Человек из машины оказался невысоким полноватым мужчиной в черном пальто. Шея и нижняя часть лица были замотаны шарфом, а на макушке сидела черная вязаная шапочка. Округлое лицо с короткой щетиной и слегка сонным общим выражением показались Насте лишенными коварства или агрессии, хотя это могло быть ее очередной ошибкой.

– Это что? – спросила Настя.

– Револьвер, – ответил мужчина. – Да, самый настоящий револьвер.

– А как им?..

– Взводите курок, – пояснил мужчина. – Вот тут… Ага, а потом нажимаете.

– И сколько раз я могу?..

– Там шесть патронов. Будете стрелять, тогда держите обеими руками, иначе все шесть раз промажете. И это… чем ближе будет мишень, тем лучше. За двадцать метров вы вряд ли в кого-то попадете. Да и за десять тоже. Вот как я сейчас стою – это ничего, это пойдет… Ну как, Настя, теперь вам спокойнее?

– Не знаю. – Она повертела в руках револьвер. – А что вы хотели у меня спросить? Что это за важные вопросы?

– Вопросы… Да, есть вопросы. Настя, я хотел спросить у вас – где сейчас Денис Андерсон? Что с ним случилось? Точнее, что случилось с ним и с вами шестого сентября прошлого года?

Настя почувствовала, как у нее звенит в ушах. Холодный жидкий металл заменил ей кровь и сейчас двигался вверх по артериям, парализуя холодом позвоночник, шею, затылок и заполняя собой всю черепную коробку.

– Настя, с вами все в порядке?

– Де-нис? – повторила она по слогам. И выронила револьвер. А потом сама упала лицом вниз, будто кто-то сильный и холодный ударил ее сзади по голове.

Денис.

Кто это?

Дорожный указатель «69-й километр», руки теряют контроль над мотоциклом, и тот сбрасывает Настю в грязь…

Что это?

Натуральные испанские… Кто – натуральные испанские?

Денис.

Стучать в железную дверь надо так – сначала три раза, потом еще два, потом еще один. Тогда тебе откроют. Откроет человек, которого зовут… Денис? Нет, не Денис.

Кто же?

И почему так тяжело было плечам, когда она стучала в эту страшную дверь?

Тьма и хаос с торжествующими воплями носятся в сознании Насти, словно ошалелые школьники на перемене. Она ложится щекой на умятый снег, инстинктивно поджимает коленки к груди и уходит в себя, плотно закрыв за собой дверь.

Пока-пока, жестокий мир.

Денис Андерсон был довольно смазливым парнем лет двадцати, темноволосым, с хорошей открытой улыбкой. Он стоял перед какой-то древней церковью, которая выглядела еще более дряхлой и разваливающейся по сравнению с этим стройным и самоуверенным типом, словно спрыгнувшим с постера из девчоночьего журнала. Настя еще раз посмотрела на снимок и вернула его Филиппу Петровичу.

– Ну что? – спросил тот.

– Что? Везет же некоторым, – неуверенно улыбнулась Настя.

– В каком смысле?

– Симпатичный парень. Кому-то повезло.

Филипп Петрович вздохнул, и Настя поняла, что она опять сморозила какую-то глупость. Это было ее обычным занятием в последние пару дней.

– Настя, – сказал Филипп Петрович, – вы с Денисом встречались несколько месяцев. Где-то… где-то примерно с мая прошлого года.

– Да? – тупо переспросила она. – Ну, если вы так говорите…

– И этот снимок делали вы. – Филипп Петрович разочарованно убрал фотографию в свой потрепанный портфель.

– Извините.

Она откинулась на спинку стула и стала смотреть как разноцветные фигурки лыжников упорно пробираются по рыхлому мартовскому снегу. Эта небольшая пригородная гостиница в основном и служила приютом для лыжников, а Настя и Филипп Петрович составляли редкое исключение, заслуживая снисходительные взгляды розовощеких приверженцев здорового образа жизни. Бледная худая девушка и полноватый, полусонного вида мужчина, кутающийся в пропахшее никотином пальто, оба молчаливые и погруженные в какие-то свои раздумья, они выглядели, безусловно, странновато здесь, особенно в выходные, когда все комнаты в гостинице оказывались забитыми громкоголосыми людьми в эффектных спортивных костюмах. Пока яркие костюмы наматывали круги по трассам, Настя и ее новый знакомый сидели на открытой террасе, рассеянно наблюдали за лыжниками и пытались свести концы с концами. Пока получалось плохо.

То немногое, что усвоила Настя, придя в себя после обморока на дороге, сводилось к короткому набору фактов: она жива и относительно здорова, она живет в пригородной частной гостинице, а за ее номер платит Филипп Петрович, который в свои сорок с копейками трудится кем-то вроде частного детектива. В данное время Филипп Петрович разыскивает какого-то Дениса Андерсона, иностранца, который приехал в Россию на каникулы летом прошлого года и бесследно исчез. Почему-то Филипп Петрович считал, что Настя имеет к судьбе Дениса прямое отношение. Филипп Петрович искал Настю с прошлой осени, все-таки напал на ее след и подобрал ее после того, как она выбралась из горящего коттеджа. Теперь Филипп Петрович был очень разочарован, что Настя ни черта не помнит. Настя тоже была этим разочарована, но не удивлена. Она и прежде подозревала, что кто-то наглым образом стащил из ее жизни важный кусок, просто не знала, какой именно. Теперь знала и еще больше ненавидела тех людей, которые это сделали, потому что Денис Андерсон был и вправду хорош. Да еще иностранец. Да еще из богатой семьи – так, по крайней мере, поняла Настя из слов Филиппа Петровича.

Был ослепительной красоты полдень, когда сверкающий снег выглядел произведением ювелирного искусства, а выписанные замысловатыми петлями лыжные траектории, казалось, символизировали бесконечность или еще какие-нибудь умные вещи. Настя в своем новом пуховике и Филипп Петрович в застегнутом до последней пуговицы пальто сидели на открытой террасе. Настя просто смотрела на снег и на людей, а Филипп Петрович, слегка спустив с подбородка плотный шарф, попивал грог, причем попивал довольно интенсивно, хотя внешне на нем это никак не сказывалось. Он морщил лоб и пытался придумать какой-нибудь хитрый вопрос, чтобы вывести Настю на чистую воду.

Настя, в свою очередь, пыталась вывести на чистую воду самого Филиппа Петровича, потому что когда она понемногу пришла в себя, то стала не просто автоматически отвечать, когда спрашивают, но и думать о причинах таких вопросов и еще кое о чем. В итоге вопросы возникли у нее самой. Филипп Петрович не то чтобы игнорировал эти вопросы, он на них отвечал, но в итоге ясности больше не становилось. Смотреть на снег и покачивать ногой в такт музыке из приемника было куда более продуктивным занятием.

Но время от времени Настя все же поворачивалась к Филиппу Петровичу и задавала очередной вопрос:

– Вы говорите, что поджидали меня у коттеджа несколько дней. Вы что, знали, что там случится такая заварушка?

– Я просто наблюдал, – коротко ответствовал Филипп Петрович и принял от официантки очередную кружку грога. – Смотрел, что там происходит, ну и вообще…

– А если бы там ничего не случилось, что бы вы стали делать? Так и ждали бы – месяц, два? Почему вы не позвонили в милицию?

– Я же не знал, что вас там держат насильно, – пожал плечами Филипп Петрович. – А потом – милиция, да, это, конечно, здорово, но вы говорите, что вас удерживала какая-то спецслужба. Они бы наверняка отшили милицию, наболтали бы с три короба про какую-нибудь секретную операцию, про всякие государственные тайны… Ну, вы знаете.

– У них на самом деле была какая-то секретная операция. Я не знаю, можно ли верить тому, что мне там наговорила одна девушка, но…

Филипп Петрович поощрительно покивал, и Настя в ответ пересказала ему ту дикую историю, которую ей изложили прошлой осенью капитан Сахнович и Артем Покровский: про убийства, про какую-то подрывную деятельность и еще бог знает какой шпионский бред… Закончив, она осторожно посмотрела на Филиппа Петровича, ожидая увидеть ухмылку или недоверие, презрение или опаску. Но вместо этого она увидела, как Филипп Петрович интенсивно потер темные брови и сказал: