— Ты меня обижаешь… — На лице нирванского герцога появилась странная мина, выражавшая удивление пополам с угрозой.

Фиона, стоявшая у внешнего края Великой Кривой, крикнула:

— Надо еще уговорить Корал дать согласие на операцию.

— Хорошо, вернемся к этому вопросу через неделю, — неожиданно легко согласился добрый доктор.

Наблюдавший за ними снаружи Корвин вдруг забеспокоился, что Фауст, находясь в центре Узора, может решиться на какие-нибудь резкие движения. Однако к нирванцу быстро вернулось обычное состояние миролюбивой меланхолии Неторопливо собрав инструменты, он посоветовал Рэндому телепортировать жену в более подходящее место.

— Махнем к нам во дворец, — с воодушевлением предложил король — Такое событие надо отметить как следует.

Амберит запнулся, обнаружив, что колдун не слушает его. Фауст пристально смотрел в небо, и при этом по лицу герцога блуждала мечтательная улыбка.

— Мои родственники летят, — сообщил он. — Рэндом, когда познакомишься с моим папочкой, прояви немного терпимости. Иногда старик бывает занудлив.

— Как и все старики, — понимающе сказал амберит.

Громко хлопая крыльями, возле пещеры дефектного Лабиринта приземлились два невиданных существа. Трансформация тел уместилась между считанными ударами сердца, и взорам публики предстал украшенный синяками Мефисто в безупречно сидевшем белом гусарском мундире с красными эполетами и аксельбантами. Вторым был немолодой холеный джентльмен с проблесками седины в аккуратной бородке, одетый в строгий костюм-тройку из тонкой серой шерсти. На его галстуке чередовались косые полоски цветов аквамарина, золота и рубина.

Первым его узнал Корвин — не так давно Ледяной Оракул показал, как этот бугай доставляет Даре связанного Мефа. Правда, на тех кадрах джентльмен выглядел бандитом с большой дороги.

— Папа с братиком прилетели, — меланхолично прокомментировал Фауст. — Как прошло в Хаосе?

— Ты нас обижаешь. — Кул укоризненно повторил недавнюю реплику сына и не понял, почему амбериты вдруг начали хихикать.

Понимающе кивая, Фауст пояснил окружающим:

— Много трупов и Логрус вдребезги. Меф уточнил:

— Логрус вдребезги, но трупов не слишком много. Так, чуть-чуть. Чтобы не скучно было.

— Дара и Мерлин живы? — вскинулся Корвин.

— Даже невредимы… — Мефисто самодовольно засмеялся. — Вот о Ясре я бы этого не сказал. Кстати, чем ты тут занимаешься?

— Глазной хирургией.

— Помощь не нужна? — загорелся отец.

— Теперь ты решил меня обидеть. — Фауст захихикал и занялся светской процедурой: — Друзья мои, позвольте представить его величество Дракулу, царя Нирваны. Лапа, познакомься, это…

Он перечислил присутствующих. Дружелюбно оглядев амберитов, Кул печально изрек:

— Из вас я помню только Бена и Кора. Как выросли… А на женщин смотрю — сердце кровью обливается. Какая жалость!

— Что вам не нравится? — оскорбленно зашипела Флора.

— Говорю: какая жалость, что я женат!

На этот раз в голосе Флоры прозвучала надежда:

— Кого смущают такие мелочи!

— Рад слышать… — Царь с нескрываемым интересом посмотрел на принцессу.

— Останетесь погостить? — на правах хозяина поинтересовался Рэндом.

— Обязательно заглянем, но в следующий раз, — сказал Кул, то есть Дракула. — Простите, но дома слишком много дел.

Вернувшись к Фаусту, он поинтересовался, как прошла операция. Рассеянно слушая сына, Дракула между делом осмотрел глаза Виолы. В какой-то момент на его лице появилась мимолетная гримаса удивления, и царь Нирваны, сняв наложенную Фаустом повязку, прикоснулся указательными пальцами к надбровьям королевы Амбера. На подушечках пальцев сверкнули искры. Виола вскрикнула и сказала, что видит слабый свет и мелькающие вокруг тени.

— Так и должно быть. — Дракула погладил ее по голове, при этом ладонь Вампира слабо светилась. — Надо будет полежать денек. Завтра к вечеру снимите повязку.

— В темной комнате, — уточнил Фауст.

Неожиданно Бенедикт сказал, что вспомнил дядюшку Аку, который посетил Амбер в год, когда родился Корвин. По его словам, нирванец поразил всех умением превращаться в крылатого ангела. Царь заулыбался и сообщил, что в тот раз они с Обероном славно покутили, но потом Озрик сумел поссорить отца с правителями Нирваны.

На этом он прервал обмен старыми впечатлениями, велев сыновьям собираться в дорогу. Поначалу Фаусту не удавалось превратиться в гарпию, и старшие пришли на помощь. Корвин расслышал, как Дракула вполголоса выговаривает сыну: дескать, Фау напрасно рассказал амберитам, что операцию следует делать в центре Узора.

Когда три гарпии, помахав крыльями в прощальном кружении, скрылись за барьером соседнего Отражения, Флора сказала раздраженно и разочарованно:

— Домоседы какие-то. Вся семья только и думает о своем курятнике.

А мрачный Бенедикт задумчиво произнес:

— Отец почти никогда не говорил при нас о нирванцах. Но мне почему-то кажется, что он считал Нирвану таким же противником, как и Хаос.

— Наверное, он был прав, — сказала Фиона. — Брагой надо опасаться.

— Возможно, отец совершил роковую ошибку, — возразил Корвин. — И потерял надежного союзника.

Снисходительно поглядев на родственников, Льювилла сказала менторским тоном, как учительница, объясняющая детям элементарные истины;

— Поймите наконец, что у великой державы не бывает врагов или друзей. Есть только вечные интересы.

— Цитируешь классика, — хохотнул Рэндом.

— Как же, классик… — Льювилла пренебрежительно махнула ладошкой. — Старый жирный боров умел только дымить сигарой как паровоз! Он был очень удивлен, когда я произнесла при нем эту фразу.

А три гарпии беззаботно парили в потоках Мощи, пронизывающих все Мироздание от Моря Судьбы до Пропасти Мрака и Стен Вечности. Гарпии лишь изредка шевелили крыльями, но все равно стремительно приближались к своему дому. Они мелькали в небесах разных миров, сопровождаемые новыми легендами, сказаниями и предчувствиями. Незримые ветры мелодично посвистывали в крыльях, бросавших тень на все Тени.

Кто-то из мудрецов древности назвал подобное Pax Mundi — Крылья над Миром.

Дара вдруг поняла, что уже видела эту сцену, но только со стороны. Картина, прорисовавшаяся на ледяной грани, показывала именно ее, смущенную и подавленную. И вот прорицание сбылось. На ее счастье, никто, включая Мерлина, не торжествовал, хотя могли бы злорадно подковырнутъ: мол, предупреждали тебя, что не надо делать глупости. Кажется, старший сын был ошеломлен случившимся даже сильнее, чем она, и жадно внимал словам старейшего мастера Искусства.

В другое время и при других обстоятельствах жестикуляция Сухея показалась бы смешной — больно уж забавно старец шевелил высохшими лапками. Увы, он говорил о слишком уж серьезных и печальных вещах.

— Я нашел Прародительницу в ужасном состоянии, — стенающим голосом вещал Сухей. — Любые повреждения Узора потрясают личность того, кем этот Узор создан. Капля амберской крови на Главный Лабиринт — и в мозговых извилинах Дворкина появляются черные провалы.

— Не повторяй давно известного! — взорвался Мандор. — Когда отец разрушил Золотую Спираль в Нирване, лишился рассудка царь Гамлет, а вскоре и наш дружок Кул провалился в тысячелетнюю кому. Это мы давно поняли.

— Расскажи про Логрус, — поддержал брата Мерлин. — Мы даже не знаем наверняка, кто и каким образом нарисовал Знак Хаоса

Деспил и Бансис дружно закивали, словно две марионетки, которых невидимый кукловод одновременно тянул за ниточки. Глядя на них, Дара подумала, что никогда не задавалась этим вопросом. Логрус казался чем-то абсолютно незыблемым, что существовало всегда, от начала времен, и будет существовать впредь, пока Мироздание не уничтожит себя в последнем спазме самоубийственного энтузиазма…

— Уже знаем, — проскрипел Сухей. — Прародительница лишилась части разума, но сумела вспомнить кое-какие подробности.