— Я… я… я не знала, — растерянно произнесла Вероника, глядя на темную жидкость в соуснике. — Почему я не знала? Я же пересматривала список пассажиров… Раз десять перечитала.

— А ты знала девичью фамилию матери?

— О Господи!

Она закрыла лицо руками. С тихим скрипом Саша поднялся с диванчика, подсел рядом, крепко обнимая за плечи.

— Я не знаю фамилии собственной матери!

— Тихо-тихо, — шептал он, гладя широкой ладонью волосам. — У нее точно такая же фамилия, как у тебя. Ты же имя знаешь?

— Угу… от бабушки… которая папина мама…

— Ну вот видишь, — гладя ее по волосам, успокаивал Саша. — Все не так плохо.

Официантка в оранжевом кимоно покосилась на них, но ничего не сказала, прошла мимо к барной стойке. Посетителей было мало, по воскресениям заведения наполняются людьми ближе к вечеру, поэтому пялиться на них было особо некому.

— Он нашел могилу?

— Да.

— Я хочу туда съездить!

— Хорошо-хорошо. Сейчас доедим роллы и поедем.

Она краешком глаза посмотрела на его часы — без двух минут час. Должны успеть дотемна, цветы можно купить по дороге. Роллы доедали в спешке, почти не чувствую вкуса, едва заварившийся чай оставили милым девушкам вместе с чаевыми.

От кладбища веяло покоем. Здесь не было обычной столичной суеты, пахло молодой травой и новыми листьями. Навстречу вышел немолодой мужчина в джинсовке и черном свитере, вызвался проводить.

Они молча шли по ровной асфальтовой дороге мимо памятников, венков и цветов. Кое-какие могилы забросили — возле гранитных глыб уныло торчали старые пластмассовые цветы. Некогда яркие, они выгорели под солнцем, потемнели от пыли и сильно вросли в землю.

«Один хороший дождик, и все скроет молодая трава», — думала Вероника, выхватывая глазом заброшки. Не хотелось думать, что мамина могила похожа на вон ту с облупленным крестом, окруженным молодыми тополями. Или на ту с пыльным серым памятником, перед которым торчат сухие стебли прошлогоднего бурьяна.

Провожатый свернул на совсем узкую дорожку, впереди показались три одинаковых памятника из черного гранита.

«Они!» — сразу поняла Вероника.

— Вот ваши, — подтвердил мужчина.

Все оказалось не так плохо. Гранитные глыбы блестели на солнце, пространство перед памятником было чистым — ни листьев, ни остатков цветов.

— Сажать еще рано.

— Кого сажать? — рассеяно спросила Вероника.

— Цветы сажать, — хохотнул проводник. — Нас проверяют в середине мая и ближе к октябрю.

— Кто проверяет?

Мужчина пожал плечами.

— Девчонка какая-то. Фотографирует, галочки на планшете ставит.

— Понятно.

Вопреки всему она надеялась, что папа лично следит за могилами. Впрочем, спасибо, что оплатил уход и контролирует работу ритуальной службы. Вероника представила приказ — «Какойтова Такаято Таковская (далее — сотрудник) назначается ответственной за состояние трех захоронений, расположенных на городском кладбище номер четыре под номерами такими-то. Сотрудник обязан каждый третий понедельник мая и каждый второй понедельник октября лично проверять состояния вышеуказанных захоронений методом личного осмотра, после чего прилагать отчет по форме, указанной в приложении. Контроль за выполнением приказа оставляю за собой».

«Интересно, смотрит ли он отчеты?»

Что-то подсказывало, что не смотрит или смотрит только служебную записку, которая коротко сообщает, что все в порядке.

— Через недельку посадим пионы.

Вероника представила пушистые шапки цветов на фоне черного гранита. Наверняка красиво.

— В общем, и все. Если что, я в бюро.

— Да, — спохватилась Вероника. — Спасибо вам большое!

— Да не за что. До свидания.

Парень пошел обратно. Она не смотрела на него, прохаживаясь рядом с памятниками, глядя на фотографии, перенесенные на камень. Лица совсем не знакомые, хотя у мамы такой же тонкий носик, как у бабушки, и ей такой же достался. А лоб у мамы низковат, как у дедушки, а у нее высокий папин. Ей всегда говорили, что она похожа на папу, и прибавляли, что будет счастливой. В подростковом возрасте это жутко бесило.

«Сейчас я бы согласилась».

Она украдкой бросила взгляд на Сашу, внутри стало тепло. Перехватив взгляд, он смущенно кашлянул.

— Не хочу тебя торопить, но кладбище лучше покинуть до заката.

— Почему?

— Примета такая.

Она пожала плечами, но не стала возражать. Просто достала айфон и сфотографировала изображения родных.

— Попрошу Оксану нарисовать портреты.

— А если окажется, что стучит она?

— Не верю, — сказала она, но в голове снова появился проклятый планшет.

Саша обнял ее за плечи и повел к выходу. Кажется, ему не хотелось спорить, вместо того чтобы убеждать, бросил короткое:

— Увидим.

— Ага.

На обратной дороге они застряли в пробке.

— Кажется, я не успею переодеться, — глядя на череду машин, сказала Вероника.

— И как быть?

— Никак, — проговорила она, в третий раз перестраиваясь в соседний ряд. — Пойду в чем есть.

— Ты же должна вернуть платье?

— За ним приедут завтра. Мне нужно постараться не посадить пятно.

— Ты уж постарайся, — хмыкнул жених, поправляя ремень безопасности. — Не плещись вином.

— Не буду. Просто вцеплюсь в волосы и все.

Саша нервно расхохотался.

**

Они сидели в «Ротонде». Круглое здание со ступенчатым залом походило на античный театр, который сначала оградили мраморными колонами, затем обнесли наружными стенами. Деревянные столики выстроились полукругом к сцене, вместо кресел поставили скамьи, накрытыми овечьим шкурами. На сцене музыканты в белых туниках играли приятную мелодию.

Вероника с Сашей запивали мидии белым вином, дожидаясь очередной соблазнительницы.

— Уже час прошел, — заметила Вероника.

— Не спеши. Прошлая появилась через полтора.

— Поставила рекорд, — фыркнула она. — Слушай, а вдруг отцу надоело бросать деньги на ветер?

Жених развел руками.

— Что, если он готовит другую пакость?

— Ну, мы тоже не сидим сложа руки.

В зал вошла знойная брюнетка в обтягивающем красном платье. Она была худой, длинноволосой, длинноногой. Они оба замолчали и уставились на нее. Мимо: она прошла к соседнему столику, за которым сидел широкоплечий мужчина в облегчающей белой футболке, его пиджак, лежал рядом.

— Знаешь, — сказала Вероника, провожая красотку взглядом, — кажется, я разучилась ревновать.

Саша рассмеялся.

— Мне в любой сопернице будет мерещиться продажная кукла.

— Эй, это уже обидно.

Она взяла его за руку и прижала ладонь к своей щеке.

— Ты самый лучший! Мне не нужны другие женщины, чтобы понять это.

— Ты прощена, — рассмеялся он.

Соблазнительницу они так и не дождались. Для чистоты эксперимента проверили Оксану еще раз, ничего. Тогда Вероника с чистой совестью отдала ей заказ нарисовать портрет мамы. Попутно выяснилось, откуда появился планшет.

— Можешь назвать меня дурой, но я вернулась к Пашку.

Вероника только рукой махнула.

— Уж кто бы говорил. Я тоже к своему вернулась.

Оксана заметно расслабилась. После того, что они наговорили друг другу про своих мужчин в баре «Сквот», было неловко признаться в примирении. Тогда, в сквоте, им казалось, что они расстались навсегда. Они искренне так думали. Но время шло, злость проходила, а чувства, как ни странно, остались. Вероника сама позвонила, а к Оксане приехал Паша с «во-о-от таким букетом роз».

— Сказал, что был идиотом. И что жить без меня не может.

В знак примирения подарил планшет. Художница попробовала с ним поработать и неожиданно для себя открыла новые горизонты.

С заметным облегчением Вероника поинтересовалась не предлагали ли ей шпионить. Оксана со смущением призналась:

— Предлагали.

Они пили кофе в «Шоколаднице». Оксана протянула свой телефон, показала переписку, в конце которой красовался посыл на три буквы.