— А, вот то, что я говорил… Кто-то на репетиции к дурацкому конкурсу, а кто-то свободен, как… Крисси? Что такое?

Крисси не отвечала — она следила за красным бантом. Лиза улыбалась. Кроме нее в зале было еще с десяток пар. Все эти люди о чем-то активно переговаривались. Они то выстраивались в линии, то начинали делать какие-то синхронные движения, то рассыпались, как бусинки по полу.

Парой Лизы был Андрей. Они больше всех остальных отвлекались от плана репетиции. Только за то время, что Крисси за ними наблюдала, Андрей уже тысячу раз поцеловал Лизу, одни раз в висок, один — в шею, а все остальные прямо в губы.

— Он же говорил, что не участвует в подобном… — сказала Крисси скорее сама себе.

— Кто? — спросил Коля, пытаясь понять, на кого смотрит Крисси. — А-а-а… Ой.

«Ой» обозначало то, что Андрей поцеловал Лизу в тысячу первый раз.

— Знаешь, — начал Коля. — Не хочу говорить «я же говорил», но…

Крисси не дослушала его.

— Он же сказал мне, что не участвует в конкурсе! — сказала она на этот раз громко. — Он же… Он…

Теперь не договорила сама Крисси. Она резко отвернулась от окна и быстрым шагом устремилась к своему корпусу.

— Что с ней? — спросил Костя, когда ему почудилось, будто он услышал всхлипы Крисси.

Коля пожал плечами.

— Разбились иллюзии.

Оля

К концу месяца Оля свыклась с положением вещей и заставила себя пойти на индивидуальное занятие. С Мишей, которого теперь Оля называла не иначе как Михаил Русланович, они пару раз виделись в коридоре. Оля старательно делала вид, что они не знакомы. Что там думал и делал в это время сам Михаил Русланович, она не видела и вообще ей было все равно. Главное, чтобы он не жаловался на ее посещаемость.

Но сегодня Оля взяла себя в руки и решила все-таки явиться на занятие. Совесть была ее наисильнейшим чувством, поэтому то, что Оля боролась с ней так долго было просто сверхъестественно.

Она переступила порог аудитории с непринужденным видом. Оля долго выбирала парту и села на последнюю, хотя в классе она должна была быть одна.

— Если ты будешь… вы будете сидеть так далеко, то мне придется переехать поближе и сидеть перед вами прямо на парте.

Угроза подействовала. Оля хоть и приняла самый недовольный вид, но переехала на первую парту у двери, которая из всех первых парт находилась дальше всего от стола преподавателя.

Миша ни капли не смущался. Он, видимо, уже не ждал Олю и забил себе этот час под заполнение бумаг, так как сейчас рядом с ним возвышалось несколько стопочек.

— Чем обязан такой чести видеть вас? — спросил он, не отрывая взгляда от бумаг.

Оля не ответила. Конечно, если хотя бы один человек в паре ученик-учитель будет молчать, то эффективного обучения не получится, но это в данный момент волновало ее меньше всего. Она сидела, положив ладони на колени и выровняв спину. В таком положении было не очень удобно, но зато ее вид грозный, а не пугливо-виноватый.

— Ладно. Тогда начнем… С начала.

Миша действительно начал с начала. Он даже представился, затем сказал какие-то пафосные вступительные слова и стал что-то рассказывать, упершись рукой о первую парту того ряда, где сидела Оля.

Раньше Оля слишком сильно уважала всех своих учителей и не позволяла себе даже надолго отвести взгляд, когда они что-то рассказывали. А сейчас она будто решила отыграться за всю свою учебную жизнь. Оля рисовала на полях в тетради, рассматривала ногти на руках, изучала окрестности, избегая, разумеется, своего преподавателя и смотрела в окно, хотя было слишком темно, чтобы хоть что-то разглядеть.

Когда она в следующий раз, зевая, глянула на часы, оказалось, что с начала занятия прошло всего двадцать минут. Оля едва не захныкала, но это был бы уже перебор. Речи Миши не становились интереснее, по крайней мере Оля не хотела себе в этом признаваться. И, окончательно обнаглев, Оля легла на парту и закрыла глаза.

— Оля!

Оля подпрыгнула. На миг она даже забыла, с кем делит помещение. Но, увидев сведенные к переносице брови Миши, она тоже нахмурилась.

— Я же не сказал еще переходить к практике!

Оля сначала не поняла, о чем он. А потом снова едва сдержалась, чтобы не захныкать. Да занятия с этим дурацким Михаилом Руслановичем даже нельзя будет проспать, он ведь ее и во сне достанет!

— А что такое?

— Соблюдайте дисциплину, пожалуйста.

— А то что? — сказала Оля так, будто уже была во сне и не собиралась в реальности нести ответственность за свои слова. — Накажете?

Мгновение она держала свой неприступно-обиженный вид, а потом, уяснив, как двусмысленно прозвучали ее слова, покраснела. Знать наверняка она не могла, но в тишине она буквально слышала, как кровь бежит по венам, стремясь сделать румянец на ее щеках как можно гуще.

Ее взгляд сам собой опустился на ремень Миши. Олино воображение, отточенное годами создания снов, предоставило ей картинку, как этот самый ремень прилетает ей по заднице.

— Имею полное моральное право, — сухо ответил Миша.

Оля плавно вдохнула и выдохнула, желая успокоить пульс и надеясь, что Миша не заметил, куда только что неприлично долго был прикован ее взгляд.

— Ну а как же… — Оля закашлялась. — А как же мне хранить концентрацию, если то, что вы рассказываете, вызывает не интерес, а скуку?

Вообще Оля думала, что скажет это фразу с наездом, но на деле ей едва удалось побороть приступ кашля.

— Скуку? — спросил Миша, почти что обидевшись. — А что же не будет вызывать у вас скуку?

На этот вопрос Оле и самой было интересно ответить, так что она призадумалась. И, похоже, эта пауза длилась слишком долго, так как Миша вдруг сказал:

— Наверное, поджоги на массовых мероприятиях — это не скучно?

Оля нахмурилась. Первую секунду она искренне не понимала, к чему Миша клонит. А потом на нее все же накатило осознание. Это произошло резко и беспощадно, будто Оля стояла под солнцем, а уже в следующий миг началась сильнейшая гроза.

— Ох-х-х черт… Так это был ты? Ты сдал нас?

Единственный план, в который Оля посвящала Мишу, был тот самый, на балу, который заключался в том, чтобы свиснуть списки из кабинета Директора.

— Так мы снова на «ты»?

Оля не ответила и откинулась на спинку стульчика. Свет потолочных светильников доставал до Оли, словно сквозь толщу воды. Она почувствовала себя рыбкой в аквариуме. Маленькой глупой рыбкой.

Получается, Крисси действительно не виновата… Как Оля могла забыть, что растрепала обо всем Мише? Зачем она вообще это сделала? Помощи от него было не дождаться. И ладно бы только отсутствием участия Миша и отличился бы, но он, похоже, возомнил себя борцом за справедливость, раз рассказал обо всем Директору.

Миша не ответил на вопрос Оли, но для нее и так уже все было очевидно. Она одним движением сгребла свои вещи в сумку. Когда она вскочила с места, Миша вдруг сказал:

— Ты бы поступила точно так же.

Оля сначала хотела разразиться пламенной речью о том, что она не крыса и что друзей бы не сдала. Но злость съедала все ее силы и она решила выйти молча.

Хотя температура воздуха в коридоре не сильно отличалась от аудиторной, Оля ощутила, как остывают ее щеки. «Ты бы поступила точно так же…» Да как он может так говорить?

Она думала над этими словам те несколько минут, на протяжении которых только стук каблуков о паркетный пол и неясные шепотки редких прохожих составляли ей компанию. Если бы Оля не была такой упрямой, то она бы с ним согласилась. Вероятно, тяга к справедливости — их общая с Мишей черта. Да и не своих друзей он подставлял.

Когда Оля дошла до своего этажа, она уже практически не злилась. Было просто обидно. Обидно, что она наивная, как маленький котеночек, думает, что все вокруг хотят ей помочь, хотя на деле все наоборот.

До закрытой двери в комнату номер четырнадцать оставалось еще несколько шагов, а Оля уже слышала, как орет в колонке Валентин Стрыкало.