Пэн был на пять лет моложе Мао и родился тоже в провинции Хунань, в одной из деревень родного района Мао. Впоследствии он станет первым министром обороны коммунистического Китая и одним из самых смелых и жестких критиков Мао — за что и заплатит долгой и мучительной смертью.
У Пэна были очень выразительные глаза и рот, казалось выражавшие вечную печаль. Он заботился о бедных и обиженных. Его детство, в отличие от детства большинства китайских коммунистов, прошло в бедности, что оставило неизгладимый отпечаток на его личности. После смерти матери Пэна его младший брат, которому исполнилось на тот момент всего восемь месяцев, умер от голода. Десятилетия спустя Пэн писал о своем детстве так: «В разгар зимы, когда другие люди надевали теплую одежду и обувь, мы с братьями ходили как дикари — в соломенных сандалиях на босу ногу и одежде из пальмовых листьев. Когда мне исполнилось десять лет, нам было вообще нечего есть. На Новый год, когда в домах богачей запускали фейерверки, у моей семьи не было ни единого зерна риса. И мы с братом впервые отправились просить милостыню».
Пэн описывал, как падал в голодные обмороки во время походов за милостыней. На следующий день он из гордости отказался идти попрошайничать, и вместо него младших братьев, самому маленькому из которых было три года, повела, ковыляя, бабушка, которой было в ту пору уже за семьдесят. По воспоминаниям Пэна, когда он смотрел, как они уходили по снегу, «острые ножи врезались в его сердце», и он отправился в горы, нарубил там дров и продал их за маленькую пачку соли. Рис, добытый милостыней, он вечером есть отказался, и вся семья плакала.
Когда Пэну исполнилось пятнадцать, лето выдалось засушливым, и вся деревня голодала. Пэн принял участие в попытке заставить богатого помещика поделиться рисом — он залез на крышу зернохранилища и снял черепицу, чтобы все могли видеть, что рис, которого, по словам помещика, у него не было, на самом деле лежит на месте. После этого полиция стала разыскивать Пэна, и ему пришлось бежать. В 1916 году он вступил в хунаньскую армию и вскоре стал офицером. Местные сановники иногда приглашали его на банкеты, где гостей развлекали совсем молоденькие девочки. Одна тринадцатилетняя девочка рассказала Пэну, что сутенер избил ее за то, что она отказывалась спать с офицерами. Пэн выкупил ей свободу и больше на банкеты не ходил. В коммунизме он увидел, по собственным словам, «шанс для бедных».
В 1928 году, вскоре после Нового года, Пэн тайно вступил в партию. В июле того же года он взбунтовался против националистов и увел с собой 800 человек. Партия приказала ему связаться с Мао, который в тот момент располагался неподалеку, на бандитской территории. Пэн прибыл туда в декабре 1928 года, как раз когда Мао готовился к отходу. Мао нужно было, чтобы кто-нибудь остался контролировать территорию вместо него, поскольку именно наличие базы было его основным активом.
Так что именно Пэна Мао заставил оборонять местность от наступающих правительственных войск — надо сказать, это было довольно рискованной задачей. После того как прибыла многочисленная правительственная армия, солдатам Пэна пришлось пробиваться из окружения по глубокому снегу, карабкаясь по отвесным скалам и проползая тропками, которыми до тех пор пользовались только дикие животные.
С тех пор Мао так и продолжал обращаться с Пэном как со своим подчиненным, а Пэн не возражал. Однако официальной санкции Шанхая такие отношения не получили, и мандат, выданный Мао, распространялся только на армию Чжу и Мао. В начале 1930 года, когда Москва и Шанхай занялись реорганизацией Красной армии в процессе подготовки к провозглашению коммунистического государства, армия Пэна, выросшая к тому времени до 15 тысяч человек — не меньше, чем было у Мао, — была объявлена независимой от последнего. Люди Пэна были прекрасными солдатами, патриотами своей армии. Партийный инспектор отчитывался перед Шанхаем, что в армии Пэна «высочайший боевой дух. Войска блестяще выполняют приказы, в них соблюдается строгая дисциплина, царит чувство товарищества, солдаты храбры… и всецело преданы лично Пэн Дэхуаю. Раненые, по выписке из тыловых госпиталей, всегда настаивают, чтобы их вернули именно в армию [Пэна]… Отсюда почти не дезертируют».
Мао определенно решил обрести власть над Пэном и его ударной силой. Именно поэтому он вдруг преисполнился желанием напасть на Наньчан. Именно там, а не южнее, где проходит граница между Цзянси и Фуцзянью, он оказался бы на сотни километров ближе к Пэну, совсем рядом. Мао тайно решил соединиться с армией Пэна и встать во главе объединенных сил.
Итак, Мао выступил на север, прикрываясь приказом партии идти на Наньчан. Но, добравшись в конце июля 1930 года до окраин Наньчана, он произвел по городу всего несколько выстрелов и повернул на Чанша, только что, 25 июля, занятый Пэном.
Чанша оказался единственной столицей провинции, которую красным удалось занять. Пэн удерживал его в течение одиннадцати дней, в течение которых разместил свой штаб в здании Американского библейского института и провозгласил там коммунистическое правительство. Военные успехи Пэна встревожили западные столицы, в первую очередь Вашингтон, который только тогда обратил внимание на китайских коммунистов, как на влиятельную политическую силу. Одной из причин тому, в частности, была смерть в бою матроса 1-го класса Сэмюэля Элкина, первого военнослужащего США, убитого в сражении с китайскими коммунистами. Он погиб 4 июля в ходе артиллерийского обстрела войсками Пэна американского корабля «Гуам» на реке Сян. Именно орудийный обстрел с кораблей четырех иностранных держав, в первую очередь — американского корабля «Палое», сыграл решающую роль в том, что 6 августа Пэну все же пришлось покинуть город.
В середине августа Пэн неожиданно получил письмо, извещающее его о том, что к нему «на помощь» движется Мао. Одновременно с этим 19 августа Мао пишет в Шанхай, сообщая, что вынужден отказаться от атаки Наньчана ввиду острой необходимости идти на выручку Пэну, причем утверждалось, что у Пэна большие проблемы — «он несет значительные потери». Пэн сухо ответил Мао, что никаких проблем у него нет и никакая помощь ему не требуется, но Мао не так-то просто было сбить с цели — в ответ он вежливо попросил самого Пэна прийти ему на помощь в атаке на расположенный между ними город Юнхэ в 100 километрах к востоку от Чанша.
Когда встреча двух подразделений состоялась 23 августа 1930 года, Мао объявил об официальном слиянии армий в одну, под его собственным командованием. Пэну же была оставлена лишь должность помощника военного командира в подчинении у ЧжуДэ. Перед Шанхаем и Москвой Мао попытался замаскировать свои действия тем, что якобы слияние армий было необходимо для повторной атаки Чанша — против чего возражали и Пэн и ЧжуДэ, понимая, что шансов на успех у такого предприятия нет, поскольку эффект внезапности, позволивший Пэну один раз уже занять город, утерян.
Но Мао продолжал настаивать, убеждая Шанхай, что объединенная таким образом армия легко сможет «занять Чанша… за ним — Ухань… что послужит толчком к всекитайскому восстанию». Мао очень старался ввести Шанхай в заблуждение, уверяя, что захват Уханя неминуем, а вместе с ним и учреждение коммунистического правительства. «Пожалуйста, пусть Центр отдаст приказ захватить Ухань, — писал Мао в своей привычно подхалимской манере, — и начать подготовку к формированию правительства…» На самом деле Мао, конечно, не собирался и близко подходить ни к какому Уханю.
Понимал Мао, что и Чанша ему не взять. Однако, в целях укрепления власти над армией Пэна, приказ о штурме Чанша все же был отдан. В результате, как гласил доклад в Москву, имели место «тяжелые потери». Естественно, несли эти потери в первую очередь подразделения Пэна, поскольку свои части непосредственно на штурм Чанша Мао не бросал, в то время как Пэн честно выполнял приказ. Гайлис, начальник второго отдела Разведупра, находясь в Китае, писал в Москву, что Мао просто «смотрел».
