Затем сейм постановил, чтобы государственный совет отныне состоял из палатина, канцлера, главного судьи и казначея, и, наконец, объявил государственными изменниками всех дворян и магнатов, которые не были в Гатване.

Тут король спохватился.

— Я утверждаю все постановления сейма, — сказал он, — но считаю издевательством над законами объявление изменниками тех дворян, которые, следуя моему запрещению, не явились в Гатван, точно так же я не могу согласиться, чтобы духовенство было лишено десятины.

Дворянство после некоторого совещания отказалось от этих требования.

По предложению нового палатина сейм утвердил новый налог для защиты страны и решил собраться снова в день Св. Георгия.

Никто не думал больше о королеве.

Гусары Заполии ушли, часть дворян также отправилась по домам.

В полночь небольшой отряд всадников покинул Гатван и направился в Офен; это была королева со своей свитой. Луна тускло освещала лес. Вдруг в ночной тишине послышался отдалённый стук копыт, который приближался к отряду. Королева обернулась — за ними следовал одинокий всадник. Свет луны упал на него, и Мария увидела стройную, высокую фигуру и лицо, закрытое маской.

Королева задержала свою лошадь, всадник нагнал её и снял шляпу.

— Это вы? — спросила она.

— Да, это я.

Некоторое время они молча ехали друг возле друга. Вдруг королева схватила его за руку, на мгновение прижала её к губам и быстро помчалась догонять своих спутников.

Для королевы наступило тяжёлое время; при дворе она как бы не существовала. Её свергли с престола, вытеснили из объятий мужа.

Никто не упоминал о ней. Ирма Перен с гордым видом хозяйки расхаживала по замку, и все склонялись перед ней.

Людовик был всецело в её власти, а Заполия управлял государством. Он властвовал над королём при помощи Ирмы и Чалкана и держал в руках государственный совет, благодаря восьми представителям дворянства. Король даже не чувствовал тех нитей, дёргая за которые, им управляли, как картонной куклой. Ирма имела на него такое влияние, что даже заставила его написать бумагу, в которой он прощал Матвея Перена и разрешал ему вернуться.

Когда Матвей получил эту бумагу, он разорвал её и бросил в лицо своей матери, заявив, что покинет лес тогда, когда ему заблагорассудится.

— Мы останемся здесь, пока зима нас не прогонит, — сказал он своей возлюбленной.

Она ответила ему страстными поцелуями.

Мария с достоинством переносила гонения судьбы.

Гавриил Перен, узнав о катастрофе, поспешил с Иолой в Офен. Королева предоставила молодым помещение в своём флигеле, и они с Цетриком и Эрзабет составляли теперь весь её двор. С этими преданными друзьями она строила планы возвращения себе власти. Нечего было думать о насильственном перевороте. Отряды, которые Мария образовала на свои деньги, находились теперь, по распоряжению короля, под начальством Мароти. Оставались лишь мирные пути: надо было образовать партию среди недовольного дворянства, чтобы нанести удар на следующем сейме.

Враги королевы сами во многом облегчали ей её задачу. Депутат Вербочи и палатин Вербочи были два совершенно различных человека. Депутат Вербочи дружил с мелкими дворянами, а палатин Вербочи проводил время с магнатами и прелатами во дворцах и аббатствах. Депутат Вербочи писал жалобы и просьбы любому, кто попросит; палатин сердито морщил брови, когда кто-нибудь осмеливался беспокоить его. Низшее дворянство стало мало-помалу разочаровываться в своём кумире.

Гавриил Перен и Цетрик ездили по поручению королевы в разные округа и сеяли недовольство новым правительством. Кроме того, в голове Марии зародился новый смелый план.

В Венгрии дворянство представляло собой нацию; народ же стоял вне законов и государственного строя. Однажды он под председательством Георгия Досцы попробовал подняться за свою свободу и независимость. Пожар восстания был потушен, но огонёк его всё ещё тлел под золой; если бы какая-нибудь смелая рука разгребла эту золу, то громадное пламя охватило бы всю страну. Мария решила сделать это, тем более что Баторий не подавал никаких признаков жизни.

Наступила зима; королева и её двор были, казалось, очень довольны своей судьбой и весело проводили время, но на самом деле они усиленно пряли нити политической пряжи.

Однажды, отправляясь на охоту со своими друзьями, она наткнулась на крестьянское свадебное шествие; люди, увидев королеву, пали ниц перед нею. Посажёный отец, по старинному обычаю, пробормотал приглашение на свадьбу.

Королева остановила лошадь, подала крестьянам знак встать и приветливо проговорила:

— Я принимаю ваше предложение, покажите мне дорогу.

Шествие двинулось в путь, мальчишки побежали вперёд в деревню. Когда королева прибыла туда, все крестьяне собрались у околицы и приветствовали её громкими кликами радости.

Мария остановилась у дома, где была свадьба, вошла в комнату, поздравила жениха и невесту и, сняв с руки два дорогих кольца, подарила их новобрачным; затем, вынув кошелёк, она дала невесте пятьдесят дукатов в виде приданого. Потом все отправились в церковь. Цетрик и Гавриил вели невесту, Иола и Эрзабет — жениха, а королева — посажёного отца. После венчания все вернулись в дом. Королева села со всеми за стол. Затем заиграла музыка, Иола и Эрзабет стали танцевать с парнями, а Цетрик и Гавриил с девушками. В это время посажёный отец ударил по плечу новобрачного и прошептал ему что-то на ухо; тот насупился и мрачно вышел из комнаты.

Королева быстро последовала за ним. Она видела, что парень вошёл в чулан, достал связку куньих мехов и взялся за шапку.

— Куда ты? — спросила она его.

— Откупить у помещика первую ночь.

— Возмутительное право! — воскликнула королева. — Зачем вы допускаете его?

Крестьянин с изумлением взглянул на королеву.

— С вами обращаются как со скотом, — продолжала Мария, — покажите же наконец свои зубы.

— Разве это поможет нам? — ответил крестьянин. — У нас нет ни оружия, ни вождей, и в конце концов нас изжарят так же, как Георгия Досцу.

— Да, если бы кто-нибудь взялся руководить нами и дал бы нам денег! — раздался вдруг позади королевы низкий мужской голос.

Она быстро обернулась и увидела, что в глубине сеней стояла страшная фигура, с решительным лицом, горящими глазами и всклоченными волосами, в одежде крестьянина, но вооружённая с головы до ног.

— Что тебе тут надо? — спросил новобрачный.

— Я пришёл на свадьбу, — ответил незнакомец, направляясь в горницу.

— Кто это? — спросила королева.

— Разбойник Мика.

— Поди сюда! — крикнула ему королева, бросая несколько золотых.

Мика, обернувшись, поймал их в свою шляпу и воскликнул:

— Да благословит вас Бог!.. Если вы хотите последовать примеру Досцы, то не теряйте времени. В Венгрии ещё есть смелые люди. Я хотел бы быть под вашим начальством.

Королева рассмеялась.

В это время вошёл посажёный отец, чтобы поторопить молодого. Мария приветливо кивнула разбойнику и вошла в комнату.

— Кто это? — спросил Мика.

— Королева, — ответил крестьянин.

— Королева?! — воскликнул разбойник. — Странно...

Он вошёл в комнату, прислонился к стене и не сводил взора с Марии, пока она не стала прощаться; тогда он выскочил и, подсаживая её на лошадь, шепнул:

— Не забывайте меня, и я тоже не забуду вас.

История о свадьбе в Мартоне с различными фантастичными добавлениями разнеслась в народе с быстротою молнии; несчастные, покинутые и обездоленные, для которых не было места в венгерских законах, стали с надеждой взирать на Офен и на свою королеву.

Прошло много месяцев, а таинственный незнакомец, так сильно интересовавший королеву, не подавал никаких признаков жизни.

Однажды поздно вечером Эрзабет неожиданно ввела к королеве человека, закутанного в плащ и в надвинутой на глаза шляпе; он молча бросился к ногам королевы. Она в испуге вскочила; незнакомец снял шляпу, и Мария узнала разбойника Мику.