— Будущая свекровь.

— А! Тогда волка возьми. Она вокруг него минут пятнадцать бродила. Говорит: «Поставила бы в зимнем саду, но не могу. Извините, говорит, Иван Павлович, кризис». Во!

Так он продал работу. Остальные говорили, как и чем понравилась их картина, а Палыч добавил, где хочет поставить. В довесок к покупке Вероника заставила под запись рассказать скульптора, в каком стиле он работает, все о своем направлении и коллегах. Палыч говорил много и охотно, добродушно посмеиваясь над желанием угодить свекрови.

«Мужчины!»

Для них она милая мамочка, а невестке придется иметь дело с другой частью личности. Честно говоря, Вероника побаивалась. Еще Лена подлила масла в огонь:

— А чего ты хотела, деточка? Невозможно прожить больше десяти лет в браке и не стать стервой.

— Ты такой родилась.

— Придержи язык, нахалка!

Вероника показала ей язык и ушла из комнаты. С мачехой она научилась обращаться, их соревнования в остроумии скорее бодрили, чем раздражали. Лена не злилась, не жаловалась отцу, не делала гадости. С ней так можно, со свекровью — вряд ли.

«А если не так, то как?»

Сама виновата, нашла с кем советоваться. Впрочем, опыта у мачехи не было, на момент знакомства с отцом бабушка лежала в немецкой клинике. Она провела восемь лет в сознании, но немая и парализованная.

Вероника с отцом летала туда раз в год. В этот день медсестры наряжали бабу Олю в красивое платье, делали макияж и прическу. Они научили ее один раз поднимать веки, если ответ да, два — если нет. За пару месяцев до визита они вместе составляли целое послание, перебирая алфавит буква за буквой, чтобы составить слово, предложение, абзац.

Вероника помнила маленькую светлую палату с телевизором и семейными фотографиями, если бы не те фотки на стенах, она забыла бы лицо мамы. На черно-белом снимке запечатлели всю семью — папа в клетчатой рубашке стоял рядом с женой в милом платье в горошек, на переднем плане в коляске сидела маленькая Вероничка. Судя по листьям на тротуаре, они гуляли в осеннем парке. Как Ника ни старалась, никак не получалось вспомнить тот день, будто его не было вовсе. «Будто у меня никогда не было мамы».

Когда в больнице появилась видеосвязь, Веронике было лет десять. Теперь она могла общаться с бабушкой в день своего рождения, поздравлять с Восьмым марта и Новым Годом. Медсестра говорила, что бабушка радуется этим звонкам, очень ждет, готовит речь. Ее не стало, когда Веронике исполнилось тринадцать. Похоронили в России, клиника прислала вещи, но среди них не оказалось фотографий, их забрал представитель отца под подпись. Она требовала фото у папы, кричала, топала ногами, он лишь разводил руками.

— Перевозчик потерял часть багажа.

Еще пропала золотая цепочка с крестиком и бабушкино обручальное кольцо. Разумеется, отец подал в суд и получил компенсацию, но не смог окончательно развеять дочкины подозрения.

«Может быть, я себя накручиваю?»

Возможно, мама сбежала с любовником, как говорит Лена. Отец разозлился, поэтому не хочет о ней говорить. Логично, но почему-то не верится.

Вероника встряхнула головой, отгоняя неуместные мысли. С чего она так напряглась? Мама жениха — милая интеллигентная женщина, с которой они будут встречаться три-четыре раза в год. Представила, как посмеялся бы Саша, узнав, как сильно она заморочилась с поиском подарка.

— О боже! Это именно то, чего я хотела! Вадик, смотри!

— Сейчас-сейчас, — откликнулся веселый мужской голос из-за стенки.

Через пару минут вошел высокий, слегка сутулый мужчина в джинсах и водолазке, увидев скульптуру, широко улыбнулся и поразительно чисто насвистел мотивчик из «Ну погоди». Вероника заметила, что его передние зубы довольно крупные, наверняка его в школе дразнили бобром. У Саши тоже зубы немаленькие, но более-менее в пределах нормы, она бы не обратила внимания, если бы не увидела папу.

— Мне этот волк снился в нашем зимнем саду. Но мне неловко брать такие подарки в разгар кризиса.

— Не волнуйся, мама, — сказал Саша, хотя всего пару часов назад убеждал, что не стоит тратиться на подарки. — Вероника у нас гениальный финансист. Она умудрилась перевести все в валюту, перед тем как рубль рухнул.

Папа глянул с уважением.

— Я обменяла евро на самом пике. Успела продать по сто рублей. Думаю, выше не будет.

— А я не успел. У меня все в товаре.

— Ты абсолютно прав, — горячо заявила жена. — Вспомни «Черный обелиск» Ремарка. Немцы Веймарской Республики стремились купить товары, пока не объявили новый курс валют.

— Смысл есть. Они уже подорожали на…

Разговор о процентах прервал звонок в дверь.

— Это Аллочка с Русланом. Опаздывают по старой КГБшной привычке.

— ФСБшной, — поправил Вадим Петрович.

— Какая разница, — отмахнулась хозяйка и с необычным для столь грузной фигуры проворством убежала встречать гостей. Из-за двери зазвучали приветливые голоса, Вероника с некоторым напряжением поглядывала на дверь.

Через пару минут в гостиную зашла сухая блонда в сером в тонкую полосочку жакете с черным атласным лацканом, ее синяя юбка сверху была так густо расшита листиками да веточками, что казалась черной. Аллочка просканировала взглядом серое платье-футляр Ники, отметила высокий, до ключицы, треугольный вырез, широкий алый пояс, потом кивнула.

«Вычислила бренд, прежде чем снизойти поздороваться».

— Смотри, что мне подарила Вероника!

Алла без интереса мазнула взглядом по скульптуре и обронила:

— Рада за тебя. Наконец-то нашелся человек, с которым ты сможешь поговорить об искусстве.

Саша потом смеялся, говорил, что Вероника побледнела при этих словах. Врал, конечно, под слоем тоналки цвет лица будет идеальным даже у невесты Шрека.

— А Вадиму будет с кем погонять, — заметил Руслан.

Вероника вспыхнула и с трудом удержалась от грубого слова. Заметив ее реакцию, ФСБшник продолжил давить.

— Думала, я не знаю?

Саша положил руку на плечо, но Вероника уже вскинулась, готовая дать отпор.

— А вы прям все знаете?

— Конечно!

— Тогда, может быть, скажете, что случилось с моей мамой?

Наглая ухмылка сползла с лица, несколько секунд он колебался, потом ответил:

— Она разбилась на самолете в восемьдесят седьмом.

Вероника ахнула, рука на плече ослабила хватку и даже слегка погладила. Ника не шелохнулась, сидела как каменная, в голове пульсировало «разбилась… разбилась на самолете».

— Ты не знала? — участливо спросила Мария Семеновна.

— Мне тогда четыре года было, — с трудом выговорила Вероника. — Ничего не помню… Потом я искала в интернете, но там ничего нет.

— Интернета тогда у нас не было.

— Я бы поспорил, — заметил Вадим Петрович.

— Ну сидели твои коллеги в научных сетях, — махнул рукой Руслан. — Что с того? Ты газеты за октябрь посмотри. Тогда уже гласность объявили, начали печатать новости о катастрофах.

— Спасибо.

Наступила пауза.

— Будет тебе урок, чекист, — сказал Саша. — Сколько раз я тебя просил оставлять работу за порогом. Говорил тебе — давай без твоих штучек на семейных встречах. Говорил или не говорил?

— Не кипишуй, племяш. Я хотел твою девушку проверить.

— Невесту, — поправил Саша.

— Невесту. Она ничего, зубастенькая.

Вероника широко улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубки.

— Вот!

— Пойдемте к столу, — засветилась Мария Семеновна. — Гулечка нам приготовила такое азу из говядины… Вы едите мясо?

Вероника заверила, что ест с превеликим удовольствием. Сам обед она запомнила плохо, хотя и улыбалась, и хвалила фирменное блюдо Гулечки, оказавшееся весьма калорийным. Впрочем, у нее недобор веса после жизни в сквоте.

«Не страшно».

Они с Сашей сидели рядом с Аллой, рассказывали ей о поездке в Милан, куда она «уже целую вечность мечтала поехать».

«Будет сегодня вечером Русланчику телега претензий», — не без злорадства подумала Ника, с удовольствием расхваливая поездку.