Пекин немедленно объявил, что тайваньские агенты подложили на борт самолета бомбу, а Чжоу Эньлай предоставил британским властям имена людей, удаление которых из Гонконга Пекин считал бы желательным для себя. Британцы пошли им навстречу и в течение следующего года выслали более сорока ключевых агентов Гоминьдана, включенных в список Чжоу, хотя было достаточно доказательств, чтобы обвинить любого из них в этом преступлении в суде. Эти действия вывели из строя большую часть сети Чан Кайши в Гонконге. Причем это все произошло после того, как Пекин смог провести ряд тайных сделок, касавшихся его ядерной программы, через колонию. Только за одну партию товара из Западной Европы пришлось заплатить 150 тонн золота.

Когда началась «культурная революция» и Мао начал усиленно пропагандировать свой образ как вождя мировой революции, он захотел показать всему миру, что является истинным хозяином колонии. Он решил «поставить британцев на колени» и публично предложил им «безоговорочную капитуляцию», как говорили китайские дипломаты на домашних встречах. Единственный способ для этого заключался в том, чтобы представить британцев в невыгодном свете, а для этого надо было организовать провокацию, направленную против китайцев.

Поэтому Пекин ухватился за трудовой спор, разгоревшийся в мае 1967 года, и убеждал гонконгских радикалов перейти к насильственным действиям, демонстративно нарушая закон. Чтобы подстегнуть их, Пекин публично заявил, что может вернуть себе колонию до истечения срока арендного договора в 1997 году, и местным активистам давали понять, что именно это было истинным намерением Пекина.

Свою истинную позицию Мао по секрету сообщил Чжоу Эньлаю: «В Гонконге все останется по-прежнему» — то есть он останется под британским управлением. Чжоу должен был вызвать всплеск насилия, но не масштабного, чтобы начались репрессии со стороны британских властей и затем им пришлось извиняться. В противном случае «могла возникнуть необходимость вернуть Гонконг раньше намеченного срока», что, как Чжоу говорил в конфиденциальных беседах, Пекину крайне невыгодно.

Во время последовавших беспорядков гонконгская полиция убила нескольких демонстрантов, но число смертельных случаев никак нельзя было назвать резней, и колониальные власти отказались извиняться. Тогда Пекин начал подстрекать гонконгских радикалов убивать полицейских. «Сделайте с ними [с полицией] то же, что они сделали с вами, — убеждала их газета «Жэньминь жибао». — Те, кто убивает, должны заплатить за это своей жизнью». Поскольку гонконгские мятежники оказались не способны убить полицейских, Чжоу пришлось засылать в колонию солдат. Они тайно пересекли границу 8 июля, переодевшись в штатское, и застрелили пять полицейских. Чжоу выразил свое удовлетворение результатом, но наложил вето на дальнейшее проведение операции. В случае развития ситуации участие Пекина стало бы очевидным. Взамен Пекин способствовал проведению террористической кампании с использованием бомб: за следующие два месяца произошло около 160 взрывов, некоторые из которых закончились гибелью людей.

Но британцы не стали отвечать насилием на насилие и сосредоточили свои усилия на арестах активистов, которые проводились без шума по ночам. Надежда Мао на то, что он заставит Великобританию извиняться, оказалась тщетной. От огорчения он вновь обратился к давно испытанным хулиганским методам. 22 августа толпа из более чем 10 тысяч человек штурмовала британскую миссию в Пекине, заперев ее сотрудников внутри. Хулиганы чуть не сожгли дипломатов живьем и подвергли женщин грязным сексуальным домогательствам.

Миссии десятка других стран также испытали на себе гнев Мао. В 1967 году насильственные акции были предприняты против советского посольства, за ним последовали посольства Индонезии, Индии, Бирмы и Монголии. Эти нападения осуществлялись с официальной санкции: сотрудники министерства иностранных дел сообщали толпе, на какое посольство следует нападать и какие насильственные действия при этом следует предпринять. «Наказания» исходили от миллионных демонстраций, осаждавших посольства. Они несли гигантские портреты Мао, выкрикивали оскорбления через громкоговорители, врывались на территорию миссий, поджигая там автомобили, хватая дипломатов и их жен, терроризируя детей и вопя при этом лозунг «Избить до смерти, избить до смерти».

Эти меры были предприняты даже по отношению к Северной Корее, поскольку Ким Ир Сен отказался принимать опеку Мао. Мао в течение многих лет пытался ниспровергнуть Кима, перед которым когда-то вынужден был извиниться. На совещании руководителей коммунистических партий на высшем уровне, проходившем в Москве в ноябре 1957 года, он предостерег Кима от «подкладывания бобов» другим коммунистическим лидерам. Согласно официальному корейскому сообщению, зачитанному на большом митинге в Пхеньяне, Мао «неоднократно приносил извинения [Киму] за необоснованное вмешательство Китайской коммунистической партии в дела корейской [партии]». Ким ухватился за возможность уменьшить влияние Мао в Корее и потребовал вывода всех китайских войск, которые еще находились там. Мао был вынужден согласиться.

Но Мао не уступил. В январе 1967 года Кан Шэн, отвечавший за тайные операции за границей, сказал албанцам: «Ким Ир Сен должен быть свергнут, для того чтобы ситуация в Корее изменилась». Оказавшись неспособным выполнить это желание, Мао натравил на корейское посольство толпу, которая осуждала «жирного Кима». Ким принял ответные меры, переименовав площадь Мао Цзэдуна в Пхеньяне, закрыл залы в корейском военном музее, в которых освещалась роль Китая в недавней войне между Севером и Югом, перестроил мемориал советским и китайским воинам в Пхеньяне, а также занял позицию ближе к СССР.

К концу сентября 1967 года Китай оказался втянутым в конфликт с большинством из сорока восьми стран, с которыми имел дипломатические отношения на разном уровне. Многие из этих стран понизили уровень своего представительства, некоторые совсем закрыли посольства. Во время празднования дня образования КНР в том году на площади Тяньаньмынь иностранных делегатов почти не было видно[146]. Позже Мао возложил ответственность за эти погромы на крайне левых. Правда же заключается в том, что внешняя политика Китая всегда находилась под его контролем.

К концу 1960-х годов самовосхваление Мао продолжалось уже в течение десятилетия, и его образ стал очень популярным за границами Китая. На Западе многие были просто загипнотизированы им. «Маленькую красную книгу» изучали интеллектуалы и студенты. Мао называли философом. Влиятельный французский писатель Жан-Поль Сартр восхвалял «революционное насилие» Мао как «глубоко моральное».

Но было очевидно, что общее восхищение не превратилось в нечто конкретное. Все маоистские партии на Западе, даже самая крупная в Португалии, имели крошечную поддержку. Большинство западных маоистов были фантазерами или нахлебниками. Они не имели никакого желания проводить решительные действия, и не только потому, что это было чревато физическими лишениями или просто опасно. Когда в Западной Европе в 1968 году начались крупномасштабные студенческие волнения, Мао приветствовал их как «новое явление в европейской истории» и отправил европейских маоистов, которые обучались в Китае диверсионному делу, домой, чтобы они начали действовать. Но они не провели ни одной значительной акции.

Маоистские группы не достигли больших успехов и в странах третьего мира. Африка, когда-то подававшая большие надежды, полностью разочаровала. Один китайский дипломат выразил это так:

Как заметил один китайский дипломат, африканские радикалы с удовольствием брали деньги Мао и при этом широко улыбались, но его инструкции не доходили до их ушей. Несколько лет спустя при встрече с одним из глав африканских государств, президентом Заира Мобуту, Мао признал свое поражение. Он начал встречу с ним с остроты: «Это действительно вы, Мобуту? Я потратил много денег, чтобы свергнуть вас и даже убить. Но вы здесь… Мы дали вашим противникам деньги и оружие, но они не могли сражаться и победить. Что я могу сделать в таком случае?»