– Той карты, что нужна тебе, у меня нет, – возразила тетушка Сюэ.
– Что ж, проверим, – заметила на это Фын-цзе.
– Можешь проверять потом, а пока ходи, – поторопила ее тетушка Сюэ, – я посмотрю, с какой карты ты пойдешь!
Фын-цзе сделала ход. Увидев два очка, тетушка Сюэ засмеялась:
– Вот оно что! Теперь, пожалуй, выигрыш достанется почтенной госпоже!
– Я сделала неправильный ход! – как бы спохватившись, воскликнула Фын-цзе.
– Поздно! Кто тебя заставлял ходить неправильно! – воскликнула матушка Цзя. – Брось карты. Посмей только взять этот ход назад!
– Мне нужно было прежде погадать! – сокрушалась Фын-цзе. – Но я пошла необдуманно, и обижаться не на кого.
– Так и надо, сама себя высекла! – заметила матушка Цзя. – Ты не гадай, а лучше думай!
Затем, обращаясь к тетушке Сюэ, она сказала:
– Я не настолько мелочна, чтобы стремиться выигрывать какие-то гроши! Мне просто везет!
– А мы и не сомневаемся! – поддержала тетушка Сюэ. – Неужели кто-нибудь осмелится подумать, что вы падки на деньги?
В это время Фын-цзе считала деньги. Услышав слова тетушки Сюэ, она торопливо нанизала монеты на веревочку и, обращаясь ко всем играющим, воскликнула:
– Мне больше ничего и не надо! Она села играть не ради денег, а ради того, чтобы выиграть счастье! Я же мелочная, поэтому, проиграв, не стану отдавать деньги, а поскорее уберу их.
У матушки Цзя было в обычае, чтобы Юань-ян вместо нее тасовала карты, поэтому она не обращала внимания на то, что делается на столе, а продолжала беседовать с тетушкой Сюэ. Заметив наконец, что Юань-ян сидит неподвижно, матушка Цзя спросила:
– Почему ты все время дуешься и даже не хочешь перемешать для меня карты?
– Разве вы не видите, что госпожа Фын-цзе не хочет отдавать деньги? – улыбнулась Юань-ян.
– Если она не отдаст деньги, ей же будет хуже! – проговорила матушка Цзя и приказала девочке-служанке взять у Фын-цзе связку монет. Служанка взяла у Фын-цзе деньги и положила их перед матушкой Цзя.
– Верните их мне! – взмолилась Фын-цзе. – Я все отдам до копейки.
– Фын-цзе и в самом деле мелочна! – заметила тетушка Сюэ. – Ведь над нею только пошутили!
Но при этих словах Фын-цзе встала, дернула тетушку Сюэ за рукав и, указывая пальцем на деревянную шкатулку, куда матушка Цзя имела обыкновение прятать деньги, сказала:
– Вот посмотрите, тетушка! Я даже не могу сосчитать, сколько там находится денег, которые у меня подобным образом «вышутили»! На эту связку монет я не успею поиграть и часа, как те деньги, что лежат у бабушки в шкатулке, потянут к себе и эти! Лучше не играть, а просто положить деньги в шкатулку, тогда бабушка успокоится и поспешит куда-нибудь отослать меня «по важному делу»!
Комната задрожала от смеха, но тут, как нарочно, Пин-эр, опасаясь, что у Фын-цзе не хватит денег на игру, принесла еще одну связку монет.
– Можешь не класть их передо мной! – замахала руками Фын-цзе. – Положи перед бабушкой! Пусть она все сразу уберет в свою шкатулку, ей же будет меньше хлопот!
От смеха матушка Цзя рассыпала по столу карты.
– Юань-ян, дай-ка ей хорошую затрещину! – крикнула она.
Между тем Пин-эр положила деньги перед матушкой Цзя, как ей было приказано, а сама, засмеявшись, ушла. Но едва она вышла во двор, навстречу ей попался Цзя Лянь, который спросил ее:
– Старшая госпожа Син там? Мой отец велел позвать ее.
– Не ходи туда, – предостерегла его Пин-эр. – Старшая госпожа Син и так долго стояла перед старой госпожой, не смея пошевелиться. Старая госпожа на нее сердилась, и только сейчас твоей жене удалось немного развеселить ее.
– А я только спрошу у старой госпожи, поедет ли она четырнадцатого числа к Лай Да и нужно ли приготовить ей паланкин, – проговорил Цзя Лянь. – Таким образом мне удастся вызвать свою матушку и еще более развеселить старую госпожу. Как ты думаешь, а?
– Мне кажется, что ходить все же не следовало бы, – возразила Пин-эр. – Старая госпожа так разгневалась, что даже набросилась на госпожу Ван и Бао-юя! Если ты пойдешь, тебе тоже достанется!
– Ведь все уже кончено, – не сдавался Цзя Лянь. – Неужели старой госпоже захочется еще на ком-то срывать свой гнев? Тем более что меня это не касается. Кроме того, отец приказал мне найти матушку и привести к нему; если он узнает, что я не выполнил его приказа, он выместит свой гнев на мне.
Пин-эр вынуждена была признать, что Цзя Лянь прав, и когда тот отправился в комнаты матушки Цзя, она последовала за ним.
Стараясь ступать как можно осторожнее, Цзя Лянь приблизился к двери, ведущей во внутренние покои матушки Цзя, отодвинул занавеску и просунул голову внутрь. Ему сразу бросилось в глаза, что госпожа Син все еще стоит перед матушкой Цзя, не смея уходить.
Но у Фын-цзе был зоркий глаз. Она первая заметила Цзя Ляня, сделала ему знак, чтобы он не входил, а сама бросила выразительный взгляд на госпожу Син.
Госпожа Син поняла ее, но так как ей неудобно было сразу уйти, пришлось налить чашку чаю, которую она поставила перед матушкой Цзя. Неожиданно матушка Цзя обернулась, и Цзя Лянь, который заглядывал в дверь, не успел вовремя спрятаться.
– Кто это из передней, как мальчишка, просовывает голову в дверь? – спросила матушка Цзя.
– Мне тоже показалось, что там кто-то есть! – подтвердила Фын-цзе, вставая с места.
Но едва Фын-цзе направилась к двери, как Цзя Лянь вошел и, низко поклонившись матушке Цзя, промолвил:
– Я пришел узнать, поедете ли вы, почтенная госпожа, четырнадцатого числа к Лай Да? Приготовить вам паланкин?
– Если ты пришел за этим, то почему прятался? – спросила матушка Цзя. – Опять хитришь!
– Я увидел, что вы играете в карты, и не посмел вас тревожить, – ответил Цзя Лянь. – Я хотел только позвать жену, чтобы спросить ее об этом.
– Что это тебе именно сейчас приспичило? – недоверчиво спросила матушка Цзя. – Неужели ты не мог подождать, пока она придет домой? Разве ты когда-нибудь пробирался ко мне с такими предосторожностями, как сейчас? Меня даже берет сомнение, не шпионить ли за мной ты пришел! Даже перепугал меня! Гм, какой негодяй! Твоя жена играет со мной в карты и будет еще долго играть! Лучше иди и посоветуйся с женой какого-нибудь Чжао Эра, как изводить законных жен!
Все засмеялись.
– Не Чжао Эра, а Бао Эра! – поправила Юань-ян. – Зачем впутывать сюда Чжао Эра?
– Ты права! – согласилась матушка Цзя. – Где уж мне запомнить всех этих «носящих на спине» и «носящих на руках»![150] Как только мне припоминается история, которая недавно произошла, во мне невольно вспыхивает гнев! Я вошла в эту семью, выйдя замуж за правнука, а сейчас у меня у самой уже есть женатые внуки! Я прожила пятьдесят четыре года, многое пережила, но ничего подобного мне не приходилось видеть до сих пор! Вон отсюда!
Не осмеливаясь ей возражать, Цзя Лянь поспешно вышел.
– Я же говорила, чтоб ты не ходил, а ты не послушался и нарвался на неприятность, – сказала ему Пин-эр, стоявшая под окном и слышавшая все, что говорила матушка Цзя.
В это время вышла госпожа Син.
– Весь этот шум получился из-за отца! – сказал ей Цзя Лянь. – А в результате все свалилось на меня и на вас!
– Паршивое отродье! – обрушилась на него госпожа Син. – Другие были бы рады умереть за своего отца, а этому сказали одно слово, так он ропщет на всех и на все! Неисправимый негодяй! Эти несколько дней отец сердит, смотри, как бы тебя не отколотил!
– Матушка, идите скорее к отцу, он давно послал меня за вами, – перебил ее Цзя Лянь.
Он проводил мать до дома Цзя Шэ, а сам возвратился к себе.
Госпожа Син рассказала Цзя Шэ, о чем говорила ей матушка Цзя. Цзя Шэ был пристыжен, но ничего поделать не мог. С этих пор он, ссылаясь на нездоровье, стал избегать встреч с матушкой Цзя и только ежедневно посылал либо госпожу Син, либо Цзя Ляня справляться о ее здоровье. От Юань-ян ему пришлось отказаться, и он взял себе в наложницы семнадцатилетнюю девочку по имени Янь-хун, заплатив за нее пятьсот лян серебра. Но это уже не касается непосредственно нашего повествования.
