К счастью, приехал человек и привез письмо, в котором сообщалось, что Цзя Лянь и Дай-юй должны приехать на следующий день. Эта весть немного обрадовала Бао-юя. Потом, когда стали выяснять подробности, оказалось, что вместе с ними едет и Цзя Юй-цунь, получивший рекомендации Ван Цзы-тэна; он должен был явиться на аудиенцию к государю, а потом ожидать назначения на вакантную должность в столице. Цзя Юй-цунь поехал с ними потому, что когда-то был учителем Дай-юй и приходился родственником Цзя Ляню. Что касается Линь Жу-хая, то он, как полагалось, был похоронен на родовом кладбище.

Если бы Цзя Лянь останавливался на всех станциях, он добрался бы до дому лишь в следующем месяце. Однако, узнав радостную весть о возвышении Юань-чунь, он заторопился и продолжал путь, нигде не останавливаясь, благодаря чему был уже почти дома.

Однако Бао-юй все подробности пропустил мимо ушей, и только справился, как чувствует себя Дай-юй.

В следующий полдень доложили:

– Второй господин Цзя Лянь и барышня Линь Дай-юй прибыли во дворец.

При встрече все стали рассказывать друг другу о своих радостях и невзгодах, не обошлось без вздохов и горестных слез. Потом начались поздравления и утешения.

Бао-юй внимательно поглядел на Дай-юй и заметил, что она стала более непринужденной, чем прежде. Она заботливо подмела комнату, расставила украшения и безделушки, разложила привезенные книги. Потом она подарила Бао-юю, Бао-чай, Ин-чунь и другим сестрам бумагу, кисточки для письма и прочие письменные принадлежности. В ответ Бао-юй осторожно, как драгоценность, вытащил подаренные ему Бэйцзинским ваном четки из ароматного дерева и отдал Дай-юй, но девочка неожиданно вспылила:

– Мне не нужно! Эти четки до меня, наверное, держал в руках какой-то грязнуля! – и швырнула подарок на пол.

Бао-юй был вынужден взять четки обратно. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

Между тем Цзя Лянь, повидавшись со всеми родными, пошел к себе. Фын-цзе не имела ни минуты свободного времени. Однако Цзя Лянь прибыл с дальней дороги, и ей пришлось отложить все дела и прислуживать ему. В комнате не было посторонних, и Фын-цзе шутливо заметила:

– Поздравляю вас с великой радостью, государев зятек! Вы, наверное, устали с дороги! Я еще вчера, как только прибыл ваш посланец, приготовила для вас чарочку вина! Не знаю только, соблаговолите ли вы принять мое скромное угощение!

– Что вы! Что вы! Да разве я посмею? – заулыбался Цзя Лянь. – Премного вам благодарен, премного благодарен!

Тут вошли Пин-эр и другие служанки, которые ему поклонились, а затем был подан чай.

Расспросив обо всем, что произошло после его отъезда, Цзя Лянь еще раз поблагодарил Фын-цзе за хлопоты.

– И как только мне справляться со всеми этими делами! – начала жаловаться ему Фын-цзе. – Ведь я неопытна, изворачиваться не умею, душа у меня прямая, если меня ударят палкой, я воспринимаю это лишь как укол иголкой! Да и характер у меня слабый – стоит кому-нибудь сказать мне ласковое слово, как я смягчаюсь. Мне никогда не приходилось ведать такими большими делами, поэтому и смелости не хватает; если старая госпожа выражает малейшее недовольство чем-нибудь, я всю ночь не могу уснуть. Я несколько раз отказывалась, но госпожа и слушать не хочет, говорит, будто я стремлюсь увильнуть от дел, не желаю учиться. Откуда ей знать, что я совсем с ног сбилась! Дошло до того, что я даже слова лишнего не смею сказать, шага не смею сделать, не подумав! Вы же знаете, каких трудов стоит постоянно держать в руках наших женщин-управительниц? Немного ошибешься, они начинают злословить и насмехаться; сделаешь то, что им не нравится, они принимаются «ругать акацию, указывая на шелковицу». Они никогда не помогут в беде! «Стравить людей да глядеть, как они дерутся», «убить человека чужим ножом», «тушить огонь, подливая в него масло», «стоять на сухом бережку», «не поддержать бутыль с маслом, когда она падает», – вот на что способна вся эта компания! А я молода, никого не притесняю, поэтому не приходится обижаться, что со мной не считаются. Но еще более странно то, что когда во дворце Нинго умерла жена Цзя Жуна, Цзя Чжэнь трижды ползал на коленях перед старой госпожой и умолял ее, чтобы она разрешила мне помочь им! Конечно, я отказывалась, но старой госпоже такая просьба пришлась по душе, она приказала, и пришлось повиноваться. В конце концов я все перепутала, не сумела соблюсти всех церемоний, и, наверное, старший брат Цзя Чжэнь доныне выказывает недовольство и раскаивается, что пригласил меня. Если вы завтра увидите его, извинитесь за меня и спросите, кто посоветовал ему поручить все хозяйственные дела такой молодой и неопытной девчонке?

В это время снаружи послышались голоса.

– Кто там? – спросила Фын-цзе.

– Это тетушка Сюэ присылала Сян-лин кое о чем спросить меня, – ответила Пин-эр, – я уже все объяснила ей и отослала обратно.

– Вот так дела! – воскликнул Цзя Лянь. – А я только что видел тетушку Сюэ – она проходила мимо меня с какой-то миловидной девочкой! Я сразу обратил внимание, что у нас в доме таких не было. Я поговорил с тетушкой и узнал, что это та самая девочка-служанка, из-за которой был суд над Сюэ Панем. Зовут ее Сян-лин, и она недавно стала наложницей Сюэ Паня. Какая же она прелестная! А этот дурак Сюэ Пань опозорил ее!

– О-о-ох! – Фын-цзе скривила губы. – Казалось бы, съездив в Сучжоу и Ханьчжоу, вы должны были познакомиться со светом, а вы остались таким же ненасытным, как и прежде! Но если она вам так уж нравится, нет ничего проще, чем обменять Пин-эр на нее! Вы же знаете, что Сюэ Пань «ест из чашки, а заглядывает в котел». Сколько раз за этот год он ссорился с тетушкой Сюэ из-за того, что не может завладеть Сян-лин! Тетушка Сюэ поразмыслила, что Сян-лин хороша внешностью, ласкова и покорна и заурядным барышням из знатных семей далеко до нее, поэтому устроила угощение, созвала гостей и во всеуслышание объявила, что Сян-лин будет наложницей ее сына! А тот через полмесяца ее бросил, как бросал других!

Едва она успела произнести эти слова, как к дверям подбежал мальчик-слуга и доложил:

– Господин приглашает второго господина Цзя Ляня к себе.

Цзя Лянь тотчас же встал, оправил на себе одежду и вышел.

Фын-цзе спросила у Пин-эр:

– Зачем тетушка Сюэ прислала Сян-лин?

– Какая там Сян-лин? – сказала Пин-эр. – Это я все нарочно выдумала. Вы только подумайте, госпожа, ведь жена Ван-эра совсем сдурела…

С этими словами она подошла к Фын-цзе, наклонилась к ее уху и прошептала:

– Она принесла проценты как раз в то время, когда был дома второй господин! И что это ей вздумалось? Хорошо еще, что я встретила ее в прихожей, а то она вошла бы к вам и начала докладывать. Вы же знаете характер своего мужа – он готов вытащить деньги из кипящего котла! Если б он узнал, что это ваши личные деньги, разве он стал бы их беречь?! Я решила сама принять у нее деньги да еще обругала ее. Не думала я, что вы услышите! Вот почему мне и пришлось выдумать, будто сюда приходила Сян-лин!

– А я-то решила, что тетушка Сюэ узнала о приезде второго господина и прислала служанку! – засмеялась Фын-цзе. – Оказывается, это ты вздумала водить меня за нос!

Пока они разговаривали, успел вернуться Цзя Лянь. Фын-цзе приказала подать вино и закуски, и супруги сели друг против друга. Фын-цзе любила выпить, но в присутствии мужа не осмеливалась. И вдруг вошла кормилица Цзя Ляня – мамка Чжао. Фын-цзе и Цзя Лянь поспешно встали, поднесли ей вино и предложили сесть на кан. Мамка Чжао наотрез отказалась. Тогда Пин-эр поставила возле кана столик и скамеечку для ног, и мамка Чжао села на нее.

Выбрав на своем столе два нетронутых блюда, Цзя Лянь распорядился поставить их на столик мамки Чжао.

– Матушка этого не разжует, – остановила его Фын-цзе, – она может сломать зубы.

Обращаясь к Пин-эр, она спросила:

– Где та разваренная ветчина, о которой я говорила сегодня утром? Подай ее скорее! Почему ты заранее не велела ее разогреть?