Люфтваффе за 22 июня недосчитались над территорией СССР в пределах ЗОВО и от ответных ударов по немецким аэродромам, против которых были организованы бомбардировки силами этого округа трёх с половиной сотен самолётов, а ВВС ЗОВО – почти семисот, почти как и в «тот раз», но ныне, в массе своей, они были в виде потерь в боях. Три четверти из них – в небе, остальные – на земле.

Несмотря на ранние предупреждения командования и специальные меры в виде усиления ПВО аэродромов, часто немцы «ловили» наши лётчиков в промежутках между вылетами, вываливая над местами базирования множество новых, высокоэффективных мелких осколочных бомб из кассет и контейнеров.

Знания из будущего предупредили об этой тактике немцев, а правильного противодействия ей так и не удалось организовать в первый день. А позже их эффективность и снизилась сама собой, по мере того, как поредевшие ряды люфтваффе сталкивались со всё более сильным ПВО советских аэродромов и были вынуждены забираться на большие высоты, с которых точность подобных бомбометаний сильно снижалась.

Советской авиации удалось даже нанести большое число контрударов по аэродромам люфтваффе (в основном – в Польше и в Пруссии). Их эффективность была не слишком высока по причине малоопытности у большинства советских лётчиков, тем более в условиях сильного противодействия сил ПВО, но она отвлекла часть истребительных сил немцев на прикрытие своих мест базирования и снизила давление на аэродромы советских ВВС и уменьшила поддержку немецкой авиацией наступательных действий вермахта, тем временем «получавших своё» от авиаударов наших ВВС.

Из множества подобных факторов и складывался перевод на другую историческую колею сражения в ЗОВО и сражение в воздухе была только часть его.

Но, в целом, это всё же был проигрыш в авиационной битве…если не знать итог «предыдущей итерации».

В «тот раз» за всё 22 июня на всём(!) советско-германском фронте люфтваффе потеряло от всех причин всего около сотни самолётов.

Годы спустя, в послевоенных мемуарах немногих выживших из стрелковых дивизий первой линии обороны ЗОВО и в сухих строках сохранившихся документов этих уничтоженных врагом соединений РККА стала складываться полная горечи картина от лица тех, кто принял на себя самый страшный первый удар врага.

Меры, предпринятые ранее по дополнительной боевой учёбе как командиров, так и бойцов РККА, новинка для засад, боёв в населённых пунктах и «последний шанс в окопах против танков» – РПГ, усиленные средства ПВО, дополнительные, скрытые в лесах запасы продовольствия и личных боеприпасов, действия разведывательно-диверсионных подразделений войсковой разведки РККА на путях снабжения вермахта и его тыловых подразделений… всё это заставило заплатить врага в лесах Западной Белоруссии цену, в разы превышавшую его потери в «тот раз».

Все – и кто погиб, и те немногие, кто выжил из стрелковых дивизии первой линии ЗОВО, они все так ждали помощи от «подкреплений РККА». Видя трупы врагов, уничтоженные технику и вооружение врага и свою, оттаскивая в сторону тела погибших товарищей и рассчитывая их похоронить в месте с новыми погибшими «когда закончится артобстрел», «когда отобьём третью атаку немцев», они все ждали помощи.

А она не пришла.

Деля последние выстрелы к РПГ и вскрывая оставшийся цинк с патронами к пулемету в окопах на самом западном выступе территории СССР, примерно в тех же местах, где вела бои и царская армия в первую мировую, иногда – даже в обновлённых защитных земляных сооружениях, оставшихся с тех времён… надежда вспыхивала в них, когда они видели падающие с неба после авиационных схваток «мессеры», «хейнкели» и «штуки» – чьи силуэты и фотографии были выучены и много раз просмотрены по множеству появившихся перед войной книжиц с подробными описаниями немецкого вооружения. Сожалели, когда немцы сбивали наших. И пытались спасти своих сбитых лётчиков, спускающихся на парашютах. Иногда это даже удавалось.

Эти соединения полностью сгорели в боях, дав время на организацию (уже по новой обстановке, а не по стремительно устаревавшим тактическим данным и знаниям по дислокации из «иной истории»!) контрударов бронетанковых сил РККА из глубины.

Также, как и в ПрибОВО, в ЗОВО в через несколько дней развернулось два больших танковых сражения, а немногие выжившие из остатков личного состава стрелковых дивизий первой, положенной на алтарь высших расчётов, линии ЗОВО – ещё будут прятаться а лесах и неделями прорываться на соединение со своими, по мере возможностей уничтожая мелкие тыловые подразделения врага. Им оставалось только прорываться на восток.

Увы, выйдут совсем немногие.

85-я, 56-я, 27-я, 2-я, 8-я, 13-я, 86-я, 113-я, 49-я, 6-я, 42-я, 75-я стрелковые дивизии, 6-я и 36-я кавалерийские. А также корпусные части из корпусов, к которым они принадлежали.

Вот номера этих соединений, также уничтоженных/«добитых на выходе из окружения» в первые дни войны в условном геометрическом круге с радиусом 50 километров с центром в районе Белостока. Как и «тогда», но забравших с собой в могилу больше захватчиков и задержавших первый натиск на главном направлении.

В «иной истории» первый день в этом округе с натяжкой можно было считать «достаточно нормальным» по меркам «22 июня».

И «тогда» и «сейчас» авиация и наземные силы КОВО были самыми мощными среди военных округов СССР. Но в «этот раз» часть сил в глубине округа к дате начала войны была собрана в конструкцию, позволявшую как усилить первую линию обороны округа, так и сместиться севернее, как мощное усиление сил ЗОВО, в случае, если «что-то пойдёт не так».

Книги попаданца спасли жизнь многим, вот и здесь, в КОВО, командующий ВВС округа, ещё один довоенный Герой Советского Союза, Птухин не был расстрелян по выдуманным обвинениям. Но если в «тот раз» его действия по маскировке своих самолётов на аэродромов в массе своей были сорваны из-за недостатка средств, то на сей раз он был поддержан и, более того прямо мотивирован соответствующими распоряжениями из Москвы, ресурсами и поддержкой. Усиление обороны аэродромов, маскировка, рассредоточение… хотя бы в пределах аэродрома, по его углам. Всё труднее с одного захода на бреющем (в случае применения для бомбардировки истребителями люфтваффе) кучу советских самолётов отправить в утиль.

И, главное – своевременный взлёт авиации КОВО на перехват трёхста с лишним самолётов 5-го авиакорпуса фон Грейма 4-го воздушного флота, шедших в первом ударе на авиабомбардировку 24-х передовых аэродромов округа (в основном на западной Украине) и последующее твёрдое руководство самим Птухиным ВВС округа из КП в Тарнополе, куда, в отличие от «того раза» переезд был совершён заблаговременно, а не в момент начала войны.

Не преуменьшая, но и не преувеличивая его заслуг, нужно сказать, что об многом он, как и командующий округа Кирпонос (которого, после некоторых раздумий назначили командовать КОВО даже ранее января 1941, как в «иной истории») были заранее предупреждёны ещё в мае, когда Москва им, как и другим высшим командирам из округов объяснила без излишних обиняков смысл всех предпринимаемых мер в разговоре в Генштабе, в котором участвовали руководители обеих разведслужб Союза – Фитин и Голиков, с картами и цифрами, скомпонованными из материалов попаданца и текущих разведдонесений.

ВВС КОВО понесли примерно 22 июня такие же потери, как и в «тот раз». Около трёх сотен самолётов. Уничтожив свыше 150 немецких, «сыграв в четыре раза лучше, чем первый раз». Картина потерь по своей структуре практически дублировала ЗОВО – две трети в воздухе, в бою, треть – на аэродромах. Захвата инициативы люфтваффе в первый день достичь не удалось, а 1-я танковая группа вермахта сразу же подверглась множественным авиаударам многочисленной советских авиации КОВО, понесла потери и не смогла повторить «тогдашний» успех 22 июня – прорыв в стыке между 5-й и 6-й армиями генералов Потапова и Музыченко.