темени, прости, что заставила переживать.
Всё это она говорила не поворачиваясь к нему. Хараги то одна, то другая, тыкались в неё мордами, а Хэла прятала лицо и от них.
Рэтару стало больно, хотя он не мог до конца точно сказать, что именно эта женщина для него значит, кроме того, что отпускать её от себя он не мог и не хотел. И, что она была важна, что хотелось защитить от всего от чего он мог бы защитить, хотя было действительно до грустного смешно — это скорее она может его защитить. Как она сказала утром Тёрку? Она его уже не раз заговорила. Рэтар знал. Он точно знал. Хэла могла сделать для него намного больше, чем он для неё. Мужчина усмехнулся сам себе — он мог только обнять, мог только согреть, мог только спрятать… Но для неё ли он это делал?
Шере так повезло, что не попалась ему на глаза. А сейчас — боги, как хорошо, что они так далеко от дома.
— Хэла, — феран спустился и подойдя совсем близко столкнулся с выставленной в останавливающем жесте рукой, такой отчаянно нужной ему, такой нежной и ласковой.
— Уйди, Рэтар, пожалуйста, — прошептала она сбившимся голосом.
Он поймал её ладонь — ледяные пальцы.
— Ты замёрзла, Хэла, — проговорил мужчина и отругал себя, что ушёл на поиски без плаща.
— Не надо, — упрямо проговорила ведьма.
Феран сел перед ней на колени и потянул на себя. Хэла сдалась и, уткнувшись ему в грудь, зарыдала. Он просто прижал её к себе, потому что кроме этого ничего не мог.
Чувства собственного бессилия выводило из себя, внутри начинал гореть этот неутомимый яростный огонь, способный спалить и его самого и всё вокруг, зверь грыз его изнутри, потому что надо было делать ещё что-то, потому что привык действовать.
А тут он просто сидел и обнимал и это, как ему казалось, было самое болезненное дело, которое Рэтар совершал за много времени.
— Почему ты не наговорила ничего Шере? — спросил он, надевая на неё свою куртку, когда женщина успокоилась.
— Потому что кукушечка была виновата, — ответила едва слышно Хэла. — Она нашла камушек, но отдавать его не хотела. Для неё это просто красивая штучка, она даже ценности её не знает, оно ей и не надо. Просто красиво, просто нашла и оставила себе.
И ведьма снова заплакала.
— Она безумно переживает из-за того, что обманула тебя, — Рэтар подтянул её и устроил у себя на коленях. — Я пообещал ей, что ты не думаешь о ней плохо. А феран не может быть не прав, что бы ты знала.
— Я не думаю плохо, боги, нет… — мотнула головой женщина. — Она… просто я ушла, потому что была не в себе, я просто испугалась, что натворю жуткого чего, всем в доме. Да и Шера была права…
— Нет, Хэла, нет, — он нагнулся, чтобы постараться встретиться с ведьмой взглядом. — Она была неправа. Она не имела права ни бить девочку, ни уж тем более резать ей волосы. Она должна была привести её к нам — к бронару, к митару, ко мне. Это мы закон, Хэла, это мы можем решать кого наказать, а кого нет. И если завтра она без волос проснётся никто тебе и слова не скажет.
Рэтар улыбнулся, надеясь, что Хэла тоже улыбнётся.
— Тебе не жаль её волос? У неё такие красивые волосы, — прошептала она и не улыбнулась.
— У Найты тоже были красивые, — заметил феран. — Их мне жаль.
— Нельзя научить сочувствию, Рэтар, — отозвалась ведьма. — Через наказание тем более. Шера не поймёт в чём она неправа, она только ещё больше взбесится, ещё сильнее попытается ужалить… но это нельзя понять, пока не пройдёшь хоть немного этого пути, а он тяжёлый, он страшный, там только боль и нет света… я никому не пожелаю по нему идти. И не имеет значения, что я могу ей сделать, она просто примет это, как мою злость на неё, но не справедливость за приченённые страдание ребёнку, пусть и в теле взрослого.
Слова эти были полны прожитой самой Хэлой болью, они заполняли отчаянием, которое делало его невыносимо беспомощным. Рэтар ненавидел это чувство, никогда не умел с ним справляться, но там, где он его испытывал, обычно можно было отпустить себя, можно было крушить, ломать, уничтожать, а здесь… ему нужно было делать совсем другие вещи и это доводило до грани.
— Пойдём домой, Хэла, — прошептал Рэтар. — Ты замёрзла совсем, ты можешь заболеть…
Ведьма, к его удивлению, почти безропотно кивнула.
— Хэла, я знаю, что это не всё, — внутри него сидело это, не сомнение, нет, не неверие, просто он сам не понимал, но словно было второе дно и она так тщательно от него это скрывала, что становилось не по себе. — Я верю тебе, Хэла, верю, но ты обманываешь меня… не надо, родная.
Она сжалась, отчаянно тряхнула головой.
— Я не вру тебе и не врала никогда, ну кроме того раза, когда сказала, что Элгор не знал, где Милена, когда она пропала тогда вечером, — он уставился на неё, приподняв бровь. — Перестань, ты знал!
Феран утвердительно хмыкнул.
— Я не вру, я не договариваю, — согласилась всё же ведьма.
— Хэла, это, — он нахмурился.
— Я не хочу, чтобы ты разгребал неприятности из-за меня, тебе хватает, я не хочу быть проблемой, — пояснила наконец она и у Рэтара всё сложилось в голове.
— Боги, Хэла, ты не проблема, ты моё сокровище, — он взял её лицо в руки и заглянул в глаза.
— Скажешь тоже, — буркнула женщина и попыталась вывернуться, вставая и отворачиваясь. — Злое такое сокровище, подарок бога смерти.
— Неплохо, — улыбнулся Рэтар, вставая вслед за ведьмой и прижимая к себе, целуя её затылок. — Он мне должен.
Хэла повернулась к нему и нахмурилась, не понимая.
— Хэнгу, бог смерти, — пояснил мужчина, снова обнимая её лицо ладонями. — Я один из самых усердных его слуг, всю жизнь тружусь без устали и наполняю его грань душами. Он меня определённо уже должен был вознаградить. И если ты его дар, то это намного больше, чем я бы мог пожелать или о чём мечтать.
— Рэтар, — прошептала Хэла, едва слышно, дрожа в его руках и пусть он будет ужасным человеком, но её дрожь и её шёпот, тепло кожи под его руками, и холод там, где их не было…
— Хэла, несносная ты моя ведьма, — прошептал он ей в губы, нагнувшись, чтобы поцеловать.
И их снёс ураган. Огонь внутри полыхал, зверь яростно рычал — вот, чуешь теперь, чуешь? Не бесполезно, это не бесполезно… это нужно.