Людовику стало жутко.

Старуха указала ему на кресло, а сама села на скамеечку; не спуская с него взора, она начала раскладывать карты и наконец сказала:

— Вы — важный барин, на вашей голове корона... У вас красивая жена из чужой земли, которая вас не любит... Она держит вас в руках и не позволяет слово сказать.

Гадалка замолчала.

— Ну, что же дальше? — взволнованно спросил король.

— Вы любили другую, но изменили ей и забыли её...

— Не забыл! — с жаром воскликнул король.

— Не перебивайте меня! — остановила его гадалка. — Вы её очень любили... любите до сих пор и скоро увидите её... ваша страсть к ней снова разгорится, вы оставите свою жену...

— Я увижу её? Где? — воскликнул Людовик.

В эту минуту раздался стук в дверь.

— Уходите, уходите! — вскочив, вскрикнула цыганка и стала выпроваживать короля в другую дверь. — Вы увидите её! Прощайте!

— Где? — настаивал король.

— Завтра вы встретите её в дверях церкви. Подумайте тогда обо мне. Прощайте!..

Она заперла за королём дверь и, послушав немного, пошла открывать другую.

Вошёл Заполия.

— Кто здесь был? — спросил он.

— Король.

— Он ещё любит тебя?

— Да! — с торжеством ответила она.

— Расскажи мне всё, — с ударением проговорил воевода, — слышишь — всё, ничего не утаивая!..

Гадалка рассказала ему всю сцену и созналась, что поспешила удалить короля, потому что боялась, что ему грозит опасность со стороны воеводы.

Заполия улыбнулся.

— Король принадлежит тебе; ты можешь четвертовать его, жарить или уморить голодом — словом, делать с ним всё, что хочешь. Не забудь же, — добавил он с весёлой улыбкой, — явиться завтра к дверям церкви, когда король пойдёт к обедне.

В ту же ночь воевода написал два письма. Одно из них было на другое утро подано королеве, а второе нашла под подушкой, проснувшись, Ирма.

Мария бросила письмо в камин. Ирма же с улыбкой сожгла его на свечке. Обе поспешили одеваться.

Король был очень раздосадован, когда паж доложил, что королева ожидает его, чтобы вместе отправиться к обедне; однако ему не оставалось ничего больше, как молча подать ей руку. Во время богослужения он не подымался с колен и, казалось, усердно молился.

По окончании обедни Людовик попросил свою супругу идти домой, так как он желал ещё помолиться. Мария молча встала и, бросив презрительный взгляд на короля, ушла с хор. Однако, вместо того чтобы пройти сквозь маленькую дверь, ведущую на хоры, она направилась к главному входу церкви, внимательно всматриваясь в лица всех встречных. У дверей она остановилась и, подозвав к себе стражу, сорвала вуаль с лица богато одетой дамы, подымавшейся по ступеням собора.

Это была бывшая фаворитка Людовика.

В один момент она была окружена стражей и арестована.

— В башню! — приказала королева и села в свой паланкин.

Когда Людовик через некоторое время вышел из церкви, по ступеням собора подымалась другая так же нарядно одетая дама под густой вуалью. В нескольких шагах от короля она как бы случайно откинула вуаль, и Людовик увидел холодное и надменное лицо Ирмы Перен. Он смущённо поклонился, она же гордо ответила на поклон и прошла дальше. Король с изумлением посмотрел ей вслед; об Ирме он совсем забыл, он страстно желал встретить свою бывшую наложницу, но предсказание гадалки сбило его с толку и он решил, что оно относится к Ирме. Людовик хотел было последовать за ней, однако одумался и пошёл домой.

В ту же ночь наложница бежала из башни, где была заключена и закована в цепи; её освободил Заполия.

Людовик, сидя за столом, принимал разные решения и тотчас же менял их. Цетрик отсутствовал, и он, будучи предоставлен самому себе, не знал, что предпринять. Он не спал всю ночь и был в ужасном состоянии. В течение этой бессонной ночи король пришёл к убеждению, что Ирма Перен, гордая, холодная, угрожавшая ему кинжалом, любит его, и рано утром, чтобы избежать встречи с женой, он сел на лошадь и помчался к ней.

Ирма совершала свой туалет перед большим венецианским зеркалом, когда горничная доложила ей о приходе короля.

— Прекрасно! — сказала Ирма. — Скажи ему, чтобы он подождал, пока я встану с постели.

Она распустила свои прекрасные волосы, накинула белый шёлковый капот, красиво облегавший её стройную фигуру, и только тогда впустили короля.

Людовик бросился к её ногам и напомнил об обещании той пламенной ночи.

Она засмеялась и при этом заметила:

— Я сдержу своё слово: я буду вас любить, но никогда не буду принадлежать вам.

Король умолял, плакал и целовал её руки. Но Ирма спокойно сидела в кресле и играла кинжалом, лежавшим на столе.

— Любовь — это война, — наконец сказала она. — Пользуйтесь своими преимуществами, употребляйте в дело хитрость, ум, нежность и страсть. Постарайтесь завладеть моим разумом и воспламенить мою кровь. Я буду защищаться, но, может быть, вам и удастся победить меня. Сегодня я уезжаю отсюда; мой муж отправляется в Офен, и я буду одна в замке; поэтому вы можете посещать меня, когда угодно. Чего вы ещё хотите?

Король был в восторге и преисполнен самых радужных надежд.

— Теперь уходите, — сказала Ирма, — и будьте мне верны; я хотя мало даю, но многого требую.

Час спустя в её доме собрались все близкие помощники и приверженцы Заполии. Королевский декрет об открытии сейма восьмого сентября сильно изменил положение дел. Вербочи утверждал, что низшее дворянство предпочтёт этот законный путь для изъявления своих требований. Чтобы избежать раскола партии, мысль о собрании в Варсани была оставлена. Воевода сам предложил, чтобы все представители дворян появились на сейме, обвинили королевских советников и высказали свои требования. Если же король не согласится с ними, в чём Заполия не сомневался, то было решено устроить вооружённое собрание в Гатване.

В тот же день члены партии рассеялись по всем частям Венгрии. Воевода вернулся в Трансильванию, а Ирма, предоставив свой дом в Офене мужу, отправилась в замок.

Король внезапно проявил сильнейшую любовь к охоте и каждый день отправлялся в лес, лежащий между Офеном и Биске.

Королева заметила это и спросила супруга о причинах такого вдруг возникшего интереса.

— Твоё развлечение — управление, а моё — охота, — ответил Людовик.

Мария инстинктивно чувствовала какую-то опасность, и вдруг перед ней встал образ Ирмы.

Король целые дни проводил на охоте, возвращался только поздно вечером и снова уезжал на рассвете.

Мария была слишком горда, чтобы жаловаться и препятствовать своему супругу в его увлечениях, и, чтобы не предаваться горю, всецело ушла в заботы о стране и её управлении. Отказавшись от своих прав как жены, она решила до последней возможности защищать свою власть и значение как королевы.

Людовик между тем каждое утро отправлялся за ворота Офена; у границы своих владений его встречала Ирма в прекрасных охотничьих костюмах. Раздавались звуки охотничьих рожков, и начиналась охота — парфорсная охота[4] на короля венгров. Ирма, носясь на своём белом коне через рвы и изгороди, вонзала стрелу за стрелой в сердце короля.

После охоты Людовик отправлялся к ней в замок, где их ожидал самый изысканный стол, и Ирма была очаровательнейшей хозяйкой. После обеда слуги удалялись, и король оставался наедине с Ирмой. Она одевала удобное домашнее платье и распускала волосы. Иногда Людовик садился у её ног, и она рассказывала ему сказки; иногда же она брала его на колени, как ребёнка, и целовала до изнеможения. Она позволяла ему снимать и одевать ей башмаки, распускать волосы и целовать её лицо и шею, но строго держала его в определённых ею границах.

Наступило жаркое лето, и охота стала затруднительной. Король ограничивался тем, что в сопровождении конюха и собак гулял по лесу, Ирма же верхом следовала за ним.