Когда в 1966 году Мао начал «культурную революцию», он прибег к всевозможным уловкам, чтобы удержать Дэна рядом, но у него это не получилось. Дэна заклеймили, как «второго по величине «идущего по капиталистическому пути» после Лю, и посадили под домашний арест в 1967 году, а его детей и мачеху выгнали из их дома. Его заставляли присутствовать на собраниях для порицания, хотя и не подвергали таким физическим унижениям, как Лю. Мао тщательно отмерял наказания своим врагам. Он не питал к Дэну такой ненависти, какую испытывал к Лю, и потому приказал, чтобы Дэна «порицали… но отделяли от Лю». В отличие от Лю Дэна не разлучали с женой, которая была с ним — и, возможно, помогла выжить.
Но даже «более хорошее» обращение Мао было адом. В мае 1968 года старший сын и дочь Дэна были с завязанными глазами доставлены в Пекинский университет, где им приказали «разоблачить» отца. Более шестидесяти человек, заключенных там, покончили с собой или были замучены до смерти. Двадцатичетырехлетний сын Дэна, Пуфаи, вскоре выбросился из окна и был необратимо парализован ниже грудной клетки. Дэну и его жене рассказали об этом только через год, когда им разрешили ненадолго повидаться с остальными детьми, прежде чем выслать из Пекина в октябре 1969 года. В изгнании Дэн работал в цеху тракторного завода в провинции Цзянси и жил под домашним арестом, с вооруженной охраной.
Госпожа Дэн много дней плакала, узнав про Пуфана. Позднее она сказала мачехе Дэна, что чуть не потеряла волю к жизни. Дэну не разрешили увидеться с парализованным сыном, и он был глубоко потрясен тем, что произошло с его детьми. Один раз, когда его младший сын, пришедший голодный и в лохмотьях, был вынужден отправиться в свое место ссылки, Дэн рухнул на пол в цеху. В июне 1971 года, когда приехал парализованный Пуфан, Дэн был потрясен. Прежде его сын был жизнерадостным молодым человеком. Дэн преданно ухаживал за Пуфаном, помогая ему переворачиваться каждые два часа, чтобы избежать пролежней, а это было нелегким делом (Пуфан был крупным). Он протирал ему тело по нескольку раз в день, потому что климат в Цзянси жаркий и влажный.
Позже Дэн говорил, что годы «культурной революции» были самым тяжелым периодом его жизни. Напряжение не оставляло его и во сне. Как-то ночью он криком разбудил весь дом: ему приснился кошмар. Но эти годы помогли ему переосмыслить ту систему, которую КПК установила в Китае. В результате он отвернулся от основ маоизма и сталинизма и после смерти Мао изменил курс развития Китая. В изгнании Дэн держал рот на замке, старался сохранить здоровье и ждал возможности вернуться в центр политики.
Спустя два года, в сентябре 1971 года, появился луч надежды. Сын Дэна, Пуфан, оказался электронным гением и сделал радиоприемник, который ловил передачи на коротких волнах. Он сделал это с молчаливого согласия родителей, хотя слушание иностранных радиостанций наказывалось тюремным заключением (и, более того, его отец сам помогал в его изготовлении). Именно из этих иностранных передач супруги Дэн впервые сделали вывод, что Линь Бяо умер.
Режим тщательно контролировал поток информации о смерти Линя. Дэн услышал эту новость официально спустя два месяца, когда некий документ был зачитан рабочим на его тракторном заводе. В этом документе упоминались преступления Линя, «преследовавшего товарищей-ветеранов». Чиновник, который вел собрание, сказал: «Председатель Мао никогда не допустил бы гибели старых кадров» (то есть как это сделал Линь). И, повернувшись к Дэну, добавил: «Старик Дэн сидит здесь, он может за это поручиться. Старик Дэн, разве это не так?» Дэн флегматично отверг предложение объявить о невиновности Мао: он сохранил полное молчание, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
Когда Дэн в тот день вернулся домой, он позволил себе выказать возбуждение и открыто осудить Линя, что для него означало дать себе волю, поскольку в семье он о политике никогда не говорил. Спустя два дня он написал Мао впервые за время после своего падения, со времени которого прошло уже пять лет, и попросил работы. Он почувствовал, что, лишившись своей главной опоры, Мао, может быть, будет вынужден отменить «культурную революцию».
Ответа от Мао не было. Восстановить в должности человека, которого он публично осудил, как «второго по величине «идущего по капиталистическому пути», означало бы признать свое поражение. Даже когда в мае 1972 года Чжоу Эньлаю поставили диагноз «рак» и у Мао не осталось никого равного Дэну, чтобы управлять его огромным царством, он все равно не пожелал вызвать Дэна.
Вместо этого Мао повысил Ван Хунвэня, бывшего вождя цзаофаней в Шанхае, который был типичным продуктом «культурной революции». Ван был безликим благообразным тридцатисемилетним мужчиной, который до чистки работал охранником на текстильной фабрике. Он был умен и, как многие лидеры цзаофаней, умел добиваться преданности бунтарей. Мао вывез его в Пекин, начал обучать и спустя годы, в августе 1973 года, сделал его своим третьим лицом после Чжоу.
Но его протеже не сумел заменить Чжоу, особенно в том, что касалось общения с иностранцами. Посол Австралии Стивен Фицджеральд, который встретил его вместе с Мао в ноябре 1973 года, отметил, что он был крайне неуверен в себе и не произнес ни слова за все время встречи, за исключением последних минут. Австралийский премьер-министр Уитлем упомянул коммунистическое «восстание Наньчана» 1927 года и заметил, что этот сравнительно молодой мужчина в тот момент еще не родился. Когда встреча закончилась, протеже нервно пропищал: «Премьер-министр, вы сказали, что во время Наньчанского восстания я еще не родился. Но я давно делаю революцию». Это было его единственным вкладом в беседу.
Мао чувствовал, что ему нужен запасной игрок. И когда в феврале 1973 года состояние Чжоу ухудшилось, Мао распорядился привезти Дэна в Пекин. Его сделали вице-премьером, поручив главным образом прием иностранных государственных деятелей. Хотя у Дэна не было лоска Чжоу и во время встреч он постоянно вступал в перебранку, что выводило из равновесия многих его собеседников, он обладал представительностью.
Ближе к концу того же года состояние Чжоу резко ухудшилось, и Мао принял важное решение: он поручил Дэну возглавить армию (для чего Дэна вернули в Политбюро). Дэн был единственным человеком, который мог гарантировать стабильность военных, среди которых влияние протеже Мао было нулевым. Маршал Е, которого Мао поставил во главе армии после смерти Линь Бяо, не имел необходимого веса.
Давать Дэну столько власти было риском, но он оказался оправданным. Дэн не пытался выступить лично против Мао, пока тот был жив, и настоял на том, чтобы лично Мао не осуждали, хотя и отверг затем почти все основы наследия Мао.
Как только Дэн пришел к власти, он начал проталкивать свою собственную программу. Главным образом это был отказ от «культурной революции». Он попытался реабилитировать и дать работу другим кадрам, подвергавшимся чистке, возродить какие-то элементы культуры и поднять уровень жизни, но эти стремления были осуждены, как «ревизионистские». Мао считал «культурную революцию» своим величайшим достижением с момента прихода к власти в 1949 году и, чтобы противостоять Дэну, оставил на местах четырех «цепных псов» «культурной революции»: госпожу Мао, Чжана Кобру, главу средств массовой информации Яо и своего протеже Вана — группу, которую сам Мао прозвал «Бандой четырех». (Кан Шэн к этому моменту уже не работал из-за своего заболевания, и ему предстояло умереть в 1975 году.) Это была личная группа Мао, которая выражала его истинную политику.
* * *
В свою очередь, вскоре после возвращения в Пекин весной 1973 года Дэн создал свою собственную контргруппировку вместе с главой армии маршалом Е и премьером Чжоу Эньлаем. Из этих троих Дэн и Е подвергались чистке, тогда как Чжоу сотрудничал с Мао. Чжоу даже изменил название своего дома на «Двор, тянущийся к Солнцу» (то есть к Мао). По слову Мао Чжоу отправлял на смерть любого. Единственная приемная дочь Чжоу Сунь Вэйши была посажена в тюрьму, потому что была одной из лучших переводчиц с русского и встречалась со многими русскими руководителями, включая Сталина, и потому Мао подозревал ее, как подозревал всех, кто имел подобные связи. Госпожа Мао тоже ее ненавидела, потому что Вэйши была очень красива и Мао когда-то ею увлекался. Чжоу, которого считали в нее влюбленным, не пошевелил и пальцем, чтобы ее спасти. Она умерла в тюрьме, а он держался на позорном расстоянии от нее даже после ее смерти.