Он спустился к Мэри в каюту и с замирающим от страха сердцем думал о том, что ей придётся выйти на палубу. Нельзя было продолжать упорно оставаться в своей каюте, как она делала с самого утра, но в то же время появление сразу выдало бы её истинный пол и всё было бы кончено.

С первого взгляда на Мэри Брендон окончательно понял, что её инкогнито может действительно сразу раскрыться. Во всём её внешнем виде не было ничего мужского, всё выдавало в ней женщину. В конце концов Чарльз с отчаянием сказал:

— Ты никого не обманешь своим переодеванием. Несмотря ни на что, у тебя несомненно женственный вид. Что же нам делать? Лучше всего будет тебе под предлогом недомогания оставаться в каюте, пока мы не выйдем в открытое море, а там я уже всё открою капитану!

Не успел Брендон договорить эти слова, как в дверь каюты постучали и раздалась команда: «Все на палубу для осмотра!»

Брендон сейчас же направился к капитану и сообщил ему относительно своего юного спутника:

— Милорд занемог и просит освободить его от осмотра!

— Занемог? Ну, так ему лучше будет как можно скорее сойти с корабля! Я верну ему его деньги обратно, потому что мы не можем делать из корабля больницу! — ответил Бредхерст и, обращаясь к одному из судовых офицеров, приказал: — Распорядитесь, чтобы лорд сейчас же съехал с корабля!

Это уже было хуже всего, и Брендон поспешил сказать, что дело, может быть, не слишком плохо и что он постарается уговорить лорда показаться на палубе.

Он вернулся к Мэри, помог ей прицепить шпагу, и затем они поднялись на палубу.

Впоследствии Брендон не раз говорил, что ему было трудно удержаться от слёз при виде того, как Мэри тщетно старалась придать себе мужскую осанку. Должно быть, и в самом деле это была забавная картина, когда принцесса поднималась по лестнице вслед за Брендоном: её шпага постоянно путалась между ног, а сапоги чуть не свалились. Во всяком случае её вид был настолько странен, что матросы, встречавшиеся им на пути, при взгляде на Мэри бросали работу и застывали на месте с раскрытыми ртами.

Увидев Чарльза и Мэри, капитан подошёл к ним.

— Надеюсь, что вашему лордству стало лучше? — спросил он, а затем, пытливо осмотрев Мэри с ног до головы, прибавил: — Но я нахожу, что вы — само здоровье! Сколько вам лет?

— Четырнадцать! — поспешно ответила Мэри.

— Четырнадцать? — повторил Бредхерст. — Ну, так мне кажется, что вы прольёте немного крови. Вы больше похожи на хорошенькую девчонку, чем на воина!

Общество, находившееся на палубе и состоявшее из профессиональных искателей приключений, расхохоталось от этих слов капитана. Большинство уже успело порядком напиться, и Мэри было не по себе под наглыми, пытливыми взорами.

Вдруг один из них подошёл к Мэри и со скабрёзным замечанием ударил её по плечу так, что девушка упала на колени. Брендон кинулся на оскорбителя, схватил его за шиворот и столкнул с лестницы. Но в это время какой-то пьяница крикнул: «Да ведь это — девчонка!» — и, прежде чем Брендон мог помешать ему, схватил Мэри за камзол и одним движением оторвал рукав. Он взмахнул над головой своим трофеем, но в тот же момент этот трофей упал на палубу вместе с рукой, отсечённой Брендоном по локоть.

Несколько приятелей раненого кинулось на Чарльза. Мэри разразилась рыданиями, и тем самым окончательно выдала себя.

Поднялся ожесточённый рукопашный бой, в котором многие приняли сторону Брендона. Но капитан быстро положил конец свалке и увёл Брендона с Мэри в свою каюту для допроса. Там, разразившись проклятиями, он крикнул:

— Вполне очевидно, что вы привели на борт переодетую девчонку, ну, так и будьте готовы убраться с ней восвояси! Посмотрите сами, что вы наделали за те несколько минут, которые пробыли на палубе! Да ведь наш корабль погиб бы ещё раньше, чем успел добрался до конца канала!

— Я не виновата, — всхлипывая, ответила Мэри, — я ничего не сделала. Но эти бестии, — крикнула она, сверкая глазами, — поплатятся мне за это! Они меня ещё попомнят! Или, по-вашему, капитан Брендон не должен был заступиться, когда этот негодяй оторвал у меня рукав?

— Капитан Брендон, говорите вы? — воскликнул Бредхерст и тотчас обнажил голову.

— Да, — ответил тот, — я по важным причинам записался под ненастоящим именем, и вы, конечно, не откажетесь сохранить мою тайну!

— Если не ошибаюсь, вы — сэр Чарльз Брендон, друг короля?

— Да.

— Тогда я должен просить у вас извинения за тот приём, который вы у нас встретили. Для меня было бы крайне важно, чтобы с нами отправился такой испытанный, храбрый рыцарь, как Чарльз Брендон, и я надеюсь, что сцена на палубе не отпугнёт вас. Что же касается этой дамы, то её мы никак не можем оставить. Не говоря уже о том, что женщина всегда приносит несчастье, из-за неё взбунтуются все мои матросы!

Брендон понял, что их предприятие с позором провалилось. Он накинул Мэри на плечи плащ, и они сошли с корабля, провожаемые криками и шутливыми возгласами команды. Что за положение для принцессы крови!

С корабля вся эта история перекинулась в гавань и вскоре стала известна также и в гостинице, куда отправились Брендон и Мэри и куда Бредхерст послал их багаж вместе с честно возвращённой платой за проезд.

Мэри снова оделась в женское платье и позвала к себе в комнату Брендона. Когда он явился, она, заперев дверь, положила ему свою голову на грудь и прошептала:

— Когда мы уезжали с корабля, я думала, что достигла вершины горя и несчастья. Но теперь я нашла, что для меня возможно и ещё большее горе, которое я не смогу вынести!

— Что же угнетает тебя? — спросил Брендон.

— О, я подумала о том ненавистном браке и о том, что я потеряю тебя, а затем… я подумала, что и ты… когда-нибудь… можешь назвать своей другую. Я готова умереть от одной мысли об этом, и ты должен поклясться мне…

— Я охотно готов поклясться тебе, что никогда не назову своей другую женщину, — ответил Брендон, обнимая принцессу. — Во всём мире для меня существует только одна.

Мэри стала на цыпочки и протянула Чарльзу губы для поцелуя, сказав:

— Даю тебе то же самое обещание! Как страдал ты, должно быть, при мысли, что я выйду замуж за другого!

Брендон не проронил ни слова о своей уверенности, что теперь ему уже не миновать плахи. Конечно, он мог бы убежать из Англии на судне «Королевский слуга», потому что вскоре после того, как они сошли с корабля, задул ветер, и из окон гостиницы они могли видеть скрывавшиеся вдали паруса. Но Брендон не мог покинуть Мэри в таком положении и твёрдо решил проводить её обратно в Лондон.

В полночь того же дня гостиницу окружил отряд вооружённых людей, которые арестовали Брендона и отвезли его в Лондон — прямо в Тауэр. Мэри узнала обо всём только на следующее утро, когда ей сообщили о повелении короля вернуться в Гринвич.

Теперь с Брендоном уже не церемонились. Приговор к смертной казни был подписан королём, палач уже точил свой топор, а Мэри даже не подозревала об этом.

Вечером следующего дня, после прибытия принцессы в Гринвич, её позвали к королю. Генрих сидел с Лонгвилем и некоторыми придворными за карточной игрой. Мэри была встречена пытливыми взорами всех присутствующих. Но здесь она была у себя дома, здесь уже ничей взор не мог смутить её, а потому, не обращая ни на кого внимания, она прямо направилась к королю.

Генрих избавил её от труда говорить первой. Он был сильно раздражён и встретил сестру словами:

— Как, бессовестная потаскушка? Ты решаешься, как ни в чём не бывало, показаться мне на глаза?

Мэри была оскорблена в самых светлых чувствах.

— Замолчи! — крикнула она с пылающим взором и подошла вплотную к королю, так что тот вынужден был отшатнуться от разгневанной сестры. — Ты оскорбляешь меня и хочешь, чтобы я видела в тебе брата? Да ведь существуют слова, за которые даже мать может возненавидеть своего первенца, и ты сказал одно из них! Скажи, чем я заслужила такое обращение? Я ждала, что ты заговоришь о моём непослушании, но, несмотря на то, что в последнее время я и потеряла всякую веру в тебя, как в короля и человека, надеялась, что в тебе найдётся хоть искра братских чувств.