Утер скрывается во дворце, а я медленно шагаю по пустой улице, словно по залу огромного музея под открытым небом. Мне нравится Лионея, нравится ее тишина и запустение, которые на самом деле не сулят ничего хорошего. Тишина и запустение наводят на мысль о беззвучно утекающем времени, а точнее, на мысль о том, что Лионея существовала до меня и, скорее всего, будет существовать после меня. Хотя бы какая-то ее часть.

Впрочем, это будет уже совсем другая история.

Странными были эти дни, последние дни Лионеи. Время как будто замерло, не желая двигаться вперед, не желая достигать финальной точки, когда ожидание закончится и наступит та самая ясность, которая иногда хуже густого тумана, потому что туман еще оставляет хоть какую-то надежду, пусть неразумную, пусть призрачную…

В этом тумане неопределенности происходило то, что и должно происходить в тумане – странные исчезновения одних и не менее странные появления других. Королева-мать больше не являлась Насте, рыцарь-администратор Фишер то ли заперся в собственном кабинете, то ли втихую убрался из Лионеи, предварительно посчитав, а затем тщательно перепроверив свои подсчеты и убедившись, что в Лионее больше ловить нечего.

Зато возле королевского дворца Настя наткнулась на Романа Ставицки. Таксист-оборотень вынул из кармана сложенную пополам открытку с видом Сиднея и улыбнулся. Настя взяла открытку, но улыбку выдавить из себя не смогла, и Роман счел нужным объяснить устно:

– С ними все хорошо. Они добрались.

– Я поняла, – сказала Настя. С ними было все хорошо. Зато с другими было плохо, но Денис и понятия не имел об авиакатастрофе над Атлантикой, а если бы он даже и знал о случившемся – что с того? Это же не Денис заметал следы, это была Настина работа. Кто виноват, что она сделала ее слишком хорошо?

Потом в холле «Оверлука» Настя так же внезапно наткнулась на Давида Гарджели, причем тот был не сам по себе, а в компании двух рослых парней с короткоствольными автоматами.

– Какими судьбами? – поинтересовалась Настя.

– Смайли позвонил и рассказал про ваши трудности.

– И ты по доброте душевной решил помочь.

– Доброта душевная – это не ко мне. У вас хранится мое имущество…

– Ты про Лизу?

– Про нее самую. Я заинтересован в сохранности своего имущества. К тому же Смайли намекнул, что вы ожидаете нападения Леонарда, а я не хочу пропустить такой праздник.

– Ожидаем, – согласилась Настя. – Ты не представляешь, как выматывает это ожидание! Еще немного, и я начну скандировать: «Дедушка Леонард, приходи!»

– Думаешь, это поможет?

– Нет, но по крайней мере развлечемся. Между прочим, не уверена, что автоматы пригодятся против Леонарда. Он ведь волшебник, ты в курсе? Умеет существовать вне физического тела и все такое прочее…

– Неужели? А ты в курсе, что я тоже кое-что умею? И я говорю не о кроликах и цилиндрах, – самодовольно ухмыльнулся Гарджели. – А насчет автоматов… Ничего, автоматам тоже найдем применение…

Давид привез с собой двадцать бойцов из службы безопасности корпорации «Райдер», которую он унаследовал от старшего брата. Этим он увеличил население Лионеи почти вдвое. Где-то в тумане бродили Амбер Андерсон, Бернар, Иннокентий, Смайли – все они по разным причинам считали, что идти им из Лионеи некуда. А еще тут была Марина.

На самом деле ее звали Розмарин, так у нее значилось в документах, однако Настя посчитала это имя возмутительно претенциозным и стала звать девушку Мариной. Та не возражала. Марина вообще оказалась очень покладистой, только вот не понятно было – то ли это ее истинная черта характера, то ли она просто хорошо выполняла свои служебные обязанности.

Вообще, все это было похоже на неуместную шутку, и Настя даже позвонила Смайли, чтобы тот позвонил королю и перепроверил. Смайли сказал Насте, что это не шутка, а Протокол.

– Тебе по статусу положено иметь секретаря, просто долго не могли подобрать ничего подходящего…

Теперь подобрали. Судя по сопроводительным документам, Марине исполнилось двадцать два года, она происходила из польско-французской семьи, и это была ее первая полноценная работа после университета и специальных пред-Лионейских курсов. В папке было еще много хвалебных отзывов, каких-то дипломов и грамот, но и это не могло убедить Настю в реальности происходящего.

– Ты ведь знаешь, что у нас тут, скажем так, финансовые затруднения? – спросила она. Марина кивнула.

– Финансовые затруднения – это значит, что тебе не будут платить зарплату.

Марина опять кивнула, и ее круглые очки съехали на кончик носа.

– Сейчас никто сюда не едет на работу, наоборот, все бегут отсюда, – совсем разоткровенничалась Настя. – Понимаешь?

– Понимаю, – сказала Марина. – Просто Лионея очень хорошо смотрится в резюме. И зарплата тут не главное.

– В резюме?

– Ага, – жизнерадостно кивнула Марина и еле-еле успела придержать пальцем очки. – На будущее.

Настя вздохнула. В последнее время она как-то позабыла о таких вещах, как резюме, и о таком понятии, как будущее. А вот ее секретарь, плотная двадцатидвухлетняя брюнетка с ножками, как бутылочки, – она строила какие-то планы для этого будущего. Живут же люди.

Возможно, Марина сама по себе была замечательной девушкой, но только вот ее приоритетом в Лионее стало пресловутое резюме, и в результате свою секретарскую работу она восприняла как священную миссию. Уже через пару дней Насте захотелось отправить Марину в бессрочный отпуск, тем более что фиксировать в ежедневном режиме ее, Настины, мысли и поступки… Не очень удачная затея.

В конце концов Настя нашла своему секретарю занятие – вручила ей ноутбук и велела привести в порядок разрозненные записи, которые вела с прошлой осени. Свести все в один файл, почистить грамматику и все такое прочее.

– Это ваш дневник? – уточнила Марина.

– Что-то вроде того.

– Но тогда… Это же личное, – потупилась Марина.

– Личное, – согласилась Настя. – Но приличное. Когда я в последний раз перечитывала эту дребедень, описания сексуальных оргий там не было, но если ты допишешь их сама, я буду только благодарна. Моя жизнь была не слишком богата на оргии.

– Моя тоже, – тихо призналась Марина, взяла ноутбук и пропала на несколько дней, предоставив Насте возможность продолжить неспешные прогулки по опустевшей Лионее. Несколько позже Настя сообразила, что записи, с которыми теперь возилась Марина, были не чем иным, как ее, Насти, завещанием. Проснувшаяся вдруг интуиция потребовала привести бумаги в порядок, ибо потом на это могло уже не хватить времени. В связи с отсутствием движимого и недвижимого имущества, при наличии подозрительного титула жены беглого принца, единственное, что можно было передать по наследству – это рассказ о собственной жизни, однако и это сомнительное сокровище передавать было, в общем-то, некому. Практическая польза от приведения этих записей в божеский вид могла состоять лишь в том, что Марина, поневоле вникнув в содержание, поймет, насколько иллюзорны ее мысли о будущем, и тем самым избавит Настю от необходимости убивать Маринины надежды собственноручно.

В ее одиноких прогулках содержалось не только лекарство против застывшего времени, не только способ повернуться спиной к королевскому дворцу, но еще и крохотная, невидимая невооруженным глазом надежда, что на следующем повороте она столкнется нос к носу с высоким мужчиной в длинном черном пальто и скажет ему вымученную, отрепетированную долгими холодными ночами фразу…

Звонок мобильного телефона разнесся по улице не хуже колокольного звона. Настя поспешно схватилась за трубку и услышала голос Смайли.

– Ты смотришь телевизор?

– Нет, а что?

– Включи.

– Ладно. А какой канал?

– Неважно, – сказал Смайли, и связь прервалась. Настя растерянно посмотрела на дисплей, потом посмотрела вокруг.

Если кто-нибудь когда-нибудь станет проводить опрос на тему «Где вас застало начало конца света?», ее ответ будет не слишком эффектным: «Напротив обувного магазина, того самого, откуда на прошлой неделе Иннокентий стащил две пары зимних ботинок».