Через сорок минут, практически одновременно, они закончили экзамен, рассчитанный на два часа, и обменялись листочками.

— Вот тут неправильно, — сказал Миша через несколько минут.

Оля заглянула в свой же листок Мише через плечо.

— Это почему?

Миша попытался объяснить, но Оля практически сразу же стала качать головой.

— В этом вопросе точно правильно. Я по учебнику помню.

— Ну а я тебе говорю, как оно на самом деле в жизни происходит.

Оля начинала сердиться. Вообще-то она могла просто ответить на вопрос так, как сама считала нужным. Но сейчас ей вдруг показалось необходимым доказать Мише, что ее вариант ответа более правильный.

— Не может быть такого, что мотивацией учащихся не является престижность получаемых ими знаний, — сказала Оля, стараясь звучать как можно представительнее, как будто от этого зависела правильность ее доводов.

— Может. Если они о ней не знают. А именно так обычно и происходит.

— Но нужно рассуждать логически… Это у тебя уже просто проф. деформация.

Миша пожал плечами.

— Ну отвечай тогда, как знаешь.

Он встал, протянул Оле ее же листок и ушел в переднюю часть библиотеки. Через минуту Оля услышала звуки оживленной беседы, которые прерывались хихиканьем, а то и целыми взрывами хохота.

Оля быстро переписала ответы из своего листика в бланк ответов. С отправкой она решила подождать, чтобы проверяющий ее преподаватель не подумал, что экзамен дался ей так уж легко. В листик Миши Оля больше принципиально не заглядывала. Она и сама справится. К тому же Миша закончил свои учебы уже, наверное, лет триста назад. Так что нельзя было надеяться, что его знания актуальные.

Перепроверив ответы, Оля откинулась на спинку стула и стала стучать по парте ручкой. Это происходило неосознанно и, когда Оля услышала свое имя в чужом разговоре, ее рука замерла сама собой.

— Что она там? — сказала Розалина.

— Экзамен пишет, — ответил Миша.

Они говорили в пол голоса, чтобы не мешать Оле. Но ей, разумеется, начало казаться, что это потому, что они что-то от нее скрывают.

— Как же хорошо перерасти все свои учебы и больше не писать никаких экзаменов!

— И не говори.

Голоса обоих снова были радостными. Оля не знала, куда себя деть. Вот значит как. Здорово перерасти ее возраст? Что же он с ней путается, раз в свободном доступе есть более зрелые дамочки?

Оля почувствовала себя лишней в этом празднике жизни и ей захотелось незаметно выскочить из библиотеки. Но Миша и Розалина обязательно бы ее заметили, если только Оля не решилась бы вылазить через окно.

Когда с начала экзамена прошли ровно один час и двадцать минут, Оля отправила свои ответы и встала из-за парты, стараясь как можно громче заскрипеть стулом по полу. Разговоры от этого не утихли. Тогда Оля решила громко топать, но и это не возымело эффекта. Правда, Миша спросил:

— Ты чего так странно ходишь?

Оля растерялась и ничего не ответила.

— Закончила уже?

Оля кивнула. Тогда Миша распрощался с Розалиной — сказал ей что-то такое, отчего она хихикнула, и даже чмокнул в щеку. У Оли челюсти уже сводило судорогой, так сильно она их сжимала.

Затем они с Мишей оказались за пределами библиотеки и зашагали по пустому коридору, залитого солнечным светом так, как это может быть только утром выходного дня. Оля не понимала, каким нужно быть извергом, чтобы ставить экзамен на выходной день. Но зато ей не пришлось пропускать лекции КОНа. Хотя Директор обещал, что, если вдруг у Оли наложиться экзамен на занятие КОНа, то он напишет преподавателю записку о том, что Оля пропускает занятие по уважительной причине. Но Оля не хотела пропускать занятия ни в КОНе, ни в педагогическом.

Несмотря на то, что на сегодня с трудностями, то есть с экзаменом было покончено, и впереди был целый выходной день, настроение Оли падало все ниже с каждым следующим стуком каблуков ее ботинок о пол.

— Что с лицом? — спросил Миша, когда открывал дверь корпуса.

Оля вышла, крепче обхватив себя руками. Она немного подумала, прежде чем отвечать. Но в итоге ее ответ получился не больно сложным.

— Ниче, — сказала она.

Выражение ее лица не менялось и потому Миша предпринял еще одну попытку.

— Ты считаешь, что я не прав.

— В чем? — встрепенулась Оля.

— Ну, в ответе на тот вопрос.

— А, — коротко буркнула Оля. — Да. В этом тоже не прав.

Они двигались в сторону парка. В спины действительно дул теплый ветер. Но дело было не в весне, а в том, что со странно-моря всегда катило тепло.

— Тоже? — удивился Миша. — В чем же еще я не прав?

Тон его голоса был ироничным и это рассердило Олю еще больше. Сначала она подумала, что не стоит вот так вот открыто демонстрировать свои эмоции. Затем, что если ее что-то беспокоит в его поведении, то Миша должен об этом знать.

На эти рассуждения у Оли ушло не более трех секунд. Под давлением негативных эмоций она выбрала второй вариант и сказала гораздо громче, чем хотела:

— Почему ты с ней общаешься? О чем таком забавном вы говорили?

Миша нахмурился и остановился. Оля встала рядом и развернулась так, чтобы они стояли лицом к лицу.

— О ком ты? — спросил Миша.

Оля как никогда желала, чтобы Ника оказалась рядом. Ей хотелось узнать, действительно ли Миша не понимает, о чем речь, или придуривается?

— О Розалине, — нехотя произнесла Оля.

— А, — отозвался Миша и улыбнулся, вскинув брови. Не было похоже, что Оля разоблачила его за чем-то нехорошим. — Она моя одногруппница.

— Ты же… — начала Оля.

Но Миша уже понял, что Оля докапывается до каждого слова, если ей что-то не понятно, и поспешил добавить:

— Когда я здесь учился, она была в моей группе. Мы с первого курса дружим… Что такое?

Оля сама не поняла, когда успела подойти к лавочке, сесть на нее и подпереть подбородок ладонями. Ее вид был не самым счастливым, а выражение лица — задумчивым и вместе с тем испуганным, будто Оле сказали в уме посчитать какой-то сложный логарифм.

Миша оглянулся и медленно подошел к Оле. Она бы хотела сейчас остаться сама с собой, чтобы во всем парке, кроме нее, больше не было ни одной живой души. Вероятно, так оно и было, если не брать в расчет Мишу. Ни один нормальный человек не пойдет по доброй воле в субботу утром на прогулку.

Миша ничего не спрашивал, но, когда он сел рядом, Оля объяснила причину своей печальной задумчивости.

— Я глупенькая.

— Ну что ты, — сказал Миша. — Какая, какая, но не глупая.

Оля улыбнулась бы, если не это «какая, какая» в начале.

— Я подумала, что это твоя… девушка.

Оля покраснела, словно сказала что-то очень-очень неприличное. Она отвела взгляд, но тут же посмотрела обратно на Мишу, услышав, как он усмехнулся. Он приобнял Олю за плечи и прижал к себе.

— Все-таки глупенькая, — сказал он.

Оля стала агрессивно вырываться, но ей уже тоже было смешно. Как вообще можно было такое предположить? Разве стал бы Миша рисковать, общаясь с Олей на глазах у Розалины, если бы их связывало что-то помимо дружбы?

— Ну все, хватит! — воскликнула Оля, когда устала вырываться из объятий. — Вдруг нас кто-то увидит?

— Никто не увидит.

Оля ставила это утверждение под большое сомнение, все-таки день был погожий и кто-нибудь да захочет прогуляться по парку. Но, с другой стороны, она хотела, чтобы оно было правдой. Особенно когда Миша наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Рисково, — прошептала Оля, немного отстранившись.

— Никого… — начал Миша.

Но тут они услышали, как кто-то откашлялся. Оля вскочила с лавочки даже быстрее, чем запаниковала. Целую секунду она не могла сообразить, кто издавал тот звук. Но затем увидела, как в другом конце аллеи стоит Лиза. Она склонила голову набок и даже несмотря на расстояние, Оля могла видеть, что она улыбается.

Возможно, Миша что-то ей сказал, возможно, Оле это послышалось. Она не отдавала себе отчет в том, что делает. Только приблизившись к Лизе вплотную, Оля остановилась и глубоко вздохнула, пытаясь собрать воедино все свои мысли, и понять, что происходит. Результат этого действия оказался ужасающим. Во-первых, их с Мишей взаимодействие застал посторонний человек. Во-вторых, это взаимодействие не пристало их социальным ролям. В-третьих, его заметил не просто посторонний человек, а посторонний человек, с которым Оля ни за что бы не хотела иметь дела.