Гонцы помчались к подполковнику Торну в третий Белогорский полк и к зеленодольцам, к кавалерии и Григорянскому. Вскоре часть разведчиков повела два пехотных полка на зачистку от улорийцев яблонецкого посада, я же с первым Белогорским пехотным полком двинулся прямиком к городской стене.

Яблонец уже привык к мирной жизни. Слишком давно под его стенами не пылали костры осаждающих армий. На провинцию Нижняя Вилковица никогда прежде не претендовали улорийские короли, а от нападений таридийцев она всегда была надежно прикрыта Злинской крепостью и Дьявольским ущельем. Никаких попыток хоть чем-то защитить посад не было и в помине, это просто считалось ненужным. Да и вынужденные селиться вне города жители безо всякого стеснения лепили свои дома прямо к городской стене, что с точки зрения обороны является недопустимым. Нам же сейчас всё это, вкупе с непогодой, играло только на руку.

Совершенно не заботясь о скрытности, мы прошли через хаотично застроенный посад и где с крыш пристроенных к городской стене домов, где прямо с земли, быстро выставили два десятка лестниц. Лукьянов с Иванниковым снова попытались меня удержать, но на этот раз были проигнорированы. Я полез наверх вслед за первой группой штурмовиков.

Ветер свирепо завывал, швырял в лицо мириады колючих снежинок, норовил сбросить с лестницы вниз. Но я продолжал упрямо карабкаться, порой пережидая чересчур сильные порывы и отчаянно цепляясь за перекладины негнущимися от холода руками в обледеневших рукавицах. Но это были лишь цветочки, на стене оказалось намного хуже: мало того, что она оказалась непривычно узка, так еще и была покрыта утоптанным снежным настом, который нерадивые улорийцы не удосужились хотя бы посыпать песком или золой. Да и ветер здесь свирепствовал вдвойне, потому любое неосторожное движение грозило закончиться неприятным полетом с семиметровой высоты.

Благодаря снежному бурану, всячески старавшемуся сбить нас с пути, ближайшими для нас оказались не Западные и не Южные, а Восточные ворота, от которых дорога вела во внутренние земли Силирии. Так даже лучше выходило, хотя… Хотя улорийцы нас не ждали хоть у Западных ворот, хоть у Восточных. Самый максимум – это если они знают о подошедшей к Злину таридийской армии, свежее информации у них просто не может быть.

Дверь в надвратную башню отворилась, и в ярко освещенном прямоугольнике возникла долговязая фигура в массивной шубе. Глаза бедолаги еще не успели привыкнуть к темноте, а сильный удар ружейного приклада уже отбросил его обратно в помещение кордегардии. Следом незамедлительно устремились штурмовики первого батальона. Истошные крики, грохот переворачиваемой мебели, звон стали – наше преимущество в численности было подавляющим, всё закончилось очень быстро.

После целого дня, проведенного на морозе, нам показалось, что в помещении очень жарко, и волей-неволей взоры всех таридийских солдат притягивала мирно потрескивающая горящими дровами каменная печь. Жаль, но расслабляться еще не время.

В следующие четверть часа надвратная башня была полностью зачищена от противника, решетка поднята, ворота открыты. Из пленных спешно вытрясли местоположение расквартированных внутри Яблонца улорийских частей, вошедшая в город кавалерия сразу двинулась в центр, к городской ратуше, где располагался штаб армии и где в близлежащих домах богатых горожан проживали высшие офицеры во главе с генералом Пищаком.

Через час были захвачены и отперты все городские ворота, южная часть Яблонца досталась нам практически безо всякого сопротивления. В центре пришлось повозиться подольше, но это обусловливалось необходимостью обыска большого количества домов, в каждом из которых на постой были определены от трех до пятнадцати вражеских солдат. И всё это беспокойное хозяйство пришлось отрывать от сытных ужинов, вытаскивать из теплых постелей и препровождать в не столь уютные места временного содержания.

А вот в северной части города развернулось настоящее сражение. Слухи докатились туда быстрее наших солдат, и расквартированные в складах и конюшнях рыночной площади, а также в расположенных рядом вместительных зданиях местных мануфактур улорийские кирасиры и пехотинцы успели занять оборону.

Хорошо, что мои офицеры сориентировались и быстро забаррикадировали все близлежащие улицы. Это отбило у кирасир охоту пытаться прорваться к одним из городских ворот.

Я прибыл к месту ожесточенной перестрелки часам к одиннадцати ночи просто одуревшим от усталости. В таком состоянии меньше всего бываешь настроен на дипломатическое решение вопроса. Тем не менее противнику было предложено сдаться. А поскольку в ответ я услышал очень много «лестного» о себе, то безо всякого сожаления предложил продолжить дело князю Григорянскому с его артиллерией. Если подданные короля Яноша ждали штыковой атаки и яростного рукопашного боя, то этим ожиданиям не суждено было сбыться. Буду я еще понапрасну гробить своих солдат! Они мне еще пригодятся.

Всего лишь два залпа длинноствольных гаубиц, изрешетивших картечью несколько деревянных строений с засевшими внутри улорийцами, сломили их сопротивление. Правда, количество живых врагов к тому моменту изрядно уменьшилось, но тут уж моя совесть была чиста – сами напросились.

К полуночи весь Яблонец был в наших руках, но на этом сей нескончаемо длинный и тяжелый день еще не окончился. Не менее двух часов ушли на размещение пленных, расквартирование своих и силирийских солдат, назначение караулов и на прочие организационные вопросы. Только после этого я со спокойной совестью завернулся в весьма кстати подвернувшуюся под руку медвежью шкуру у ярко пылающего камина и моментально уснул.

Слежка за фрадштадтским торговым представительством стала для Джона еще одним неприятным таридийским сюрпризом. По всему выходило, что противник подтягивался к Островам не только в экономике и военном деле, но и в компетенции спецслужб. Так оно, конечно, интереснее и веселее, но он все же предпочел бы более простую и быструю работу против дилетантов. И было совершенно неважно, что слежка осуществлялась некачественно, важен был сам факт ее наличия.

Поначалу-то Олстон решил, что наблюдение ведется за представительством в целом, но спустя пару дней вынужден был признать, что филеры торчат под окнами именно по его душу – уж слишком явственно неопытные соглядатаи напрягались, стоило лишь ему появиться в окне или выйти с сигарой на балкон. Что же это получается? В Тайной канцелярии короля Георга завелся шпион, или на его след вышли по итогам измайловского дела?

Та операция вообще закончилась полным провалом. Мало того, что это отодвигало на неопределенный срок, а то и вовсе делало невозможным получение обещанных капитану наград, так еще и был нанесен весьма болезненный удар по репутации одного из самых успешных агентов иноземного отдела канцелярии. И, читая скупые слова сожаления по поводу неудачи в сообщении Гринвуда, Джон отчетливо видел проступающее между строк разочарование в своих действиях. А как еще прикажешь трактовать случившееся, когда цель не достигнута, находившиеся на довольствии наемники убиты, деньги Короны потрачены зря. И главное – упущен уникальный шанс расправиться сразу с двумя врагами Фрадштадта одновременно. В этом Олстону удалось убедиться воочию, посмотрев на торжественный въезд в Южноморск живого и здорового царевича Федора в сопровождении своего друга-помощника князя Бодрова. Так что Джону оставалось только скрипеть зубами да строить планы исправления своего промаха. Правда, он возглавил операцию лишь на завершающем этапе, но захочет ли начальство принять это во внимание, оставалось только гадать.

И тут еще слежка. Первым порывом Джона было выйти на улицу, потаскать хвост за собой пару часов, да и исчезнуть из поля зрения филеров. Или того хуже, завести куда-нибудь в темный уголок и начистить физиономии. Так сказать, в профилактических целях. Но первый порыв ушел, эмоции схлынули, и Олстон благоразумно решил не обострять ситуацию. Пусть себе следят, было бы у местного Сыскного приказа, или кто там у таридийцев еще слежкой заниматься может, что-то серьезное на него, уже бы предъявили. А раз не пытаются войти в представительство, значит, все у них вилами по воде писано, одни не стоящие внимания догадки. Так что здесь он в полной безопасности. Войти на территорию фрадштадтского представительства – это оскорбление Короны и международный скандал, островное королевство такого не прощает. А вот если он выйдет в город, то может попасть в засаду и оказаться в таридийских застенках, причем его соплеменники не будут об этом знать, а значит, и не смогут помочь. Местные же на все вопросы по поводу пропажи подданного Короны будут разводить руками да изображать бурную розыскную деятельность. По крайней мере, во Фрадштадте поступили бы именно так.