Между тем Си-жэнь, похоронив свою мать, возвратилась, и Шэ-юэ подробно рассказала ей о случае с Чжуй-эр, о том, как Цин-вэнь выгнала воровку и как об этом было доложено Бао-юю.

Си-жэнь ничего не могла возразить и лишь заметила:

– Слишком уж поспешно…

Надо сказать, что вследствие холодной погоды Ли Вань тоже простудилась; у госпожи Син были воспалены глаза, поэтому Ин-чунь и Син Сю-янь дни и ночи находились возле нее, ухаживали за ней, подавали лекарства; старший брат Ли Вань забрал к себе погостить на несколько дней тетушку Ли, Ли Вэнь и Ли Ци; Бао-юй был расстроен и озабочен тем, что Си-жэнь все время скорбит и вспоминает свою мать, а Цин-вэнь все еще не совсем поправилась. Таким образом, все были чем-нибудь озабочены, перестали интересоваться поэтическим обществом и уже пропустили несколько собраний.

Шел двенадцатый месяц, приближались проводы старого года. Госпожа Ван и Фын-цзе были заняты приготовлениями к празднованию Нового года.

Ван Цзы-тэн, назначенный инспектором девяти провинций, находился в отъезде по служебным делам. Цзя Юй-цунь получил повышение в звании и был назначен теперь начальником военного ведомства и членом государственного совета.

Но обо всем этом мы подробно рассказывать не будем.

Перенесемся во дворец Нинго и посмотрим, чем занят был Цзя Чжэнь.

Незадолго перед Новым годом Цзя Чжэнь приказал открыть родовой храм предков, хорошенько подмести в нем все помещения и расставить утварь, необходимую для совершения жертвоприношений. Кроме того, он велел убрать одну из верхних комнат, чтобы развесить в ней портреты предков.

В это время во дворцах Нинго и Жунго все, начиная от хозяев и кончая слугами, с ног сбились от хлопот.

Как раз когда во дворце Нинго госпожа Ю вместе с женой Цзя Жуна готовила вышивки, собираясь поднести их матушке Цзя в качестве новогоднего подарка, неожиданно вошла служанка, неся на чайном подносе груду слитков серебра, и доложила:

– Пришел Ван Син и принес взятое когда-то у вас в долг серебро. Здесь сто пятьдесят три ляна, шесть цяней и семь долей серебра, причем серебро разной пробы – всего двести двадцать слитков. Слитки самой различной формы.

Служанка протянула поднос госпоже Ю, и та увидела грудой лежавшие на нем слитки, одни из которых по форме напоминали цветок сливы, другие – цветок бегонии, третьи – писчую кисть, четвертые – жезл жуи.

– Унеси это и передай ему, – приказала госпожа Ю, – пусть немедленно принесет обыкновенные серебряные слитки.

Служанка вышла. Вскоре явился Цзя Чжэнь обедать, и жена Цзя Жуна поспешила удалиться.

– Уже получены деньги, которые государь милостиво отпускает нам на весенние жертвоприношения? – спросил Цзя Чжэнь у госпожи Ю.

– Сегодня послали за ними Цзя Жуна, – ответила та.

– Правда, для нас самих ничего не стоит израсходовать несколько лишних лян, но все же нужно быть признательными государю за его небесную милость, – сказал Цзя Чжэнь. – Как только получим деньги, следует сразу же отослать их во дворец Жунго старой госпоже, чтобы она устроила на них жертвоприношение предкам. Прежде всего надо пользоваться милостями государя, а потом уж уповать на счастье предков! Для нас, конечно, ничего не стоит истратить даже десять тысяч лян серебра на жертвоприношения предкам, но это не подымет нашу репутацию и будет значить меньше, чем сам факт, что государь «осыпает нас милостями и дарит нам счастье»! Однако таких семей, как наша, найдется две-три, а на что устраивать жертвоприношения семьям обедневших чиновников, как не на эти, жалуемые им государем деньги? Поистине, государь заботится обо всех, и доброта его беспредельна!

– Да, это верно, – согласилась и госпожа Ю.

Пока они разговаривали, появилась служанка и доложила:

– Господин, ваш сын возвратился.

Цзя Чжэнь приказал привести Цзя Жуна к себе. Вскоре тот вошел, неся в руке желтый мешочек.

– Где тебя носит целый день? – спросил отец.

– Сегодня деньги выдавали не в ведомстве церемоний, как обычно, а в кладовых застольного приказа[163], – ответил отцу Цзя Жун. – Пришлось ехать туда, поэтому я задержался. Господа, которые ведают кладовыми, приказали мне передать вам поклон. Они говорят, что давно уже вас не видели и все время о вас вспоминают.

– Где уж им вспоминать обо мне! – усмехнулся Цзя Чжэнь. – Просто подошел конец года! Они думают вовсе не обо мне, а о моих подарках или о том, чтобы я пригласил их на угощение!

С этими словами он взял у Цзя Жуна желтый мешочек, завязанный ленточкой, на котором были начертаны иероглифы: «Милости высочайшего вечны». Тут же были поставлены печати приказа жертвоприношений при ведомстве церемоний, затем следовала приписка в виде строчки мелких иероглифов: «такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года серебро в количестве стольких-то лян, жалуемое государем на жертвоприношения Нинго-гуну Цзя Яню и Жунго-гуну Цзя Фа, получил сполна офицер императорской гвардии Цзя Жун». Далее красной тушью была сделана подпись: «Распорядитель кладовых такой-то».

Окончив читать, Цзя Чжэнь быстро пообедал, переоделся, затем приказал Цзя Жуну взять полученное серебро, и они отправились во дворец Жунго к матушке Цзя и госпоже Ван. Побывав у них, они навестили Цзя Шэ и госпожу Син и вернулись домой.

После того как серебро было извлечено из мешочка, Цзя Чжэнь велел сжечь мешочек в жертвеннике храма предков. А после этого он приказал Цзя Жуну:

– Пойди ко второй тете во дворец Жунго и спроси ее, наметила ли она день для новогоднего угощения. Если да, пусть составит список приглашенных, чтобы мы не приглашали их вторично на тот же самый день. В прошлом году из-за нашей невнимательности несколько семей получили повторные приглашения. А это нехорошо, ибо могут сказать, что это было сделано не по недоразумению, а нарочно, потому что мы опасаемся лишних хлопот и, сговорившись, устраиваем общее угощение.

Цзя Жун ушел и вскоре возвратился со списком всех приглашенных на новогоднее празднество.

Цзя Чжэнь внимательно просмотрел список, затем велел передать его Лай Шэну и предупредить его, чтобы он по ошибке не разослал повторного приглашения тем, кого пригласили на тот день во дворец Жунго.

После этого он вышел поглядеть, как слуги в залах расставляют ширмы, развешивают украшения, протирают столы и золотую и серебряную утварь.

Тут к нему подошел мальчик-слуга, державший в руках письмо и счет.

– Только что приехал староста У из деревни Хэйшаньцунь, – доложил он Цзя Чжэню.

– Старый болван! – выругался Цзя Чжэнь. – Не мог приехать раньше!

Цзя Жун принял у мальчика письмо вместе со счетом и подал все Цзя Чжэню. Однако Цзя Чжэнь стоял, заложив руки за спину, и принялся читать бумаги, не беря их из рук сына:

«Покорный слуга, староста У Цзинь-сяо, – значилось в письме, – почтительно кланяется господину и госпоже и желает им всяческого счастья и благополучия, а также справляется о здоровье молодых господ и барышень. Он искренне желает, чтобы в новом году к господам снизошло великое счастье, слава и уважение, чтобы они получили желаемое повышение в чинах и увеличение жалованья и добились осуществления всех своих мечтаний».

– Забавно пишут деревенские люди! – заметил Цзя Чжэнь.

– Не важно, как составлено письмо, отец, – улыбаясь, вмешался Цзя Жун. – Самое главное, что он желает вам счастья!

Затем он развернул счет и показал его Цзя Чжэню. Тот прочел: