«Но он ничего не сделал!»

«Пока не сделал».

Борьба продолжалась около часа, все это время она работала над портретом Саши.

— Делаешь успехи, — похвалила Оксана, а потом спросила: — Жених?

— Угу.

— Симпатичный.

— Вот зачем ты это сказала?!

— Извини.

Они помолчали, потом Оксана сказала.

— Не мое дело, но, если скучаешь, — позвони. Зачем мучить себя и его?

Вероника аж задохнулась от возмущения. Это она мучает? Вспомнилось душное давящее ощущение, бессильная ярость, оттого что взрослые дяди собрались и решили за нее. Похоже, соседка неправильно истолковала ее выражение ее лица.

— Послушай, — мягко сказала она, — я понимаю, что тебе страшно. Но ничего не дается без риска.

— Без риска?! Да что ты знаешь о риске?!

— Да побольше многих. Я приехала из далекого северного города — в кармане десятка, за плечами провинциальная художественная школа.

Оксана рассказала, куда поступила и какие конкурсы выиграла, названия ничего не говорили Веронике. Неудивительно, этот мир ей был совсем не знаком. В голове крутилось только одно слово:

«Десятка».

Она легко могла оставить эту сумму за ночь в клубе. Уехать в чужой город с десяткой без богатого папы за спиной — это поступок.

— Ты реально смелая.

— Жизнь одна.

— Да уж.

«Но вряд ли она закончится завтра».

Необязательно решать все сейчас. Кипиш поднялся еще вчера, сутки ее нет, значит, скандала не избежать. Так почему бы не оттянуть неприятные разговоры еще на денек-другой?

— Здесь есть какая-нибудь движуха?

Разумеется, ночная жизнь не ограничивалась распитием пива в баре, через час выступала местная группа, названия которой Вероника не запомнила. Кстати, напрасно, музыка ей понравилась.

Вероника дрожала, скорчившись на резиновом коврике. Нет, она больше не мерзла. Вчера Дима съездил в город, привез пакет еды для сквота и большое теплое одеяло для Ники. Поблагодарив за нужный подарок, она не смогла удержаться от вопроса:

— Почему ты рисуешь здесь? Родители не хотят оплачивать студию?

— Нет, — как-то уж чересчур жизнерадостно рассмеялся он. — Не в них дело.

— А?

Парень обвел широким жестом исписанную граффити комнату.

— Где ты еще найдешь такую атмосферу?

Атмосфера и правда была потрясающая. Даже Вероника стала рисовать, чего не делала с младшей школы. Оценив ее старания, Дима попросил портрет Лизы.

Завтра она собиралась приступить, не сейчас. После посиделок на кухне жутко захотелось спать. Не дожидаясь Оксаны, Ника залезла под одеяло и тут же провалилась в забытье.

Сначала снились непонятные обрывки жутких историй. Сквот представлялся хитрым хищником, который манит к себе юные горячие души. Потом видения изменились, обрывочные образы сложились в историю.

Снилась ей пани Лора, большая дородная женщина в очках, которая рулила тут кухней. Она готовила последнюю кашу и первую кашу. В первую она положила просфору, припасенную с Рождества, в последнюю — просфору с Пасхи. Женщина кормила соседей. Сначала последней кашей, потом первой. Тем, кто спал или работал безвылазно, она приносила порцию в белой алюминиевой миске.

Когда она пришла к Веронике, та дремала, накрывшись курткой-косухой.

— Есть хочешь?

— Нет, спасибо.

Женщина несколько секунд потопталась рядом, потом сказала:

— Ладно. Все равно ты не из наших.

Когда Ника проснулась, все стены коридора были исписаны стрелками, которые вели по кругу. Она кружилась с третьего этажа по второй, спуститься в бар никак не получалась. Из кухни выглянула пани Лора.

— Чего мечешься?

— Хочу в бар.

— А, ты на стрелки не смотри, тогда выйдешь.

— Спасибо. А вы не пойдете?

— Нет, — усмехнулась она. — Я уже первой каши отведала.

Вероника пожала плечами, списав последнюю фразу на местную традицию. Может быть, у них тут как у древнекитайских крестьян — где поел, там и удобрение оставил. Откуда ей было знать?

Глядя на пол, удалось добраться на двери. Там тоже появилось новое граффити — закрученная спираль, которая медленно двигалась. Вероника любила смотреть на такие картинки, казалось, тебя затягивает внутрь. Только завернули эту штуковину не внутрь, как обычно, а наружу, из-за чего казалось, что она отталкивает, вместо того чтобы притягивать.

«Это как со стрелками. Просто не смотри, и все».

Сработало, Вероничке удалось выйти. Только вернуться она не смогла, и никто не смог. Лестница, которая вела вверх к выставочному залу, почему-то приводила снова в бар. Хозяин часами метался по лестнице, приводил священников и экстрасенсов, никто не смог подняться на второй этаж.

— У них еды на два дня максимум, — затягиваясь очередной сигаретой, поделился он, сидя в у барной стойки. — Они молодые. Съедят быстрее.

На третий день подогнали кран. До этого пытались влезть в окно с помощью пожарной лестницы, но она вела себя так же, как внутренняя. Кран тоже подвел — стрела ни в какую не хотела поворачиваться к зданию. Пробовали спускать еду в вентиляцию с помощью квадрокоптера — ничего не вышло. В волосах хозяина проступила седина:

— Я будто концлагерь построил.

Вероника молчала. Она рада была бы утешить, да оказалось нечем. На кухне действительно мало еды. Она слышала, что в блокадном Ленинграде ели обои, но там не было обоев, еще варили суп из кожаной обуви, но художники носили кожзам и прочую синтетику.

«Хорошо, что там нет домашних животных».

Мысль пронзила ледяным холодом. Она очень захотела проснуться, не досматривать того, что будет дальше, но видения продолжались. Через месяц расходы на электроэнергию стали меньше.

— Будто на одного жильца стало меньше.

Она проснулась и резко села. Было темно, на соседнем коврике тихо спала Оксана. Вероника с ужасом смотрела на нее, совсем не хотелось представлять королевскую битву.

«Как только могло в голову прийти, что эти милые ребята станут убивать и есть друг друга?»

Она мысленно посмеялась над собой и улеглась на коврик, не подозревая, что ее ждет вторая серия мистического триллера.

Через полгода счета за электричество перестали приходить вовсе, но хозяин заведения больше не выглядел таким несчастным. Вероника подумала, что он смирился, осознал, что ни в чем не виноват, но все оказалось куда сложнее. Он пригласил выйти на улицу.

— Смотри, — сказал он, указывая на окна выставочного зала.

Там висели картины. Некоторые смутно знакомые, некоторые совсем новые.

— Вот эту Дима показывал мне незадолго до… Она была готова примерно на треть. Я уверен, это она.

— Он ее закончил?!

— Да. И не только он. Я подсчитал. Месяц ничего не было. И следующие сорок дней тоже. Потом в окнах начали появляться новые картины.

— Не может быть!

— А этаж, на который нельзя подняться, может быть?

Вероника промолчала.

— Я снимаю окна квадрокоптером и размещаю в Инстаграм.

Он выглядел счастливым.

— Я создал не концлагерь. Я создал вечный сквот.

Вероника рассказала о сне Оксане, надеясь посмеяться вместе, чтобы развеять мерзкое послевкусие. Рассказывать о каннибализме, разумеется, не стала, сократила эту часть:

— Счет за электричество становился все меньше и меньше, потом вовсе свелся к расходам пивоварни и бара. А через сорок дней в окнах начали появляться новые картины.

— Крутяк!

— А?

— Рада я за нашего пивовара. Он так давно мечтал вывести нашу коммуну на самоокупаемость.

Вероника только головой покачала. Из этих людей платить реальную стоимость проживания и выставки мог только Дима, но он, похоже, платил только за себя. Остальные отстегивали только за коммуналку, да и то нерегулярно. Нереально покрыть расходы с таким народом.

«А он и не надеется».

Вероника все поняла. Этот человек — бизнесмен, он не мог не просчитать платежеспособность жильцов. Он меценат, поддерживает начинающих художников, потому и принял ее прохладно.