Мир распадался, разлетался на быстрые тени, рваные ритмы, пятна цветомузыки. Провал — темно и странно. Вдруг небытие взрывается громким битом, лазерные вспышки мечутся испуганными бабочками…

«Где я?»

Вероника плывет в невесомости, во мраке, расцвеченном яркими огнями, а вокруг люди… много людей. Одни танцуют, другие пьют и смотрят… смотрят на нее. Все перемешалось: танцоры, столики, барная стойка, вспышки… Все кружится и качается, она заблудилась в этой круговерти.

«Что со мной?»

Двое парней… высокие, широкоплечие… Они появились из ниоткуда, выросли с двух сторон, заблокировали…

«Не надо!»

Оба в черных костюмах, один худой и длинный, другой чуть пониже, зато широкоплечий. Этого она знала. Электрический импульс подсказывает имя — Александр Корин, партнер отца, самый страшный из всех его компаньонов, про него такое рассказывали…

— Прости, я… Я сейчас не в состоянии с тобой говорить.

Они смеются. Вероника успевает подумать, что смех недобрый, потом снова чернота. Кажется, ее подхватили под руки и куда-то повели, но это не точно, нет. Она все время нервничает из-за одежды — то ей кажется, что платье задралось, то начинает беспокоить верх. Так и идет — едва оправит юбку из скользкого черного шелка, тут же чувствует, что топ сползает.

«Какой гад придумал платье без бретелек?!»

Всю дорогу Вероника поправляет то сверху, то снизу под громкий мужской хохот. Кажется, они что-то говорят, но сознание не удерживает больше трех слов подряд. И это пугает так, что хочется кричать:

— А-А-А!

Вопль не идет. Ужас выдавил воздух из легких — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Новый провал. Следующая вспышка. Вероника осознает, что сидит на заднем сидении машины, Корин обнимает за плечи и гладит по лицу, прикосновения нежные… приятно…

«Не знала, что лицо такое чувствительное».

Парень что-то говорит, кажется, задает вопрос, вот только смысла она не улавливает.

— Корин, отвези меня домой.

— Домой?! — смеется он.

— Пожалуйста.

Он крепче прижимает девушку к себе.

— Не надо, — шепчет она, ни на что не надеясь.

— Ладно, — шумно вздыхает он в самое ушко. — Я тебя не трону, не бойся.

Вероника как-то сразу верит и успокаивается. Она четко запоминает, что в его объятиях хорошо и совсем не страшно. А потом снова провал.

Она проснулась в состоянии полного раздрая. Сил хватало лишь на то, чтобы таращиться по сторонам, пытаясь вспомнить, что вчера было. Обстановка не помогала. Веронику занесло в абсолютно незнакомую комнату со стенами из грубого камня. Можно было бы предположить, что она у друзей, но ее друзья предпочитали другой дизайн.

«Куда, меня мля, занесло?»

Вероника лежала на огромной кровати напротив панорамного окна. Там, под вековыми соснами, лежали остатки сугробов — позавчера была оттепель, но уже с утра вернулись морозы, подтаявший снег схватился блестящей ледяной корочкой.

«Гребаная зима!» — вяло подумала она, отводя взгляд от окна. Перед стеклом стоял столик на тонких металлических ножках, по бокам пара кресел, накрытых белыми шкурами, одно занято. Вероника скосила глаза направо — постель не разобрана и, похоже, не смята.

«Слава Богу! Уф! Спасибочки!»

Да, кажется, все в порядке. Судя по ощущениям, одежду не сняли, резинка над грудью, которая удерживала маленькое черное платье, впилась в кожу, чешется жутко! Еще зудит на левом и правом боку возле талии, там, где проклятущий дизайнер нашил узор из черных кристаллов Сваровски. Она пошевелилась, пытаясь сдвинуть чертовы блестючки, но они впились в кожу так, что не отдерешь.

— Вероника, — вдруг позвал знакомый низкий голос. — Ты меня слышишь?

Пришлось отвлечься от собственных ощущений и обратить на него внимание. Корин сидел в кресле у окна.

— Доброе утро, дорогой Александр.

— Ты меня вспомнила, — мужчина расплылся в широченной улыбке, аж морщинки проступили. — Мне очень приятно.

«Тебя забудешь».

— Как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — честно ответила она.

Хотелось спать, голова кружилась, тело ломило, как при гриппе, и очень-очень хотелось пить.

— Да уж, конечно, — хмыкнул Александр, вставая с кресла. Он подошел и протянул стакан с прозрачной зеленой жидкостью. — На, выпей, помогает от похмелья.

Оказывается, с другой стороны кровати — в изголовье — стояла деревянная тумбочка с бутылкой минералки, стаканом с непонятной зеленой жидкостью и двумя чашками кофе. Вероника облизнула сухие губы, жажда стала непереносимой, но она все еще колебалась.

— Что это?

— Брось, солнышко, — Корин погладил ее по волосам. — Если бы я хотел что-то с тобой сделать, — выразительная пауза, — все случилось бы вчера. Ты была такая беззащитная, — он погладил по щеке костяшкой указательного пальца, — беззащитная, — повторил он, смакуя это слово.

Она кивнула, отчего перед глазами вспыхнули молнии, в виски будто по спице воткнули.

«А-А-А-А!»

Отдышавшись, она села на кровати, взяла стакан и без разговоров залпом выпила все до дна. Желудок пару раз дернулся, но принял все до донышка. Вкуса Вероника не почувствовала, как и запаха.

«Здесь должен быть запах».

Разумеется, должно пахнуть свежезаваренным кофе. На столике дымились две большие керамические кружки, но ничего не ощущалось. Чувства притупились, не было даже раздражения от ситуации. Да, опять… снова Ника влипла в историю. Вместо родной спальни оказалась в безликой каменной коробке, залитой тусклым светом пасмурного утра…

«Вместе с Кориным».

Вот он, рядом, сидит на краешке постели, и распускает руки — то волосы приласкает, то по щеке погладит, а Вероника ничего не чувствует. Вчера вот кайфовала, сегодня — ничего.

«Может быть, это и есть ад?»

Тем временем зелье действовало: желудок совсем успокоился, комната перестала качаться, деревянная мебель явно ручной работы обрела трехмерный объем. Вероника не сразу осознала, что самоощущение пришло в норму. Вот запах кофе, а вот слабый древесный аромат. От пола? Нет, так пахнет новая мебель в дизайнерских магазинах, тех, что специализируются на изделиях из дерева, еще ощущалась туалетная вода Корина.

«Амуаж, кажется, Лирика… да, точно Лирика пахнет сандалом и ладаном».

А парень тем временем что-то говорил. Читал мораль? Запугивал? Нет, все не то, скорее рассказывал страшные истории с воспитательным эффектом, явно наслаждаясь процессом.

«Интересно, насколько правдивы его рассказы? Насколько автобиографичны?»

Вероника содрогнулась и тут же порадовалась возвращению эмоций.

«Страх — это хорошо. Боюсь — значит, живу».

— Извини, — она нежно улыбнулась. — Ты очень интересный рассказчик, но я сейчас не лучший слушатель. Может быть, в другой раз?

Александр от души расхохотался.

— Ладно, — махнул рукой он. — Кофе здесь, душ вон там — просыпайся.

— А потом?

— Потом я попрошу Пашу отвезти тебя домой.

— И все?

— Все! — он сделал успокаивающий жест, продемонстрировав открытую ладонь, широкую, с длинными сильными пальцами. — Не бойся, я тебя отпущу.

Вероничка поднялась с кровати.

— Почему ты сразу не отвез меня домой?

— В таком виде? И как бы я объяснил это твоему отцу? — поднял бровь Корин.

— Да… Действительно.

Парень тоже поднялся, направляясь к двери, кровать не скрипнула под его весом.

— Корин, — окликнула его Вероника.

— Что?

— Спасибо. Надеюсь, ты ничего не скажешь папе?

Он улыбнулся, кивнув, и вышел из комнаты.

Потом она ехала в чужой машине, одетая в его куртку, пропитанную чертовым амуажем. Шубка осталась в клубе. И ладно, она уже второй сезон носит, фиг с ней. Куда больше раздражал запах. Теперь ладан будет мерещиться не меньше недели, ничем его не выведешь. Запах ладана, погребальный звон — детские впечатления самые крепкие. Она не помнит, кого тогда хоронили, не хочет помнить, но ладан навсегда стал ассоциироваться со смертью.