Слова Фын-цзе вызвали взрыв смеха.

– Ну как? – спросила Ли Вань, обращаясь к Пин-эр. – Я же говорила, что не успокоюсь, пока не отплачу за тебя.

– Вам смешно, а я не могу этого вынести! – воскликнула Пин-эр.

– Мне это все равно! – возразила Ли Вань. – Скорее неси ключ, пусть твоя хозяйка откроет башню и найдет там все, что нам нужно.

– Дорогая моя, ты бы лучше ушла вместе с сестрами в сад и не мешала мне! – сказала ей Фын-цзе. – Когда вы пришли, я собиралась подсчитать расход риса в доме, да потом еще старая госпожа присылала за мной – хочет о чем-то поговорить. Так что придется сходить и к ней. Кроме того, еще надо распорядиться насчет платьев, которые выдаются барышням к Новому году!

– Все это меня не касается, – засмеялась Ли Вань. – Сделай то, о чем я просила, я пойду спать; пусть барышни больше меня не беспокоят!

– Милая сестра, может быть, все же подаришь мне немного свободного времени? – с усмешкой спросила Фын-цзе. – Ведь ты всегда меня любила, почему же из-за Пин-эр вдруг стала ненавидеть? Бывало, ты меня убеждала: «Дорогая сестра, хоть дел у тебя много, старайся урвать время для отдыха». Что же произошло? Почему сейчас ты готова довести меня до самоубийства? Ты прекрасно знаешь, что платья барышень к Новому году должны быть готовы вовремя, и если сейчас их не сделают, виновата будешь ты! Старая госпожа и так считает, что ты ничем не интересуешься, ни по одному вопросу никогда не выскажешь замечания. Впрочем, ладно, лучше я всю вину возьму на себя, а тебя утруждать не стану!

– Нет, вы послушайте ее! – воскликнула Ли Вань. – Ох и длинный у нее язык!.. Но все же я хочу спросить прямо: согласна ты быть цензором в нашем обществе?

– Ну о чем может быть речь! – вскричала в ответ Фын-цзе. – Разве я не нарушу обычаи, существующие в «саду Роскошных зрелищ», если не вступлю в ваше общество и не истрачу несколько грошей? Или, может быть, вы думаете, что мне очень хочется здесь кушать? Я завтра же вступаю в должность и на первый раз вношу пятьдесят лян серебра, чтобы устроить для вас угощение. Но предупреждаю, что я неграмотна, никаких стихов и сочинений писать не умею. Присматривать за порядком – дело другое, но боюсь, что, получив от меня деньги, вы выгоните меня из общества!

Все снова рассмеялись.

– Башню я открою и велю вынести все, что там есть, – продолжала Фын-цзе, – если найдется что-нибудь для вас подходящее, можете взять, а чего не найдется, я велю купить в соответствии с вашим списком. Кусок шелка я вам дам. План сада находится не у старой госпожи, его забрал старший господин Цзя Чжэнь. Чтобы вам меньше было хлопот, я сама распоряжусь послать за планом, а заодно велю молодым людям загрунтовать полотно. Согласны?

– Спасибо тебе! – поблагодарила ее Ли Вань. – Это уже другой разговор… Идемте домой, – обратилась она к сестрам. – Если Фын-цзе не выполнит обещанного, придем к ней опять скандалить.

С этими словами она встала и направилась к выходу. Девушки последовали за ней.

– Все это, наверное, выдумал Бао-юй! – крикнула им вслед Фын-цзе. – Кроме него, никому в голову ничего подобного не смогло бы прийти!

– Вот хорошо, что ты напомнила! – воскликнула Ли Вань, оборачиваясь. – Я как раз хотела поговорить с тобой о Бао-юе. На первое же собрание общества он опоздал! Мы все очень слабохарактерны, вот ты нам и скажи, как с ним поступить, как его наказать!

– Самое лучшее наказание будет, пожалуй, если вы заставите его подмести ваши комнаты, – немного подумав, ответила Фын-цзе.

– Совершенно верно! – засмеявшись, ответили девушки.

Затем все снова собрались уходить, но в этот момент на пороге появилась девочка-служанка, которая поддерживала под руку мамку Лай.

– Садитесь, тетушка! – воскликнула Фын-цзе, бросаясь ей навстречу, и начала поздравлять.

Мамка Лай опустилась на край кана и, улыбаясь, проговорила:

– Моя радость – это радость моих хозяев. Ведь если бы не милости хозяев, разве могла бы у меня быть радость? Вчера, когда брат Цай принес от вас подарки, мой внук вышел за порог и низко кланялся в сторону вашего дома!

– Когда же уезжает ваш внук к месту новой службы? – спросила Ли Вань.

– Разве я могу им распоряжаться? – возразила мамка Лай. – Пусть уезжает когда угодно! Недавно дома он мне кланялся, но у меня не нашлось для него ласковых слов, и я только сказала ему: «Дитя мое, не думай, что, став чиновником, ты можешь бесчинствовать и своевольничать! Тебе уже тридцать лет, по своему положению ты слуга, но милости твоих хозяев излились на тебя в тот момент, когда ты появился на свет. Благодаря милостям хозяев и стараниям родителей ты получил возможность выучиться грамоте, умеешь читать и писать, тебе, как знатному баричу, прислуживали няньки и служанки. Ты уже стал взрослым, но разве ты знаешь, каким иероглифом пишется слово „раб“? Ты всю жизнь наслаждался счастьем, но представляешь ли ты, как страдали твой дед и твой отец! В течение двух поколений мы терпели лишения, чтобы вырастить тебя! С детства на тебя истрачено столько серебра, что из него можно было бы отлить серебряного человека такой же величины, как ты сам! Когда тебе минуло двадцать лет, ты снова удостоился милости хозяев – они пообещали купить для тебя чиновничью должность. Подумай, сколько людей знатного происхождения терпят голод и холод, а ты, сын раба, обрел такое великое счастье! Десять лет после этого ты жил припеваючи и даже не подозревал, как нам приходилось хитрить и изворачиваться, упрашивать хозяина, чтобы он помог тебе получить нынешнюю должность! Правда, начальник уезда не очень большой чин, но дела у него важные. Запомни: в каких местах тебе ни пришлось бы служить, в каких краях ни пришлось бы жить, будь отцом и матерью для народа! Если ты не будешь скромным и сдержанным, не будешь честно и преданно служить государству, не будешь проявлять почтительность к старшим, Небо покарает тебя»!

Слова мамки Лай вызвали улыбку на устах Ли Вань и Фын-цзе.

– Ты сомневаешься в своем внуке, – заметили они. – Мы же считаем его хорошим юношей. Прежде за несколько лет он приезжал раза два, а в последние годы не появлялся совсем. Нам удавалось видеть его имя в списках поздравляющих лишь на новогодний праздник да в дни рождения. Однажды он приходил, чтобы поклониться старой госпоже и госпоже Ван, и мы мельком видели его во дворе старой госпожи. Тогда на нем было новое чиновничье платье, и он показался нам более солидным и более толстым, чем прежде. Сейчас, когда твой внук получил назначение, тебе нужно радоваться, а ты печалишься! Если тебе кажется, что он в чем-либо поступает нехорошо, у него есть родители, которые должны его поучать, а ты находи удовольствие в том, что имеешь по праву. Кто посмеет обидеть тебя, если ты в свободное время приедешь в паланкине к старой госпоже поиграть в домино или просто побеседовать? Кто посмеет проявить к тебе неуважение, если ты будешь жить в большом богатом доме? Разумеется, никто! Ведь ты ничем не будешь отличаться от знатной барыни!

Пин-эр поднесла мамке Лай чаю.

– Барышня! – воскликнула мамка Лай, вскакивая со своего места. – Ты бы велела девчонкам наливать чай, зачем утруждать себя!

Мамка Лай отхлебнула чаю и продолжала прерванную речь:

– Вы не знаете, госпожа! Внук нуждается в строгом присмотре. Стоит дать ему волю, того и гляди, учинит скандал, и от этого всем будет только беспокойство. Люди понимающие скажут, что это просто детские шалости, а непонимающие станут говорить, что он, пользуясь своим положением, притесняет и обижает слабых, а это может нанести ущерб доброму имени хозяев. Я очень досадовала, что не могу ничего с ним поделать, и мне не раз приходилось жаловаться родителям и просить наказать его. Только после этого он немного исправился… Вот хотя бы ты! – Она указала пальцем на Бао-юя, тоже находившегося здесь. – Твое дело, обижаться или не обижаться на то, что я скажу: твой отец строго присматривает за тобой, а старая госпожа всегда тебя защищает и этим самым портит! Кому неизвестно, как дед колотил твоего отца, когда тот был малым? А разве отец твой в детстве был таким безобразником, как ты? Или твой дядя Цзя Шэ! Правда, он любил озорничать, но бабником, как ты, не был, и все же ему каждый день попадало. Или вот отец Цзя Чжэня из восточного дворца! Он вспыхивал от каждого пустяка, как масло, которое брызнули на огонь! И с сыном своим обращался, как с разбойником или злодеем. Я своими ушами слышу, своими глазами вижу, что господин Цзя Чжэнь воспитывает своих детей по тем же правилам, как его самого воспитывал отец. Он себя не щадит, но и от него пощады не жди, если совершил какую-нибудь провинность. Как же после этого детям и племянникам не бояться его?! Если ты умный мальчик, то должен радоваться, что я напоминаю тебе об этом; если ты глуп, то ругаешь меня в душе невесть как, хотя тебе и неудобно высказать это вслух!