Усиленные дивизии первой линии КОВО за счёт лучшего, чем в ПрибОВО и ЗОВО соотношения сил с передовыми частями немцев, смогли заставить тех ввязаться в вязкое противостояние с потерями один немец за двоих наших. Лучшее качество войск и командования никто не отменял. Вот только в КОВО этого было недостаточно, а дивизии первой линии не стали «смертниками по советски».

Однако даже после первых неожиданных потерь и сильнейшего сопротивления на всей линии госграницы, немцы упорно продолжали выполнение плана – главный удар на западной Украине они наметили и наносили «над» львовским выступом. А основными точкам будущего прорыва в нём являлись три направления – Бережцы – Ковель (на острие – 56-я и 62-я немецкие пехотных дивизии), Устилуг – Владимир-Волынский (44-я и 298-я пехотные дивизии и 14-я танковая), Сокаль – Дубно (9-я, 57-я, 75-я, 297-я пехотные дивизии и 11-я танковая).

Наибольшего успеха добилась в первый день 11-я танковая дивизия вермахта, смогшая, несмотря на потери под ударами советских ВВС, переправиться через Западный Буг около Сокаля. Где была остановлена засевшими в обороне советской пехотой, усиленной 1-й противотанковой бригадой Москаленко. Противотанковые артбригады РГК в этот раз формировались также, но раньше (уже осенью, а не весной 1941-го), их было меньше – 6 шт вместо 10, им усилили ПВО и их всех успели наполнить положенными по штату транспортными средствами. Именно эта бригада из подобных первой приняла участие в войне. В итоге, несколько дней спустя, в момент начала «новой версии» танкового сражения в районе Дубно-Луцк-Броды именно 11-я танковая дивизия вермахта уже потеряла (почти все – безвозвратно) половину своих танков от действий советской авиации, пехоты и противотанковой артиллерии.

На всей границе между заранее пополненными и боеготовыми стрелковыми дивизиями округа и наступавшими немецкиим силами начались тяжёлые бои. В принципе, тактика первой линии обороны не отличалась от ПрибОВО и ЗОВО. Но шансы остаться после первых дней боёв полноценными войсковыми соединениями, хоть и понёсшими потери, у дивизий первой линии КОВО, были намного выше, чем в Прибалтике и в Белоруссии.

Эти соединения на Украине могли даже рассчитывать позже, когда давление немцев станет нестерпимым, на вполне себе организованный отход от линии госграницы.

А мотомехчасти КОВО и подпиравшие их войска из глубины округа готовились вступить в бой тогда, когда из Львовского выступа начнут отходить обороняющиеся войска прикрытия.

Говоря о боях в районе Львовского «балкона» нельзя не упомянуть факт, не относящийся к ведению боевых действий, но очень важный в другом аспекте: Ведомство одного грозного советского наркома вывезло всех оставшихся заключённых (начав с украинских националистов) из Львовской тюрьмы в мае вглубь СССР. Читаные в книгах из будущего противоречивые (в зависимости от взглядов авторов) сведения о том, что происходило тогда во Львове и его окрестностях в последние предвоенные и первые дни после начала войны, послужили основой решения заранее пресечь почву для хотя бы части возможных послевоенных инсинуаций и обвинений. А за то, что произойдёт во Львове и его окрестностях, когда придут немцы – они и будут нести полную ответственность.

Подобные превентивные, крайне гуманные (особенно с точки зрения тех норм морали и понимания законности, которые господствовали в СССР на тот период) действия были проведены и на других приграничных территориях страны. Расстрелов заключённых в спешке, перед подходом немецких войск ныне не было.

Всё меньше поводов для послевоенных обвинений, особенно учитывая то, что Сталин и Берия с момента знакомства с попаданцем постоянно держали в голове мысли о том, что лично им можно прожить дольше, чем в «тот раз» до 1953-го… Они оба рассчитывали на это. А послезнание из книг потомка придало им изрядной уверенности в том, что после войны «всё будет хорошо» и их образ в глазах народа и всего мира будет изрядно чище и даже возвышенней и даже это восхищение не будет местами столь вымученным…

«Люди, руководившие державой, сломавшей тиранию врагов всего цивилизованного человечества»… вполне искренне каждый из них держал подобное в своих размышлениях об отдалённом будущем, всё чаще появлявшимся у них по мере того, как укреплялось их понимание в сменяющиеся месяцы от начала войны – история пошла другим путём…

Тут особых неожиданностей не было «ни тогда», ни «сейчас». По сравнению с ЗОВО, КОВО и ПрибОВО и в «тот раз» картина была просто благостная. По авиации потери «немцы + румыны +венгры» vs СССР в первый день были практически 1 к 1 и исчислялись от 20 до 40 самолётов с каждой из противоборствующих сторон. Чему способствовало то, что у немцев здесь было меньше всего авиации (всего четверть от суммарного числа самолётов стран Оси на данном ТВД) и вовремя принятым мерам приведения в боеготовность на большинстве аэродромов округа.

На суше 9-я армия Черевиченко заняла достаточно прочную оборону на пространстве от Липкан до Одессы вдоль рек Прут и Дунай. К вечеру 22 июня советские силы уничтожили несколько захваченных в первом натиске вражеским войсками плацдармов на советском берегу Прута.

Что в целом, повторило события сражений на Южном Фронте «того» 22 июня.

В «этот раз», также достаточно легко отбив первую атаку на аэродромы округа, советские ВВС совместно с флотом провели 22 июня долго готовившуюся совместную операцию, по результатам которой румыны очень хорошо «огребли» в первый же день войны.

Воздушно-морскую атаку на Констанцу готовили долго и тщательно. Командующий флотом СССР адмирал Кузнецов буквально скрипел зубами, изучая (среди множества доступных только ему одному в советском ВМФ материалов) фотокопии разных версий мутной истории, итогом которой «в тот раз» была потеря советских кораблей – подводной лодки Щ-206 и лидера эсминцев «Москва».

Весной 1941, вместе с новым командующим Черноморским флотом – контр-адмиралом Владимирским (назначенным вместо крайне неудачно действовавшего в «тот раз» Октябрьского) он провёл пару учений флота и его авиации, А в июне, перед самой войной, самолично инструктировал командующего ЧФ об окончательных деталях предстоящей операции.

Советских ПЛ в этот раз, от греха подальше вообще не было в районе, румынское минное поле, установленное в феврале 1941, держали в виду, а артобстрел с моря велся с безопасного расстояния. Но до этого собранные (в четыре раза большие, чем в «тот раз») совместные силы ВВС флота, ВВС округа и одного полка дальнебомбардировочной авиации РГК, выделенной по запросу Наркома ВМФ командующим всей авиации РККА Рычаговым (свыше 220 ДБ-3/ДБ-3Ф, СБ и Пе-2) смешали с землёй известные ныне местоположения немецких 280-мм береговых батарей, аэродром Мамайя, на котором базировалась немецкая авиация, расположения немецких и румынских зенитных батарей и дивизионов и нефтехранилища Констанцы. Мощным артогнём эскадры порту и городу был нанесён дополнительный урон (Владимирский привёл к румынскому берегу линкор, 3 крейсера, 10 лидеров и эсминцев) и были потоплены 2 румынских эсминца и 2 торпедных катера.

Большие в разы, чем в «тот раз» привлечённые силы авиации и флота, послезнание о местонахождении целей, уверенное и твёрдое руководство большой операцией принесли желанный результат и дали первый опыт и определённую уверенность в своих силах морякам ЧФ и лётчикам.

Правда без ложи дёгтя не обошлось и в этот раз. На обратном пути один из эсминцев был торпедирован единственной румынской субмариной и затонул. Эскорт загнал вражескую подводную лодку на глубину, но уничтожить (как стало известно позже) не сумел, после чего наша эскадра с подобранными из воды членами экипажа потопленного своего корабля ушла в Севастополь…

Подводя итоги первого дня войны, стоит отметить, что третьим фактором, способствовавшим достаточно удачному (в сравнении с «тем разом», конечно) итогу сражений 22 июня, наряду с действиями пополненных живой силой и техникой по скорректированным штатам и не вылезавших с полигонов всю осень-зиму и весну кадровых дивизий РККА, принявших первый удар 22 июня и удовлетворительными действиям ВВС было общее, достаточно твёрдое руководство РККА.