Состязаться с таким террором прежним бандитам было не под силу. Юань и Цзо подчинились Мао и вошли вместе со своими людьми в состав его войска в качестве одного из полков. Мао оказался куда большим бандитом, чем они сами.
Добравшись до бандитской территории, Мао выслал курьера в Чанша, в штаб партии. Контакт был установлен в течение нескольких дней, в октябре 1927 года, к тому времени, как в Шанхай поступили доклады о событиях, связанных с восстанием «Осеннего урожая». Выплыл наружу факт того, что Мао отменил все предприятие и сбежал вместе с войсками без разрешения. Мао вместе с остальными фигурантами дела вызвали в Шанхай для объяснений, но Мао проигнорировал вызов и, как следствие, 14 ноября был смещен со всех партийных постов.
Партия всерьез решила избавиться от него. 31 декабря из Шанхая в Хунань пришла депеша о том, что Центр постановил: «Армия, возглавляемая товарищем Мао Цзэдуном… совершила чрезвычайно серьезные политические ошибки. Центр приказывает [вам] отправить туда товарища высокого ранга с постановлением [об исключении Мао]… созвать совещание армейских товарищей… и реформировать партийную организацию на месте». Ясно понимая, что от Мао можно ждать неприятностей, руководство добавило: «Представителем партии для данной цели следует назначить храброго и хитрого товарища».
Личного магнетизма Мао явно недоставало, и знамя партии было необходимо ему как воздух. Он понял одно: никто из его людей не должен узнать о принятом Центром решении.
Неделю спустя после того, как пришел приказ из Шанхая, весь Хунаньский комитет был с подозрительной легкостью арестован националистами. Люди Мао так и не узнали, что партия лишила его мандата. Лишь в марте 1928 года в стане Мао появился первый посланник партии с известием о лишении местного владыки партийной власти. Однако и тут Мао сумел перехитрить партию — он создал у эмиссара впечатление, что лично объявить о смещении Мао достаточно лишь горстке предварительно отобранных лакеев последнего, и тут же притворился, что покорно сдает бразды партийного правления одному из своих подчиненных, по сути марионетке. Себе же Мао присвоил новое звание — командир дивизии, с которым и продолжил далее контролировать положение дел.
Бандитские земли оказались идеальной базой, еды здесь было вдоволь. Горы, хоть и невысокие, всего 995 метров, были круты и представляли собой прекрасное убежище. Обрывы чередовались там с густыми еловыми и бамбуковыми лесами, постоянно покрытыми туманом, кишащими обезьянами, дикими кабанами, тиграми и всевозможными ядовитыми змеями. Этот край легко было оборонять, но не менее легко было и бежать оттуда в случае необходимости по тайным проходам, ведущим в обе провинции, узким тропинкам, покрытым буйной растительностью, так что чужие никогда не смогли бы их найти. В общем, горная местность представляла собой рай для бандитов.
Мао и его бандиты существовали за счет разбойничьих набегов на соседние провинции, а иногда и на более удаленные территории. Сами бандиты именовали свои вылазки гордым названием «да тухао» — «сокрушение тиранов земли». На самом деле грабили всех без разбора. Мао учил своих солдат: «Если народ не понимает, кто такие «тираны земли», объясняйте, что это денежные, богатые люди». Слово «богатые» можно было понимать как угодно — зачастую таковыми признавали обладателей дюжины литров растительного масла или нескольких кур. «Сокрушение» трактовалось не менее вольно, означая где грабеж, а где и убийство.
Эти набеги получили широкое освещение в прессе, и именно здесь Мао обрел свой авторитет крупного, независимого бандитского вожака.
У местных жителей его бандитская деятельность особой поддержки не получила. Один из красных солдат вспоминал позже, как трудно было уговорить население выдать местных богатеев, или присоединиться к грабежу, или даже просто принять участие в дележе награбленного. Другой так описывает произошедшее одной из тех ночей: «Обычно мы окружали дом тирана земли, сначала ловили его самого, а потом принимались за конфискацию имущества. Но в этот раз стоило нам только вломиться, как внезапно зазвучали гонги… и появилось несколько сотен врагов [деревенских жителей]… Они взяли в плен около сорока наших людей и заперли их в местном святилище… Их связывали и избивали, женщины топтали их ногами. Потом на них поставили бочки с зерном, а сверху еще придавили большими камнями. Их подвергли жестоким пыткам…»
Мао прикрывался идеологическими мотивами — борьбой с классами эксплуататоров, но тот факт, что организуемые им набеги ничем не отличались от бандитских налетов, был постоянной причиной недовольства в рядах бойцов, особенно командиров. В декабре 1927 года верховный командующий Чэнь Хао попытался во время одной из разбойничьих экспедиций увести войска. Мао тут же бросился на место событий вместе с отрядом своих сторонников, арестовал Чэня и впоследствии показательно казнил перед строем. Мао чуть было не потерял армию: всего несколько месяцев спустя после того, как он овладел войском, все старшие офицеры сбежали от него.
Уступая пожеланиям солдат принимать участие в разработке набегов, Мао создал солдатские комитеты, а одновременно с этим систему тайных партийных ячеек, которые подчинялись только самому Мао, как партийному лидеру. Даже офицеры, занимавшие высшие командные должности, не знали, кто является партийцем, а кто нет. Таким образом, Мао стал использовать не только коммунистические лозунги, но и коммунистическую систему управления и контроля.
Однако, несмотря на все это, хватка его оставалась далеко не железной, и сам он особой популярности не приобрел, а значит — не ослаблял бдительности в отношении личной безопасности. Именно тогда он впервые начал строить свою грозную, хоть и подчас невидимую, систему. Для начала он набрал около сотни человек личной охраны, и это количество постоянно росло. Он выбрал несколько домов в разных частях бандитской территории и снабдил их всем необходимым. У каждого дома имелся потайной выход, например дыра в стене — ход, ведущий в горы. И позже, во времена Великого похода, Мао останавливался только в тех домах, где был потайной выход для безопасного бегства.
Мао жил стильно. Одна из его резиденций, Восьмиугольный павильон, была особенно примечательна с архитектурной точки зрения. Потолок просторной главной части, открывающейся в широкий двор на берегу реки, состоял из трех слоев восьмиугольных деревянных панелей, сходящихся по спирали к небольшой стеклянной крыше. Раньше этот дом принадлежал местному врачу, которому теперь пришлось переселиться в угол двора, но дозволено было продолжать практику — ведь у самого Мао постоянно что-нибудь болело.
Еще один из домов Мао, расположенный в крупном городе Лунши, тоже принадлежал раньше врачу и тоже был великолепен. Его странная красота отражала былое процветание города. Этот огромный дом наполовину представлял собой европейскую каменную виллу, с изящной крытой галереей над рядом римских арок, а наполовину — кирпично-деревянный китайский дом, с рядами загнутых кверху карнизов и окон с искусными решетками. Из одной части в другую вела изысканная восьмиугольная дверь.
Настоящим штабом Мао в Лунши был роскошный двухэтажный дом, занимавший 2 тысячи квадратных метров земли, где когда-то, до появления Мао, размещалась лучшая школа трех провинций. Весь верхний этаж здания был с трех сторон открыт, и оттуда открывался вид на реку и облака. Так было сделано для того, чтобы в жаркие летние дни учеников мог обдувать ветерок. Заняв это здание, Мао положил начало новой традиции. С тех пор, где бы он ни появлялся, обосновывался всегда в школах, местных храмах или католических церквях (в удаленных сельских районах Китая обычно это были самые прочные здания). Это были не только самые лучшие здания, но и единственные достаточно вместительные для проведения собраний. Разумеется, все школьные занятия на этом прекращались.
За весь пятнадцатимесячный период своего пребывания на бандитской территории Мао лишь трижды поднимался в горы, общим сроком менее чем на месяц. Да и то особыми лишениями эти походы отмечены не были. Когда он ездил на встречу с бандитским вожаком Цзо, то размещался в прекрасном белом доме, ранее принадлежавшем кантонскому лесоторговцу. Мао щедро развлекали, в его честь закалывали сзиней и баранов.
