Самой широко известной резиденцией был Янцзялин, который отличался меньшей роскошью и близостью к местным крестьянам. В большой лощине у поросшего вязами, кипарисами и тополями холма жили десять семей. В основном они занимали яодуны — традиционные для этой части страны жилища, похожие на пещеры, выдолбленные в склоне лёссового холма. Мао занимал целый ряд яодунов за маленькими воротами под черепичной крышей. Соседняя крестьянская семья брала на дом стирку. Повара Мао привез с собой из соображений безопасности, а также потому, что он мог готовить лучше. Мао отказался использовать общую каменную ступку для измельчения зерна. «Председатель Мао должен был заботиться о своей безопасности», — рассказывали нам местные жители. Его окружало множество телохранителей — заметных и не очень.
В Яньане Мао не отказывал себе в других «радостях жизни». Повсюду его окружали красивые, образованные молодые женщины, которые стекались в Яньань, привлеченные новым образом красных, и Мао уже не скрывал своих увлечений. Одному приятелю он признался, что может обойтись без секса «самое большее сорок дней».
Одной из первых женщин, появившихся на сцене, была красивая (и замужняя) двадцатишестилетняя актриса Лили У, которая прибыла в Яньань в начале 1937 года и стала местной знаменитостью. Ее элегантные наряды и манеры могли вскружить голову в этой захолустной провинции кому угодно, а волнистые волосы до плеч делали ее особенно желанной. Женщины-коммунистки в основном носили мешковатую форму и наголо брились, чтобы избавиться от вшей. У Мао с Лили завязался роман.
Лили подружилась с приезжей американской писательницей Агнес Смедли — радикально настроенной ярой феминисткой. Смедли работала в Коминтерне, но была из тех, кто не поддавался уговорам, поэтому из Москвы пришли указания «изолировать ее». Несмотря на то что Агнес считала, что в характере Мао есть «нечто зловещее», одновременно «женоподобное» и «физически отталкивающее», он был с ней любезен и даже дал ей длинное интервью, поскольку она была американкой. Копию интервью Мао отправил Сноу, попросив журналиста «широко растиражировать» его.
В то время как красота Лили У возбуждала похоть Мао, намного менее привлекательная Смедли вызвала фурор, организовав вечера танцев (подобные пляскам ковбоев на Диком Западе) под граммофонные записи. Танцы пользовались бешеной популярностью. Смедли отметила, что сначала «гордость не позволяла Мао танцевать. У него совершенно не было чувства ритма». Обычно он просто «топтался на месте», как говорили танцевавшие с ним женщины. Но скоро он оценил преимущество танцев как способа физической нагрузки, а также возможности знакомиться с женщинами. Танцы устраивались каждую неделю, иногда на открытом воздухе, иногда в помещении бывшей церкви. Яньань словно сошел с ума.
Как и другие участницы Великого похода, жена Мао Гуйюань сначала отказывалась принимать участие в танцах. По словам Сноу, «плотное соприкосновение тел казалось старой гвардии бесстыдным». Не последнюю роль играла и ревность. Впоследствии Гуйюань, питавшая тайную страсть к танцам, полюбила танцевать и сделала большие успехи.
Она не могла уже выносить измен Мао. Однажды ночью в июне Смедли, находившаяся в своем яодуне, услышала крики Гуйюань: «Свинья, мерзавец, не пропускаешь ни одной юбки! Как ты посмел пробраться сюда, чтобы переспать с этой буржуазной дрянью?!» Смедли подошла к выходу и увидела, как Гуйюань набрасывается на Мао с фонарем, а его телохранитель наблюдает за этой сценой. Протесты Мао, что он всего лишь говорил с Лили, не возымели успеха. Гуйюань набросилась на Лили, расцарапала ей лицо, вырвала волосы, а Мао спокойно смотрел.
После этого Гуйюань набросилась на Смедли: «Империалистическая тварь! Ты всему виной, убирайся отсюда!» Она ударила Агнес, и та тоже ударила ее. Гуйюань упала на колени и кричала, обращаясь к Мао: «Что ты за человек? Что за муж, что за коммунист? Как ты можешь позволить империалистической твари бить меня прямо у тебя на глазах?» Когда Мао велел телохранителю поднять жену, Гуйюань толкнула его на землю, и в конце концов ее сумели унести три человека в сопровождении безмолвного Мао.
Вскоре Смедли собралась на родину. А Лили не просто изгнали из Яньаня, но и вычеркнули из списка коммунистической партии, и ее имя навсегда исчезло из истории.
Мао продолжал заводить романы с другими женщинами, в том числе и с писательницей Дин Лин. Хотя она была довольно полной, мужеподобной и не особенно красивой женщиной, Дин Лин отличалась умом и яркой индивидуальностью. Мао прислал ей стихотворение, в котором были приблизительно такие строки: «С чем мне сравнить ваше изящное перо? С тремя тысячами маузеров и лучших солдат». Позднее Дин Лин вспоминала, как они часто встречались с Мао. Однажды он в шутку сравнил Яньань с маленьким императорским двором и принялся писать имена своих соратников, прибавляя к ним разные титулы, которые изобретала Дин Лин. «После этого он внезапно сказал: «Дин Лин, мы изобрели сотню придворных с гражданскими и военными чинами. Раз уж мы императорский двор, пусть даже маленький, нам нужны императорские наложницы в трех дворцах и шести павильонах! Называй имена, а я буду награждать их титулами».
Для Гуйюань постоянные измены мужа стали последней каплей. За их более чем десятилетний брак она не смогла привыкнуть к жестокости Мао. Особенно ее обижало его равнодушие к ее частым и тяжелым беременностям, в том числе и во время Великого похода, и шутка Мао, что она рожает детей так же легко, как курица несет яйца. Хотя Мао был равнодушен к детям и совершенно не переживал, когда четверо из них умерли, а остальные были заброшены, он все же исправно делал жену беременной. Их пятый ребенок, девочка по имени Цзяоцзяо, родилась в 1936 году в Баоане в ужасающих условиях: повсюду бегали скорпионы и крысы. Год спустя Гуйюань снова забеременела, и у нее началась депрессия. Частые роды в тяжелых условиях сильно подорвали ее здоровье, а семейной жизни у нее давно уже не было. И вот теперь ее муж не скрывал своих отношений с другими женщинами.
После того как коммунисты устроились в Яньане, часть высокопоставленных лидеров партии, получивших ранения, смогла отправиться на лечение в Россию. Чтобы облегчить страдания, причиняемые засевшей в теле шрапнелью, Гуйюань тоже поехала в Россию в начале октября 1937 года. Их годовалая дочь осталась в Яньане.
Гуйюань прибыла в Москву в разгар зимы. Жившие в Москве китайцы тут же предупредили ее и других прибывших, чтобы они не связывались со знакомыми. В Советской России началась широкомасштабная партийная чистка, и многие китайцы были арестованы. Именно в этой полной изоляции и в постоянном страхе Гуйюань родила мальчика, которого назвала русским именем Лев. Через полгода он умер от пневмонии. Гуйюань была безутешна. Целыми днями она просиживала на скамейке перед крошечным могильным холмиком в саду, повторяя имя ребенка и плача.
От мужа сочувствия было ждать бесполезно. Когда родился ребенок, Гуйюань написала мужу, что мальчик похож на него. Мао не ответил. Никак не отреагировал он и на смерть сына. Летом 1939 года, почти через два года после того, как они расстались, Гуйюань узнала, что Мао опять женился. Она регулярно встречалась с другими не говорящими по-русски китайцами, чтобы послушать отрывки из советских газет на китайском. В этот раз переводчик читал статью известного русского режиссера Романа Кармена о его встрече с Мао. Кармен упоминал, что Мао и «его жена» в лунном свете вышли из своей пещеры проводить его. От этой небрежно брошенной фразы у Гуйюань сжалось сердце. По словам людей, деливших с ней комнату, она беспокойно ворочалась несколько ночей. Гуйюань уже давно страдала сильной бессонницей, а теперь была на грани нервного срыва. Ее состояние еще более ухудшилось, когда она получила коротенькую весточку от Мао: «Надеюсь, ты будешь упорно учиться и сделаешь успехи». Одним предложением Мао объявил о распаде их брака: «С этих пор мы всего лишь товарищи по партии».
