Один из генералов с дряблыми щеками и в тёплой накидке, стоявших рядом с друзьями, тихонько усмехнулся над разворачивающейся сценой.

– Это чего творится? Где шампанское и куропатки? – процедила Таня, озираясь кругом.

– Императорские фантазии, – успокаивал её Ваня. – Лучше положи руку на саблю и плечи расправь, а то тебе достанется.

– Я прямо чувствую, как мне холодно, – стучала зубами Диана. – Как нам обратно попасть-то?

– Нам не надо никуда попадать. Мы находимся всё там же, просто… – подошедший к ним император, не дал Ване договорить.

– Как вам мой великолепный образчик обновлённой российской армии? – его лицо светилось гордостью и воодушевлением.

– Офигенная тема, – Нэнси решил показать государю образчик своего фирменного смеха. – Только уж очень всё узкое, у меня скукожились все мои… – при этих словах Таня ткнула его локтем в бок.

Аля нагнулась к Кэт и тихо спросила:

– Слушай, ты тоже чувствуешь, это самое, что у тебя там…? – Аля опустила глаза.

– Ты имеешь в виду, что мы мужики? – Кэт хотела пошарить рукой ниже пояса, но постеснялась, поэтому просто поправила камзол. – Да, суперстранное чувство. Скорей бы это закончилось, а то у меня там всё чешется.

Проходя мимо них, император пристально посмотрел на Диану. Он подозвал адъютанта с линейкой, который обмерил её фиолетовые косы, свисавшие из-под парика.

– Ваши косы не одного размера, – огласил свой вердикт государь. – Учтите, это моё последнее предупреждение.

– Больше такого не повторится, – отрапортовала Диана, чьей выправке сейчас позавидовал бы любой из марширующих.

– Так как вам мои гатчинцы? – повторил свой вопрос император.

– Фридрих Великий гордился бы вами, – отвечал ему Ваня.

Павел расплылся в довольной улыбке, и снова перед глазами ребят всё перемешалось, и на этот раз они очнулись от громогласного пения оперной дивы, от которого задрожали люстры и их барабанные перепонки. Девчонки сидели, а Ваня и Нэнси стояли в небольшом, но великолепно украшенном зале. Их окружали высокие колонны из зелёного мрамора, позолоченный декор на стенах и потолке. Бахрома на тяжёлых шторах покачивалась от раскатистого голоса полной певицы, которая в пышном платье и уймой перьев на голове исполняла что-то на итальянском. У парней разрумянились щёки от тепла стройных свечей в кованных канделябрах. На Але, Диане, Тане и Кэт были платья-туники с широким поясом, их плечи покрывали шелковые накидки, а высокие причёски были украшены драгоценными камнями.

Императорские кресла были установлены посреди зала напротив сцены, которая никак не была отделена от зала, её обозначали лишь музыканты, сидевшие по обеим сторонам арки, ведущей в соседнюю комнату. Государь был в парадном мундире с голубой лентой, а его супруга была в прямом платье терракотового оттенка с узорной вышивкой на рукавах и подоле. Подле императрицы сидели дети и строгая старушка в сильно напудренном парике. Все присутствующие с трепетом внимали нежным трелям скрипки и виолончели и с восторгом глядели на яркие костюмы танцоров и певцов.

– Музло отстой, – послышался тихий голос Нэнси.

– Зато тепло, – отвечала ему Таня, обмахиваясь перьевым веером.

– Как вы думаете, эта экскурсия по дебрям памяти ещё надолго? – Диана аккуратно ощупывала свою причёску.

– Понятия не имею, – отозвался Ваня, побрякивая орденами на камзоле. – Лучше бы поскорее. У меня лоб вспотел и теперь сползает парик.

Тем временем к Але подошёл камердинер и пригласил сесть подле императора, подставив ей стул с багряной бархатной обивкой.

– Дитя, – обратился к ней Павел, не отрывая взгляда от представления, – я чувствую, что у вас есть ко мне какой-то вопрос. Вы можете задать мне его, ничего не опасайтесь.

– Спасибо, государь, – Аля скромно опустила глаза и тихо заговорила, стараясь максимально концентрироваться на своём вопросе. – Вы изволили сказать, что покидали замок, когда маменька должна была посетить вас, и присутствовали при интереснейшем обряде, я хотела бы больше узнать у вас о нём.

– Да, маменька собирались, – протянул император и задумался.

Вдруг всё резко потемнело и перед глазами ребят начали во мраке возникать различные образы. Вот ребёнок в ночной рубашке играет с деревянной лошадкой, а вокруг него толпятся няньки, и среди них стоит дама в пышном платье и строго сморит на него. Затем подросший малыш сидит за партой в дворцовом зале, перед ним чернильные приборы и бумага, над ним стоит учитель, указывающий на его тетрадь, и вдруг любопытное женское лицо заглядывает в комнату и тут же исчезает. В следующем воспоминании молодой юноша стоит перед императрицей, которая произносит: «Я отдам тебе престол». Но в другое мгновение уже узнаваемый Павел стоит в церкви под руку с молодой невестой, над ним священник держит золотой крест.

После этого они, наконец, оказались в тёмном помещении, в котором стояло только зеркало и перед ним золотая табакерка. На неё проливался свет откуда-то сверху, а в зеркале отражался Павел с шеей, свёрнутой набок. Сцена замерла перед ребятами. Они одновременно и участвовали в ней и наблюдали со стороны.

К зеркалу подошёл император и провёл рукой по своему обезображенному отражению. Затем он повернулся и со всей силы пнул чёрным сапогом табакерку, которая отлетела во мрак.

– Вам незачем всё время повторять свой вопрос, я прекрасно его слышал, – государь неожиданно обратился к Але. Он заложил руки за спину и прохаживался взад-вперёд, бросая взгляд попеременно на каждого из них. – Я отвечу тебе, ибо тебе ведом страх, тот же удушливый страх, что испытывал я в те роковые дни. Но тебе также с честью нужно будет принять свою судьбу, как это сделал я.

Аля кивнула, скрывая глаза, наполнившиеся слезами.

Когда она вновь подняла голову, они уже были снова в Михайловском замке в том же зале, где они впервые увидели призрака, но здесь уже не было ни столов, ни цветов, ни шампанского. Вокруг был полумрак, освещаемый лишь слабыми огнями улицы. Император теперь казался простой чёрной тенью, в которой растворялся тусклый свет.

– Сей обряд был необыкновенным по той причине, что он не славянский и не католический. Это очень древняя чужеземная магия. Чародей вершил своё заклинание над двумя предметами из хрусталя. Он наполнил их кровью копытного животного и в каждый положил рогатый орех. Он тряс над ними звенящим кожаным кругом в такт барабанного боя. Когда кровь впиталась в сосуды, он вынул из них плоды, и, дабы завершить обряд, колдун сжал в ладонях шипы ореха. Оставленные ими отметины он приложил к своему инструменту. В нём было много ненависти и отчаяния, желания властвовать и возвыситься над мирским.

Следующие слова императора были обращены только к Але, поэтому он не сказал их вслух, а мысленно передал ей: «Нужна смелость, чтобы смириться с неизбежным и принять свою судьбу, также нужно мужество, чтобы идти наперекор року и бороться за свою жизнь. Трусость – винить других в своих несчастьях и перекладывать ответственность за свои поступки. Когда придёт время выбирать, сомнения охватят твою душу, но помни, что лишь свет может изгнать тьму, но только ты можешь решить что свет, а что тьма. Эти люди, что пришли сегодня с тобой – и есть ответ на твои вопросы. Прощай, дитя. И да хранит тебя святой дух».

– Спокойной ночи, император, – тихо сказала Аля вслух, и тень растворилась в воздухе.

– И что это был за экскурс в историю? – Кэт всё ещё не могла оторвать ошалелого взгляда от того места, где только что стоял император.

– Призраки – это неуспокоенные духи, – Ваня надевал свой пуховик обратно. – Их мучают жажда мести, желание завершить какие-то дела или что-то в этом роде. Они блуждают по закоулкам своей памяти в надежде найти ответы на вопросы, которые не дают им успокоиться. Вот в такой водоворот воспоминаний мы и попали.

– Живые тоже часто так делают, – сказала Диана и помогла Ване поймать ускользающий рукав дутой куртки.