Госпожа Ю на подносе подала матушке Цзя чай, а жена Цзя Жуна поднесла чай другим женщинам, сидевшим рядом с матушкой Цзя. Затем госпожа Ю поднесла чай госпоже Син, а жена Цзя Жуна – остальным сестрам. Фын-цзе и Ли Вань стояли в ожидании приказаний.
Когда чаепитие было закончено, госпожа Син встала, чтобы прислуживать матушке Цзя. Матушка Цзя немного поболтала со своими невестками, а затем приказала подать паланкин. Фын-цзе торопливо подбежала к ней и помогла встать.
– Почтенная госпожа, для вас уже приготовлен ужин! – проговорила госпожа Ю, обращаясь к матушке Цзя. – Каждый год вы обещаете оказать нам милость и отужинать с нами, но всякий раз уходите, не выполнив своего обещания. Неужели в ваших глазах мы хуже этой девчонки Фын-цзе?
Фын-цзе только засмеялась в ответ.
– Идемте, бабушка, – сказала она. – Есть будем дома, не слушайте ее!
– Церемония жертвоприношений и так вас всех утомила, – подхватила матушка Цзя. – Зачем еще я буду вас утруждать? Тем более что я никогда здесь не кушала в такой день, а вы присылали мне угощение на дом. Сделайте так и сейчас! Не съем это угощение сегодня – оставлю на завтра, не смогу съесть завтра – съем послезавтра. Ведь так я смогу съесть больше, не правда ли?
Это было сказано таким тоном, что все рассмеялись.
– Ночью нужно послать людей хорошенько присматривать за курильницами, – распорядилась затем матушка Цзя, – да предупредить, чтобы были повнимательнее.
Госпожа Ю пообещала в точности исполнить ее приказание.
Матушка Цзя встала и направилась к выходу. Госпожа Ю забежала вперед и отодвинула для нее занавеску на двери. Другие служанки вызвали паланкин. Матушка Цзя села в него и отправилась во дворец Жунго, а госпожа Син и госпожа Ю вернулись обратно.
Паланкин вынесли на улицу через главные ворота дворца Нинго. На восточной стороне улицы, закрытой в этот день для прохожих, стояли музыканты и были выставлены регалии дома Нинго, а на западной стороне в таком же порядке расположились музыканты и красовались регалии дворца Жунго.
Вскоре паланкин поднесли к воротам дворца Жунго, которые были распахнуты настежь, миновали их и последовали дальше. Пройдя большую гостиную, сделали поворот на запад и здесь перед парадным залом матушка Цзя вышла из паланкина. В сопровождении толпы родственников она направилась в зал. Парчовые коврики и узорчатые ширмы сверкали как новые. Из курильниц струились волны ароматного дыма от благовоний, приготовленных из сосен, кипарисов и душистых трав.
Когда матушка Цзя заняла предназначенное для нее место, одна из старейших мамок дворца Жунго доложила ей:
– Почтенные госпожи пришли приветствовать вас!
Матушка Цзя торопливо встала, чтобы выйти им навстречу, но несколько пожилых ее невесток уже входили в зал. Они подхватили матушку Цзя под руки и усадили на место.
Все выпили чаю. После этого матушка Цзя проводила женщин до ритуальных ворот, а сама возвратилась в зал. К ней вошли Цзя Цзин и Цзя Шэ в сопровождении своих детей и родственников младшего поколения.
– Только без церемоний, – предупредила их матушка Цзя, – вы и так весь год усердно выполняли свой долг.
Справа мужчины, а слева женщины по очереди подходили к ней и кланялись, а затем все родственники в порядке старшинства заняли места в креслах, поставленных двумя рядами, и им были вручены новогодние подарки.
Мужчины и мальчики-слуги, женщины и девочки-служанки из обоих дворцов, тоже в соответствии с возрастом и званием, подходили поздравлять матушку Цзя и получали подарки: одни – деньги, другие – вышитые кошельки, третьи – золотые или серебряные слитки и т. д.
По окончании торжественной церемонии были накрыты праздничные столы, с восточной стороны которых сели мужчины, с западной – женщины. К столу были поданы мясные блюда, отвары, фрукты, вино, всевозможные печения.
Как только угощение окончилось, матушка Цзя первая встала из-за стола и удалилась во внутренние покои, а вслед за тем разошлись и все родственники.
В этот вечер во всех домашних молельнях совершались жертвоприношения и воскуривались благовония богу домашнего очага[166].
Во дворе госпожи Ван была расставлена утварь, необходимая для совершения по этому поводу жертвоприношений, разложены бумажные фигурки лошадей и других животных, сжигавшиеся во время жертвоприношений, а также курения для совершения церемоний принесения жертв Небу и Земле.
По обе стороны главных ворот «сада Роскошных зрелищ» высоко сияли огромные фонари, все аллеи и дорожки в саду были увешаны маленькими фонариками. Хозяева и слуги в роскошных шелковых и парчовых одеждах веселились, гуляли, шутили и смеялись. Всю ночь не смолкал треск ракет и хлопушек.
На следующее утро, еще во время пятой стражи, матушка Цзя и другие старшие члены рода Цзя нарядились в праздничные одежды в соответствии со своими титулами и званиями и отправились во дворец принести новогодние поздравления государю и пожелать счастья и долголетия государыне Юань-чунь.
Возвратившись с придворного пира, матушка Цзя снова принесла жертвы предкам в храме дворца Нинго и лишь после этого вернулась к себе. Потом она вновь приняла новогодние поздравления, переоделась и прилегла отдохнуть. Со всеми родственниками, которые после этого приходили поздравлять ее и поднести подарки, она не встречалась, за нее это делали другие, а сама она находилась во внутренних покоях, где беседовала с тетушкой Ли и тетушкой Сюэ, играла в домино и в облавные шашки с Бао-юем или развлекалась с Бао-чай и ее сестрами.
Госпожа Ван и Фын-цзе целыми днями были заняты приемом гостей, угощениями и устройством развлечений. А родственники и друзья приходили непрерывно, пили вино, угощались, поздравляли с праздником и уходили. Так продолжалось семь или восемь дней подряд.
Наконец подошел праздник фонарей. Во дворцах Нинго и Жунго все было увешано разноцветными фонариками.
В одиннадцатый день первого месяца Цзя Шэ пригласил матушку Цзя к себе на угощение, а на следующий день ее пригласил Цзя Чжэнь во дворец Нинго. А сколько раз госпожу Ван и Фын-цзе приглашали к себе родные и друзья, и счесть невозможно!
И вот наступило пятнадцатое число. Матушка Цзя распорядилась к вечеру накрыть в главном зале несколько столов и устроить там спектакль. Она велела развесить побольше разноцветных фонариков и пригласить на пир всех своих сыновей и племянников, внуков и их жен из дворцов Нинго и Жунго.
Только Цзя Цзина на этот пир не приглашали, потому что он воздерживался от вина и мяса. В семнадцатый день первого месяца, когда было совершено последнее жертвоприношение предкам, он уехал в пригородный монастырь, где давно уже занимался самоусовершенствованием. Даже те несколько дней, которые он провел дома, он старался держаться в тихих и укромных местах, чтобы не слышать всего этого праздничного шума. Но о нем мы пока больше упоминать не будем.
Вечером Цзя Шэ явился к матушке Цзя и, получив подарок, сразу поспешил откланяться. Матушка Цзя не стала его удерживать, ибо считала, что он чувствует себя неудобно в кругу молодежи. Цзя Шэ, возвратившись домой, веселился со своими гостями. Они любовались фонариками, слушали музыку и оглушительные песни и чувствовали себя беззаботно. Пир здесь был роскошный: совсем не такой, как у матушки Цзя; от украшений, сверкавших золотом и драгоценными камнями рябило в глазах.
А между тем в расписном зале, где праздновала Новый год матушка Цзя, служанки разостлали около десятка циновок и перед каждой поставили низенький столик. На столиках стояли курильницы, из которых струились тончайшие ароматы благовоний, какие обычно употреблялись при императорском дворе; а в расписных вазах длиною в восемь, шириною в четыре и высотою в два-три вершка благоухали букеты свежих цветов.
На чайном подносе, покрытом заморским лаком, красовались десять расписанных золотом чашечек из старинного фарфора, возле которых лежали шелковые полосы с причудливыми узорами и написанными на них стихами. В небольших вазочках из старинного фарфора стояли букеты цветов и «трех друзей студеного времени года» – сливы, сосны и бамбука. На возвышении были разостланы две циновки для тетушки Ли и тетушки Сюэ, справа от них стояла тахта с низкими ножками, а позади нее – ширма, украшенная резьбой из страшных драконов. На тахте лежал меховой матрац, подушка под спину и все другие необходимые принадлежности. Возле тахты стоял лакированный столик искусной работы, разрисованный золотом, а на столике были расставлены чайные чашечки, полоскательница, возле которых лежало полотенце и футляр с очками.
