У Мао не было надежды превратить Готао в марионетку. Ради власти Готао не остановился бы перед убийством и не испытал бы угрызений совести. На своих базах он проводил кровавые чистки, освобождаясь от местных командиров, посмевших ему противостоять. Как и Мао, он лично председательствовал на допросах, включавших пытки. Его жертв обычно закалывали штыками или душили; некоторых хоронили заживо. Как сформулировал его командующий Сюй, Готао с готовностью «избавлялся от тех, кто вставал на его пути, чтобы установить свою личную власть».

С таким страшным конкурентом у Мао были ничтожные шансы подняться на вершину власти. Более того, если бы он попытался справиться с Готао силовыми методами, то подверг бы нешуточной опасности собственную жизнь. До сих пор Мао имел дело с партийными лидерами, чья преданность партии означала, что они могли бы убить ради нее, но не ради личной власти. Даже причиняя неприятности Бо Гу и-ли Чжоу Эньлаю, он чувствовал себя в полной безопасности. На подобную снисходительность со стороны Готао рассчитывать он не мог, и потому его главной целью была отсрочка прихода в Сычуань до тех пор, пока он полностью не подчинит себе партийное руководство. В 1949 году Мао сказал представителю Сталина Анастасу Микояну, что обстановка на совещании в Цзуньи была «самая неблагоприятная». Мао объяснил это тем (приводя лжедовод), что «на нас наступал Чжан Готао с армией в количестве 60 тысяч человек», и также добавил: «Но мы не растерялись и уничтожили 30 тысяч его войск». Эти слова Мао объясняют, почему он неустанно «маневрировал», дабы избежать прихода в Сычуань после совещания. Они также свидетельствуют, что он был готов уничтожить колоссальное число дружественных коммунистических войск во имя достижения собственных целей.

Однако такую цель Мао озвучить не мог, и ему пришлось поддержать план продвижения к Сычуани. 19 января 1935 года его войска вышли из Цзуньи и 22-го телеграфировали Чжан Готао, находившемуся на севере Сычуани, о том, что приближаются и ему следует двигаться на юг на соединение с ними. Однако Мао запрятал козырь в рукаве. Четыре дня спустя он настоял на том, чтобы Красная армия устроила засаду на преследовавший их вражеский отряд. Этот отряд был сформирован в Сычуани и славился своими боевыми качествами. Мао втайне рассчитал, что Красная армия потерпит поражение и тогда он сможет потребовать, чтобы его войска остались в Гуйчжоу, поскольку сычуаньский враг слишком силен.

Идея этой засады была абсурдной, так как вражеский отряд, избранный Мао Цзэдуном для атаки, не только не преграждал путь на Сычуань, а находился позади красных и даже их не трогал. На самом деле по плану, определяющему их целью Сычуань, особенно предписывалось «держаться подальше» от преследователей и «не связываться» с ними. Однако Мао умудрился добиться согласия Чжоу Эньлая, слово которого в военных решениях было главным, видимо угрожая Чжоу, что если тот не уступит, то разделит ответственность за гибель Советской республики в «резолюции» Ло Фу. Похоже, Чжоу смертельно боялся позора — и эту слабость Мао будет регулярно эксплуатировать в грядущие десятилетия.

28 января Мао приказал устроить засаду к востоку от местечка Тучэн, и исход стал катастрофическим для красных. Враг подтвердил свою страшную репутацию и быстро воспользовался преимуществом, разбив отряд, который Мао расположил спиной к бурной Красной реке (Хонгха), несущейся между отвесными скалами. Мао стоял на вершине в отдалении, наблюдая за истреблением своих солдат, и только в конце длившегося целый день кровавого сражения он разрешил отступить. Шел сильный ливень, и люди в панике, толкаясь, бросились к скользким горным тропинкам. Женщин и раненых оттеснили. Враг был так близко, что кто-то из преследователей одной рукой схватил рюкзак жены Чжу Дэ, а другой попытался вырвать ее оружие. Женщина бросила рюкзак и убежала. В Великом походе это было единственное сражение, когда армия и штаб так близко сошлись с врагом.

4 тысячи красноармейцев были убиты или ранены — 10 процентов от общего числа. Тучэн был самым страшным поражением Великого похода; таким он и запомнился очевидцам, но публично о нем даже не упоминали, ведь виноват был Мао, выбравший и место, и время сражения. За один день он понес больше потерь, чем в предыдущем, самом тяжелом инциденте — при реке Сян (чуть более 3 тысяч). По партийной версии, Мао спас Красную армию после Цзуньи. Истина диаметрально противоположна.

Коммунисты в полном беспорядке переправились через Красную реку на запад по спешно наведенным понтонам, бросив тяжелую артиллерию и медоборудование, в частности рентгенаппарат. Чжу Дэ с маузером в руке лично прикрывал отступление. Обычно невозмутимый, в тот день он сорвался и в ярости орал на своих офицеров. Измученным людям пришлось нести или тащить своих раненых товарищей на головокружительные вершины по крутым горным тропам. Толстый слой снега накрыл густые леса и долины. Воспоминания о морозе, голоде, изнеможении, крики раненых преследовали выживших еще долгие годы.

Именно такую трагедию и замыслил Мао, чтобы доказать: с жестокой и сильной сычуаньской армией лучше не связываться и нельзя идти в Сычуань, как предписывал первоначальный план. Но они уже пришли в юго-восточный район Сычуани, и многие понимали, что придется пробиваться на север.

Высшие военные командиры и даже старый приятель Мао Линь Бяо поддерживали продвижение в глубь Сычуани. Более того, все они очень переживали из-за того, что позволили Мао втянуть их в засаду у Тучэна. Когда Мао явился к Линь Бяо, чтобы оправдаться (и свалить вину на других), Линь, как заметил Браун, выглядел «крайне мрачным». Однако Мао при поддержке Ло Фу своего добился. Ло, как и Мао, хотел избежать — или оттянуть — соединение с войсками Чжан Готао, поскольку понимал, что слишком скорая встреча — серьезная угроза его недавно обретенному высшему партийному посту. 7 февраля 1935 года новое руководство во главе с Ло Фу объявило, что от первоначального плана — похода в Сычуань оно отказалось в пользу предложения Мао остаться в Гуйчжоу.

Коммунисты развернулись и снова переправились через Красную реку. Тысячи раненых были брошены в безлюдной местности на морозе практически без еды и медикаментов. Через несколько месяцев большинство из них были мертвы[38].

27 февраля армия Мао снова заняла Цзуньи. Чан хотел загнать красных в Сычуань и послал жестокого генерала с двумя дивизиями, чтобы отбить город, который еще и подверг бомбежкам. Красным удалось отбросить посланные войска. Мао пришел в восторг, особенно потому, что эти войска были отборными и победа позволяла ему остаться по меньшей мере на срок, достаточный для того, чтобы он и его марионетка Ло Фу консолидировали свою власть. Его радость по этому поводу вылилась в написание стихотворения:

Только сейчас Мао и Ло Фу сообщили армии, включая Чжан Готао, что Ло Фу — новый лидер партии, а Мао вошел в Секретариат.

Чжан Готао ничего не мог с этим поделать. Мао и Ло Фу нарочно дождались «победы», достигнутой под их руководством. Поскольку после их заявления открытых протестов не последовало, Ло Фу назначил Мао главнокомандующим фронтом; этот новый пост был создан специально для него и стал его первым официальным военным постом на два с половиной года.

По сути эта была пиррова победа. Пэн Дэхуай отметил «огромные потери» в своем корпусе. «Только в одном полку осталось… 50–60 человек на роту… Все полковые штабы и штаб корпуса опустели, словно всех смыло наводнением». Другой «глубоко озабоченный» старший офицер советовал: «У нас осталось мало войск; нам следует избегать жестоких сражений… Красная армия больше не может одерживать победы такой ценой».