— Болтаешь про честность и вежливость… чудовище… Вот кто ты на самом деле — чудовище!

Он терпеливо выслушал меня, ненадолго отвлекшись от механизмов, а затем спросил:

— Правильно ли я понимаю: вы пытаетесь сказать, что я в чем-то вам солгал?

— Именно, makara! Ты с самого начала притворялся, что ты нормальный! Ты ненормальный!

— Вы заблуждаетесь. Я безрассудный и честно сказал вам об этом-с. Знание для меня имеет высшую ценность, вы это тоже слышали-с. Вы с роботом — два новых источника знания. Только безрассудный переступит через мораль не раздумывая. Впрочем-с, вы сей шаг своими действиями заметно упростили.

— Так ты все-таки признаешь, что задумывал это!

— У нас в головах витает столько разных мыслей, что и не счесть-с. Но пока мысли остаются мыслями, они никому не вредят. Вы помогли-с принять мне нелегкое решение, уважаемая Макс. Никогда прежде в жизни я так долго не раздумывал-с. Я почти начал сомневаться, так ли уж я безрассуден, как считал.

Я не нашлась, что возразить. Он неумолимо разрушал любой мой аргумент. Видимо, такие у меня были аргументы: шаткие, сопливые… Фрауд оставался предельно спокоен. Ни одно мое слово не разозлило его, не вывело его хоть сколько-то из себя. Я чувствовала себя обидевшимся ребенком по сравнению с ним, чувствовала себя просто глупой.

— Если вы думаете — а вы наверняка думаете, — будто мне радостно-с от перспективы, что я вас вскрою, это не так, достопочтенная Макс. Естественно, я не собираюсь вас мучать-с. Это просто неэтично. Если дело действительно дойдет до вскрытия, я перед этим вас безболезненно умертвлю-с, благо лес предоставляет для этого не один способ.

— Gapu… — дрожащим голосом проговорила я, чувствуя, как страх во мне снова берет верх над злобой, — слышал бы ты себя со стороны…

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что говорю.

Чем мне пробить эту стену? Могу ли я хоть как-то повлиять на Фрауда? Не пошевелиться, я прямо перед ним, но не могу даже ударить его ногой… как будто мой удар его хоть как-то остановит… Слова — единственное мое оружие.

Ученый взял в травяную руку устройство в виде стеклянной сферы, внутри которой находились такие же сферы, но поменьше. Он что-то сделал, и они засветились разными цветами и хаотично запрыгали. Затем Фрауд отложил работающую сферу в сторону и пододвинул бота, по-прежнему не подающего признаков жизни, к себе поближе.

— Постой! — отчаянно воскликнула я.

Он посмотрел на меня.

— Не надо!.. — только и смогла я выдавить из себя.

— Макс, прошу вас, не начинайте этот бессмысленный разговор заново-с, — сказал он, посмотрев мне прямо в глаза. В его взгляде я заметила намек на утомление.

— Умоляю вас!

— Макс…

— Я бы на колени встала, если бы могла… Хотите, чтобы я встала на колени?

— Это ни к чему не приведет-с.

— Он… он мне нужен!

— Перестаньте, Макс, — как-то даже мягко сказал Фрауд.

И я перестала. Но не потому, что он попросил, а потому, что меня, словно снежная лавина, накрыла апатия.

— И что дальше? — тихо спросила я.

— Прошу прощения?

— Разберешь ты нас на кусочки, исследуешь нас от и до, узнаешь все, что хотел, — а что дальше?..

— Дальше я все это запишу-с, — Фрауд мельком посмотрел на погасшую сферу, после чего вернул взгляд ко мне. — Моя сокровищница пополнится.

Это он про свой блокнот? Я посмотрела туда, где видела его в последний раз, но на том месте уже ничего не было. Сокровищница, значит… Так он знания все равно, что коллекционирует?

— Ты просто пополняешь ее?

— Именно-с.

— Ради чего?

— Ради себя.

— Но какой в этом смысл?..

— А какой смысл в обладании сокровищами, Макс? Вопрос риторический.

— Ты же называл себя ученым, а не коллекционером.

— Разве не могу я быть и тем, и другим-с? — Он прочистил горло. — Позвольте мне объяснить, Макс, как я все это представляю. По-настоящему ценно то знание, что доступно лишь единицам. Единицам, которые поставили на кон всю свою жизнь и даже больше, дабы его достичь-с. Только такие люди имеют право называть себя учеными-с, и только они достойны этого знания, понимаете? Для меня таким знанием является тайна Изнанки-с.

Я, поджав губы, глядела на него. Его лицо было близко. В груди испуганно трепыхалось сердце.

— Эти знания я добыл огромной ценой. Теперь они мои-с. Никто во всем мире больше не обладает ими. Они уникальны, Макс. Я единственный. Даже познав лишь небольшую часть леса, я знаю столько, сколько не знает больше никто-с.

В моей голове промелькнула мысль — словно искра вспыхнула, и загорелся свет, озарив сознание.

— Но ведь это бессмысленно.

На лице Фрауда впервые отразилось хмурое выражение-с.

— Как вы можете говорить, что это бессмысленно? — сдержанно произнес он.

— Знание по-настоящему ценно, когда известно не тебе одному, а всем людям.

— Глупости.

— Однажды ты умрешь. Может, не скоро, но в конце концов умрешь, и что останется от всех тех сокровищ, что ты держишь при себе? Ничего. Они умрут вместе с тобой. Исчезнут, как будто их и не было.

Что-то резко переменилось в лице Фрауда. Он уже не выглядел таким уверенным, как мгновение назад.

— Ты и сам это понимаешь. Ты десять лет торчишь в Изнанке, и нет ни малейшего шанса, что ты выберешься отсюда. Никто никогда не узнает, что ты здесь открыл. Ты одинок в своем знании, а не уникален.

Я замолчала, напрягшись всем телом, но стараясь не выдавать своего волнения. Фрауд тоже молчал и неотрывно глядел на меня. Затем он слегка приоткрыл рот, как будто собираясь что-то возразить, однако так ничего не сказал. В итоге отвел взгляд куда-то в сторону.

— Вы абсолютно правы, и я не буду пытаться делать вид-с, будто это не так, — негромко проговорил он, и его плечи опустились. — Может, я и обману вас, но себя обмануть не получится.

Я не сразу поняла, что смотрю на Фрауда, широко распахнув глаза. Не ожидала, что у меня получится его переспорить.

Он вздохнул и присел на край стола.

— Это уморительно на самом деле, — говорил он с пустым взглядом, — как ученый я привык рассматривать проблему с разных углов-с, но именно эту проблему я будто не замечал столько лет. Наверно, легче было считать себя исключительным… Это отвлекало от того-с, в какой реальности я нахожусь.

Я все записывал. Не для кого-то, а просто чтобы не забыть все то, что мне удалось с большим трудом добыть-с. — Он потянулся длиннющей ручищей через весь стол, порылся среди механизмов и взял блокнот. Поднес его к глазам и стал неподвижно смотреть на истрепанную обложку. — Из всех вещиц, что у меня тут есть, эта — созданная мною, а не лесом, — самая ценная-с. Может быть, когда я умру, кто-то ее найдет. Да только ничего это не изменит-с. Знания, заключенные в ней, не выйдут за пределы Изнанки.

Ученый замолчал и, по всей видимости, задумался. Я мельком поглядела на бота. Тот не проявлял признаков жизни. Минуло несколько минут полной тишины, прежде чем я все же решилась спросить:

— Т-ты… Ты все еще намерен нас изучить?

— Я теперь не уверен, ради чего мне стоит это делать-с, — равнодушно ответил Фрауд. — Ваши слова разрушили во мне какое-либо желание претворять задуманное в реальность-с.

— И что дальше?.. — робко спросила я.

— Не знаю, уважаемая Макс. После всего произошедшего нам-с точно не быть товарищами. Посему, полагаю, нам лучше будет разойтись в разные стороны… и все останутся целы. Робота пока что подержу-с в заложниках. Не бойтесь, я не причиню ему вреда-с. Оставайтесь здесь до утра, а затем уходите.

Он не лгал. Это было видно. Поэтому я просто коротко кивнула. Фрауд отключил что-то, вернув мне контроль над телом, после чего полностью утратил интерес ко мне. Он раскрыл блокнот на первой странице и углубился в чтение. Он будто искал внутри ответ.

Ни о каком сне не могло быть и речи. Я уселась на то же место, где заснула ранее, подобрала ноги, обняла колени и стала ждать, не переставая прокручивать в голове произошедшее и иногда поглядывая на притихшего Фрауда.