Мэри с ожиданием посмотрела на него. Брендон не разжимал плотно стиснутых губ и упрямо смотрел в книгу. Красота Мэри, никогда ещё не сиявшая таким ослепительным светом, как в этот миг самоотречения и самоунижения, и теперь одерживала свою победу. Делай ошибки, но будь красив, и ты получишь прощение! Женщина, подобная Мэри, благодаря своему лицу может заслужить прощение всем своим грехам!

В первый раз я начинал понимать удивительную силу этой девушки, и теперь уже не удивлялся, что она умела водить за нос даже короля, этого властнейшего, непреклоннейшего человека в мире. Она придавала совершенно особое, непередаваемое выражение произносимым словам, да и с чисто женской тактикой ухитрилась превратить Брендона в виноватого лишь потому, что он отчасти был не прав.

Теперь Мэри принялась рассказывать ему, как всё это произошло, но Брендон продолжал пребывать в упрямом молчании, делая вид, будто лишь вежливо ожидает, когда она уйдёт.

В течение некоторого времени принцесса ожидала возражений и замечаний Брендона. Когда же убедилась, что их не последует, её глаза наполнились слезами, и она разразилась страстной речью:

— Удостойте меня по крайней мере признанием, что вы доверяете моему рассказу! Я всегда верила в вас и теперь прошу вашего доверия. Я не солгала бы перед вами даже тенью мысли, я не сделала бы этого даже ради вашей любви и прощения, как ни дорожу вами. Я хотела бы быть уверенной, что вы доверяете моей правдивости. Вы видите, я откровенно признаюсь, как дорожу вашей любовью. И если то, что я делаю теперь, — позор для меня, а то, что я сделала, было преступно, то всё, что я делала и делаю, было навеяно велениями сердца. Ваши слова значат гораздо больше, чем даже вы можете себе представить. Не питай я полного доверия к вашей любви, меня не было бы здесь. Было бы слишком жестоко с вашей стороны затаптывать в грязь чистейшие и лучшие чувства женщины. Мы гордимся способностью отдаваться без остатка, — это наше священнейшее право дарить богатый клад нашего сердца тому, кого мы любим!

Как плавно текли слова с её уст! Ну, уж это должно было тронуть Брендона. Наверное, он и сам почувствовал, что искусственная стена его негодования до крайности нужна ему, потому что иначе его крепость быстро пала бы!

Теперь заговорил и он:

— Вы поступили удивительно разумно, обратившись за советом и помощью к герцогу Бэкингемскому, и дело станет ещё интереснее, если я скажу вам, что ведь именно герцог и напал тогда на вас! Я не выпускал его из вида всё время, пока он преследовал вас от Бридуэльских ворот, и сразу узнал его, когда в бою с него упала маска. Все ваши шаги были удивительно разумны, как я посмотрю!

— О, Боже, могла ли я подозревать это! Ну, герцог поплатится своей головой за такую выходку! Но ведь, обращаясь к нему за помощью, я чувствовала себя просто бедной, сбитой с толку девчонкой… я так боялась… ваши раны… Поверьте, я больше страдала от них, чем вы. А потом этот ужасный брак! Словно жалкая рабыня, должна я быть продана этому старому чудовищу. Никакой мужчина не может представить себе ужас женщины, для которой красота становится её проклятием и низводит её до степени простого товара, продаваемого на рынке. Но ведь мои чувства были ещё ужаснее… — Мэри с трудом подавила приступ слёз. — Я как-нибудь свыклась бы с мыслью об этом ужасном браке, другие принцессы нередко испытывали такую судьбу, но… после того дня, когда вы… Ах, словно искра пробежала во мне от вашего прикосновения, и эта искра, попав мне в сердце, вызвала там такой пожар… — Тут уже слёзы неудержимым потоком хлынули из глаз принцессы; она распростёрла руки к Брендону и, глубоко вздыхая, продолжала: — Я хотела вас, только вас, в супруги и не могла освоиться с мучительной мыслью, что должна буду потерять вас и принадлежать другому. Я не могла уже отказаться от вас, после того как… было поздно, слишком поздно, мы зашли слишком далеко! — Брендон кинулся к Мэри и хотел прижать её к своему сердцу, но она отстранила его и сказала: — Теперь вы знаете, что я не оставила бы вас в том ужасном месте, если бы знала об этом. Нет, я не сделала бы этого даже в том случае, если бы ваша свобода стоила мне жизни!

— Я знаю, знаю это… О, я никогда не буду сомневаться в вас. Теперь пришёл мой черёд просить у вас прощения!

— Нет, нет, простите только вы мне, это всё, о чём я прошу! — и с этими словами Мэри склонила головку на грудь Брендону.

— Пойдём в коридор, Эдвин! — сказала мне Джейн.

Когда через некоторое время мы вернулись, Мэри и Брендон сидели у окна на скамейке. Увидев нас, они встали и пошли нам навстречу, взявшись за руки.

Посмотрев Брендону в глаза, Мэри спросила:

— Сказать ли им?

— Как вам угодно, миледи!

Мэри было это угодно, и по её настоянию Брендон произнёс:

— Мы — я и эта женщина, руку которой я держу в своей, — поклялись перед милосердным Богом стать мужем и женой, если это счастье суждено нам!

— Нет, нет, не так! — перебила его Мэри. — Тут нет никаких условий, это должно быть; ничто не должно помешать нам!

С этими словами Мэри поцеловала Джейн и протянула мне руку, потому что в этот момент готова была обласкать всех.

Тогда Брендон обратился к нам:

— Что же остаётся сказать мне, раз особа такого высокого сана хочет оказать мне честь стать моей женой?

— Любите её, и только её одну, от всего сердца и всю жизнь. Я уверена, что это — всё, чего она хочет! — воскликнула Джейн.

— Джейн, да ты — истинный Соломон! — сказала Мэри со своей прежней радостной улыбкой. — Уж не дать ли и мне такой же совет кое-кому другому? — и с этими словами она лукаво посмотрела на Джейн и на меня.

— Не знаю, — смущённо ответила Джейн. — Но если вы так высоко цените мою мудрость, то я хочу уделить вам ещё кое-что от её плодов. Мне кажется, что теперь время нам уйти!

— Нет, Джейн, теперь ты снова стала дурочкой! Я ещё не хочу уходить! — и, сказав это, Мэри уселась рядом с Брендоном и вступила с ним в милую для них обоих беседу.

Вскоре Чарльз сказал принцессе:

— Мне кажется, что Джейн права и что для вас будет лучше не оставаться здесь долее, хотя я и хотел бы, чтобы вы вечно были около меня!

Мэри выказала готовность сейчас же повиноваться своему милому и, вставая со скамьи и взяв его руки в свои, прошептала:

— Ну, скажи: «Мэри!» Как люблю я слышать это имя из твоих уст!

Мы с Джейн пошли вперёд, и по пути она сказала мне:

— Теперь готовьтесь к беде. Она скоро настанет, и я больше всего боюсь за Брендона. Он выдержал честную борьбу против Мэри и самого себя. Немудрено, что она так любит его!

Тут я почувствовал укол ревности и воскликнул:

— Джейн, да разве и вы способны полюбить его?

— Совершенно безразлично, Эдвин, на что я способна и на что — нет. В данном случае я этого не делаю, и с вас этого вполне достаточно!

Тон голоса и выражение сказали мне гораздо больше самих слов. Коридор, по которому мы шли, был почти тёмен и… и… Ну, словом, я всегда рассматривал этот момент как упущенный счастливый случай!

Брачный договор был подписан, и брак Людовика Валуа с Мэри Тюдор стал решённым вопросом. Всё, чего ещё не хватало, было согласие невесты; разумеется, оно представляло собой обстоятельство крайне незначительное, потому что принцессы на выданье в глазах политики являются лишь товаром и должны соглашаться на всё, что порешит глава царственной семьи. Поэтому, хотя согласие Мэри значилось исключительно на бумаге, но оно принималось в расчёт как нечто безусловное.

Искусный канцлер Уолси со своим вкрадчивым обхождением и кошачьими ужимками был избран Генрихом в качестве самого подходящего парламентёра с принцессой Мэри; однако и ему пришлось потерпеть полное поражение, как мне потом, смеясь, рассказывала Джейн. Уолси навестил принцессу частным образом и открыл кампанию тем, что принялся восхвалять её красоту. Однако на это Мэри возразила: